Карибский реквием - Брижит Обер

Но…

Но было во всем этом деле что-то не совсем ясное, что Даг смог учуять своим собачьим нюхом, какой-то едва уловимый гнилостный запашок: здесь попахивало обманом и жульничеством. В старых шкафах, как и положено, таились старые скелеты, но здесь было что-то другое. Словно в картинах, где под недавно положенным слоем живописи скрывается настоящее полотно. Кое-кто попытался изобразить красивую историю, но…

Но… в анонимном письме говорилось об убийстве, и дотошный ассистент патологоанатома высказал ту же гипотезу.

Но… получательница письма и дотошный ассистент умерли в один короткий промежуток времени. И что из того?

Даг покачал головой. Прежде всего душ, затем Родригес, потом Лонге. Тогда и только тогда наступит время для гипотез.

Стоя под душем с куском мыла в руке, он вдруг застыл. Как эти шестерки Вурта смогли его отыскать? Выходит, они следили за ним с самого начала? И он этого даже не заметил? «Похоже, ты уже никуда не годишься, приятель, – сказал он себе, растирая грудь. – Ты становишься старым и тупым».

Но тот самый, едва уловимый гнилостный запашок по-прежнему преследовал его.

Он быстро оделся, решил, что надевать куртку не станет, потому что слишком жарко, а это значит, что оружие положить будет некуда. Во всяком случае, шестое чувство подсказывало, что Вурт теперь десять раз подумает, прежде чем подсылать к нему другую команду. Почувствовав голод, он спустился позавтракать. Терраса была почти пуста, только влюбленная пара, что-то мурлыкавшая по-немецки, и светлокожая мать семейства, в черных очках, с двумя мальчишками, которые постоянно переругивались. Прежде чем сесть за столик, Даг вежливо поприветствовал ее, и женщина ответила рассеянной улыбкой, ей было не до него: она едва успевала раздавать подзатыльники детям, перепачкавшимся маслом. На ней была майка с вырезом, глубоко открывающим грудь, и Даг лицемерно опустил глаза. Ноги тоже были красивые: стройные и мускулистые, ляжки едва прикрыты черными хлопчатобумажными шортиками. Подошедший официант прервал его наблюдения, и он сосредоточился на завтраке.

Он жадно проглотил свою яичницу с ветчиной и тосты, запил все это несколькими чашками черного, очень сладкого кофе и только тогда почувствовал, что наконец наелся. Удивленная дама сурово разглядывала его из-под очков; он колебался, закурить или не стоит, потом все-таки решился и взял сигарету. В конце концов, сколько можно? Доколе его будут терроризировать все, даже случайно встреченные дамы? Один из мальчишек показал ему язык, и Даг, не желая оставаться в долгу, исподтишка продемонстрировал средний палец.

Докурив сигарету, он попросил дежурного администратора зарезервировать ему билет на Бас-Тер, в Гваделупу. Затем неторопливым шагом отправился в газетный киоск, он же табачная лавка-бар-бакалея, и скупил газеты за два предыдущих дня. Продавец этому ничуть не удивился: бывало, что люди приходили из своих деревенек лишь раза два в неделю, и понятие «свежие новости» здесь весьма относительно.

Даг устроился на пирсе, рядом с рыболовом, который, казалось, уснул, держась за свою удочку. Родригес, Родригес… вот, в позавчерашней газете: авария со смертельным исходом в Капестер. «Автомобиль потерял управление и врезался в основание скалы. Водитель, Луис Родригес, скончался на месте". Затем следовали подробности: несчастный случай произошел с наступлением темноты по неустановленной причине. Может, Родригесу стало плохо? Даг быстро пролистал следующую газету, отыскал страничку Вье-Фор и наконец нашел то, что искал, в рубрике уведомлений о смерти: «Тереза Родригес, дети Луиза и Марселло, родные и друзья с глубоким прискорбием сообщают о кончине Луиса Родригеса, последовавшей на шестьдесят первом году жизни. Похороны состоятся в среду 3 июля в 9. 30 в Сен-Луи, в церкви Нотр-Дам-де-Бон-Вояж. Молитесь за него».

Среда, 3 июля, это как раз сегодня. Он посмотрел на часы «Тайд Мастер» со специальным счетчиком волн, они прекрасно зарекомендовали себя на Коста-Рике: 9.57. Даг встряхнулся: если поторопиться, можно успеть к концу службы. Он рывком вскочил, неосторожно задев при этом своего соседа-рыболова, который машинально потянул удочку и выругался.

В церковь он прибежал весь в поту. Небо затянулось облаками, вот-вот должен был начаться дождь, плотный, тяжелый. В воздухе жужжали крупные назойливые мухи. Даг вытер влажный лоб и одним махом взлетел по ступенькам.

И вновь, уже в который раз, Дата приятно удивила царящая в церкви прохлада. Богослужение совершал отец Леже, он стоял перед алтарем, и его глубокий голос гулко отдавался под сводами. В маленьком нефе было около тридцати человек; когда Даг вошел, они как раз хором подхватили псалом. Даг устроился в глубине церкви. Внушительных размеров дама, рыдавшая в первом ряду, без сомнения, являлась безутешной вдовой. Возле дамы сидели, поддерживая ее с двух сторон, крепкого сложения молодой человек в сером костюме и молодая хрупкая женщина в темном костюме, – должно быть, те самые дети, упомянутые в извещении о смерти: Луиза и Марселло. Молодая женщина повернула голову. Даг решил, что ей лет тридцать пять, отметил решительный профиль, нос с горбинкой и волевой подбородок. Хорошенькая черная кошечка с Карибской кровью, решил он. Ее младший брат, казалось, был высечен из скалы. Явно не из тех, кому можно безнаказанно наступить на ногу, в прямом и в переносном смысле.

Оглядев присутствующих, Даг мысленно похвалил себя за то, что надел темно-синюю рубашку и серые брюки: так он не выделялся из публики. Он бы не хотел, чтобы его заметили. Псалом заканчивался. Отец Леже, воздев руки, пропел последнюю ноту, затем словно отпустил всех широким взмахом. Поднялись четверо молодых людей и, подойдя к гробу, взвалили его на плечи, медленно двинулись по проходу. Семейство, рыдая, последовало за ними. Когда они проходили мимо Дага, он вновь обратил внимание на решительный вид молодой женщины, ее большие, очень черные глаза с умным взглядом, высокие изящные скулы и полные нежные губы. Он выскользнул наружу и приблизился к ней.

– Простите, – сказал он, – вы ведь дочь Луиса?

Она быстро обернулась, ее красивое лицо исказила боль.

– Да, а что?

– Я был другом вашего отца. Мы одно время вместе работали, давно уже, а потом я перебрался на континент. Я только что вернулся и сразу же узнал эту ужасную новость. Я хотел вам сказать, до какой степени я потрясен… Как это случилось?

– Никто не знает, да и я ничего не понимаю. Папа был таким осторожным, он всегда водил очень аккуратно…

– Может, стало плохо?

– Он прекрасно себя чувствовал. Он только что прошел медицинскую комиссию, это все проклятые дороги. Сплошные выбоины. Может, колесо отскочило…

– Луиза, подойди, пожалуйста!

Это звал ее брат: он измучился, пытаясь посадить плачущую мать в микроавтобус, который должен был доставить всех на кладбище. Она неопределенно взмахнула рукой.

– Простите… Послушайте, раз вы знали папу, приходите вечером к нам домой. У нас будут поминки.

– С удовольствием, но я не помню вашего адреса.

– Ти'Бу, прямо напротив водолазного клуба. Вечером, часам к семи.

Она побежала к брату. Даг отступил в тень пальмы. Какая очаровательная женщина эта Луиза Родригес. И похоже, не очень верит, что отец вдруг почувствовал себя плохо за рулем. Беседа обещает быть интересной. Но прежде придется слетать в Бас-Тер к господину Лонге. Когда Лестер увидит цифру расходов на авиабилеты, он дуба даст.

Заметив на пороге отца Леже, Даг направился к нему.

– Здравствуйте.

– А, детектив! Здравствуйте, молодой человек. Ждет ли вас и сегодня утром какая-нибудь загадка? Далеко ли вы продвинулись в своих поисках?

– Доктор Джонс навел меня на один след: некто Лонге, в прошлом руководитель Инспекции по делам санитарного и социального надзора, сейчас занимает какой-то пост в Бас-Тер, в Гваделупе. В общем, вполне возможно, что самоубийство Лоран Дюма было замаскированным убийством… Я позже расскажу вам подробности, но сейчас мне нужно бежать, и я хотел бы вас попросить, нельзя ли оставить у вас на время мой рюкзак, а вечером я бы его забрал…

– Разумеется. Но при условии, что вы мне все расскажете!

– Договорились. До вечера.

Выйдя из дверей маленького аэропорта в Байифе и в очередной раз потратив какое-то время на таможенные формальности, Даг подозвал такси, опередив других нагруженных багажом пассажиров. Трогаясь с места, водитель включил на полную громкость приемник, и в кабину хлынул поток ритмичной музыки. Даг в это время машинально обозревал окрестности сквозь открытое окно. Какие-то дети, горланя и расталкивая прохожих, носились друг за другом. Маленький человечек с трудом тащил огромный чемодан, залепленный наклейками и тщательно перевязанный, из него торчали куски яркой шелковой ткани. Длинная такса невозмутимо писала на изящную кожаную дорожную сумку молодой стюардессы, с которой любезничал ее хозяин. Даг усмехнулся. Когда такси отъезжало, какая-то женщина мелькнула в его поле зрения, и ему вдруг почудилось, что знает ее, хотя он и не мог вспомнить, где ее видел. Белая женщина, лет сорока, светлые волосы до плеч, одета в узкие синие брючки и того же цвета безрукавку, большая холщовая сумка через плечо. Ну не вспомнил и не вспомнил, какая разница.