Король зимы - Корнуэлл Бернард

Епископ Бедвин послал своих самых быстрых вестников на юг Арморики, чтобы призвать Артура, а медленных посланцев отправил на север, в Силурию, – рассказать Гундлеусу, что королевство его приемного сына нуждается в защитнике, и напомнить о данной Утеру клятве.

Костер Утера горел три ночи. И только после этого пламени позволили угаснуть. Но огненные языки еще долго лизали пепелище, потому что с Западного моря налетела мощная буря и ветер раздувал и раздувал костер. Густые облака заволокли небо. Молнии боронили землю, и сильные струи дождя косили едва возросшие колосья. Все мы в Инис-Видрине попрятались в хижины и со страхом слушали рычание грома и барабанную дробь дождя по тростниковым крышам.

Невзирая на ураганный ветер, бурю и ливень, в знак того, что Мордред стал теперь королем Думнонии, над его домом водрузили знамя королевства с драконом, вышитым красной шерстью по белому полотну. Квадратное знамя это было растянуто на ивовых прутьях и прикреплено к длинной палке из вяза. На самом деле Мордред не был еще настоящим королем и не мог стать им, пока его не отвезут в Кар-Кадарн, а там мечом и приветственными криками не коронуют над королевским камнем.

Первые дурные вести пришли с севера. Горфиддид Повисский, прослышав о смерти верховного короля, послал своих копьеносцев напасть на Гвент. Люди Повиса жгли, грабили и захватывали пленников в сердце земли Тевдрика. Агрикола по мере сил отражал атаки, но в союз с Горфиддидом вступили саксы и тоже привели свои военные отряды в Гвент. Овейн, который должен был сопровождать Норвенну и младенца на юг, в Дурноварию, вместо этого повел своих воинов на север помогать королю Тевдрику. А Лигессак, бывший начальник стражи Мордреда, настоял, чтобы Норвенна осталась на Торе, в защищенном земляным валом Инис-Видрине.

Гундлеус Силурский заявил, что берет сторону Тевдрика и придет на юг, чтобы защитить свою молодую жену и королевского сына. Мы ждали. День и ночь люди следили за дальними холмами, не зная, чьи сигнальные огни они увидят – спасителей или врагов? Норвенна, хотя и вынуждена была оставаться на языческом Торе, казалась спокойной и веселой: ее сын – король, и пока ему ничто не угрожает. Рыжеволосый малыш Мордред был мрачным, упрямым ребенком, но в те тихие летние дни тоже выглядел довольным и счастливым. Он ползал голышом на солнце, и все могли видеть, как искалечена его левая ступня, напоминавшая сжатый кулак. Но в остальном он был сильным и здоровым, взращиваемый на молоке кормилицы Раллы и любви своей матери.

Пришли известия, что Гундлеус Силурский уже на пути к нам и готов забрать свою молодую жену и ее драгоценного сына. Настало время, будто бы сказал Гундлеус, провозгласить Мордреда королем в Кар-Кадарне.

– Скажи Бедвину, – приказала гонцу обрадованная Норвенна, – что мы провозгласим Мордреда до сбора урожая. И пусть Бог ускорит бег твоего коня.

Она властно запретила Моргане и Нимуэ ехать в Кар-Кадарн, потому что, заявила королева, Думнония будет христианским королевством и языческих ведьм станут теперь держать вдали от трона и ее властительного сына. Обе женщины восприняли запрет на удивление спокойно. Моргана просто пожала плечами. Но этим же вечером на закате она принесла в комнату Мерлина бронзовый котел и там уединилась вместе с Нимуэ. Они не любили друг друга и все же теперь заперлись вместе. Я подозревал, что только дело страшной важности могло быть причиной такого примирения. А Норвенна была безмятежно счастливой. Мы никогда не видели ее столь радостной, эту христианку в сердце языческого дома Мерлина.

Но явились Моргана и Нимуэ. Они с надлежащей скромностью преклонили колени перед сидящей Норвенной. Потом Моргана заявила, что гонец Гундлеуса лгал. Она и Нимуэ, сказала Моргана, заглядывали в котел и видели правду, отраженную в водяном зеркале. Победы на севере не было, и все должны быть готовы покинуть Тор, как только начнет светать, – надо искать спасения на юге, в глубине Думнонии. Норвенна молча слушала мрачное пророчество и вдруг начала плакать, бурные слезы неожиданно вызвали взрыв гнева.

– Ты просто уродливая, изувеченная ведьма! – завопила она на Моргану. – Хочешь, чтобы твой брат-бастард, безродный Артур, был королем! Не будет этого! Мой ребенок – король!

– Высокородная леди… – попыталась вмешаться Нимуэ.

– Ты – никто! – дико вскричала Норвенна. – Уходите! Обе!

Она буквально выплескивала свою ненависть на Нимуэ и Моргану, истерически стуча по столу кулаком.

На следующее утро как бы подтвердилась правота Норвенны. На северных склонах не было никаких сигнальных огней, предупреждающих об опасности. И этот день был особенно красив. Земля была отяжелена рожденными ею плодами. Холмы затуманены дремотным теплом, а небо почти безоблачно. В зарослях колючих кустарников у подножия Тора цвели маки и васильки, а в теплых воздушных потоках парили белые бабочки.

Норвенна пела утренние молитвы с приходящими монахами, а потом объявила, что уезжает с Тора и будет ждать своего мужа в кельях пилигримов в храме священного терновника.

– Я слишком долго жила среди грешников, – заявила она.

И тогда-то с восточной стены раздался предупреждающий крик стражника:

– Всадники!

Норвенна побежала к забору – там уже собралась толпа, глазевшая на отряд всадников, скакавших по земляному мосту, который вел с римской дороги к зеленеющим холмам Инис-Видрина. Лигессак, начальник стражи Мордреда, казалось, заранее знал, кто приближается к нашим стенам, и потому не раздумывая приказал своим людям пропустить подъезжавший отряд. Всадники пришпорили коней. Они приближались к нам под знаменем с ярко-алой мордой лисы. Это был сам Гундлеус, и Норвенна, увидев своего мужа, радостно засмеялась.

– Ты видишь? – обернулась она к Моргане. – Твой котел лгал.

Мордред, взбудораженный этой суматохой, начал плакать, и Норвенна резко приказала Ралле взять его на руки. Затем она потребовала, чтобы принесли ее лучший плащ, а на голову надели золотой обруч. Теперь, принаряженная, королева ждала своего короля перед дверьми дома Мерлина.

Лигессак открыл ворота в земляном валу Тора. Слабосильная стража Друидана кое-как выстроилась в неровную линию, а бедный безумный Пеллинор пронзительно кричал и метался в своей клетке. Нимуэ побежала к комнатам Мерлина, а я отправился за Хьюэлом, управляющим Мерлина, который спешил поприветствовать короля. Этот одноногий старик с огромным мечом на боку всматривался в приближавшихся всадников и вдруг нахмурился, увидав в их рядах друида Танабурса.

– Я думал, Гундлеус отказался от старой веры, – пробурчал он.

– А я думал, он отказался от Лэдвис! – хихикнул писец Гудован. Он кивнул в сторону силуров, карабкавшихся по крутой узкой тропе Тора. – Видите?

Я действительно разглядел среди мужчин в кожаных доспехах женщину. Она была в мужском наряде и даже с мечом в руке, но на ветру свободно развевались ее длинные черные волосы. Гудован снова хихикнул:

– Нашей маленькой королеве придется как следует постараться, чтобы перебороть это отродье сатаны.

– Кто сатана? – наивно спросил я и тут же получил здоровенный пинок от Гудована.

Хьюэл все еще хмурился, глядя на силурских воинов, преодолевавших последние каменные ступени, и рука его сжимала рукоять меча. Вдруг, будто какая-то неведомая сила толкнула его, он подался вперед и закричал:

– Лигессак! Закрой ворота! Закрой! Сейчас же!

Лигессак приложил руку к уху, будто не расслышал слова Хьюэла, и вопросительно взглянул на Норвенну.

– Это мой муж, – проговорила королева. – Муж, а не враг. Оставь ворота открытыми, – властно приказала она Лигессаку.

Тот почтительно поклонился.

Хьюэл с проклятиями, постукивая костылем, заковылял к хижине Морганы, а я остался на месте и с любопытством глазел на эти залитые солнцем ворота. Хьюэл исчез в хижине Морганы, а оттуда выбежала Себила с завернутым в золотое покрывало Мордредом на руках и встала рядом с Норвенной. Молодая королева была озадачена тем, что ребенка держит сакская рабыня, а не Ралла, но времени выспрашивать у нее не было. Король уже находился рядом.