Соколиная охота - Виталий Абоян

– Выбери пятьдесят человек и организуй разбор завала склада номер два. Провизия. Рассортировать продукты по срокам хранения, вести строжайший учет.

– Есть! – заорал Моравски и тут же отвесил затрещину стоявшему рядом тритону, погоревшему на грабеже банка. Ломщик пригнулся и воззрился на Моравски затравленным взглядом. – Быстро пошел камни ворочать!

Что у тебя на уме, Моравски, никто не знает. Но силу свою ты уже почувствовал. Главное, не дать тебе увлечься.

Через полтора часа измотанный, но счастливый ноль-семь-девять-шесть доложил о выполнении задания. Моралес в нем не ошибся – палатка, хоть и косоватая, стояла в указанном месте. И заключенный повеселел: начальство довольно.

– Как звать? – спросил Хоакин.

– Иоганн Вайс! – четко отрапортовал ноль-семь-девять-шесть.

– Пойдем. В палатке будет временный штаб.

Исполнительный Вайс засеменил следом. Он старался скорее из страха перед Моралесом. Но не выказывал излишнего почтения, надеясь пробиться в любимчики нового короля. Возможно, из него получится хороший ординарец. Пока его не стоит сбрасывать со счетов.

К вечеру часть второго склада разобрали. Команда Моравски, который с деловым видом метался вокруг фронта работ и безостановочно орал на тех, кто, по его мнению, работал медленно или неправильно, выстроила рядом с остатками склада целую стену из консервов и коробок с сухпайком.

Даже если предположить, что их эвакуируют отсюда, случится это неведомо когда. Хоакин прекрасно понимал, что землетрясение подобной силы не могло прицельно разрушить одну только «Африку». В сотне километров от тюрьмы начинались гражданские поселения – не Анклавы, конечно, но народу там жило немало. Должно быть, там произошло что-то подобное. Так что до «Африки» очередь дойдет не скоро. А до прибытия спасателей нужно как-то дотянуть.

«Или помощи не будет вовсе», – подумал Хоакин. Отчего-то ему казалось, что он здесь остался навсегда.

В любом случае, следовало не рассуждать, не распускать слюни, надеясь на мифических спасателей, а действовать.

Возле склада кого-то били. Моралес, сопровождаемый Вайсом, пошел разбираться. Ходить было тяжело – избитое тело ныло, он использовал винтовку как костыль.

Толпа уголовников – класс заключенных можно было понять по номерам на лбах и затылках – дружно колотила какого-то толстяка. Имени толстяка Моралес не помнил, его все называли Бублик. Зверское убийство четверых человек. Мотивы остались неясны. Огромный и сильный как медведь, Бублик не отличался умом, поэтому ход его мыслей проследить невозможно. Рядом валялись еще двое, один без сознания как минимум, сотрясение, второй орал благим матом, держась за выгнутую под неестественным углом руку. Перелом или вывих. Наверняка что-то не поделили с Бубликом. И как им удалось завалить этого здоровяка?

Нет, пока прекращать бойню не следовало – Бублик непредсказуем, поэтому представляет угрозу. Лучше, если его не станет. Время казней еще не пришло, но здесь уголовники справятся самостоятельно.

В разгоряченную толпу то и дело пытался вклиниться невысокий худой заключенный с коротким ежиком седых волос. Белая поросль на голове настолько контрастировала с загоревшей до черноты физиономией, что выглядела неестественно.

– Прекратите! – орал он. – Остановитесь, он же ничего не сделал!

Рядом с Моралесом тут же возник Моравски – он прочно вошел в роль начальника работ.

– Что произошло? – спросил Хоакин, продолжая спокойно смотреть на избиение. Изо рта Бублика хлестала кровь, он пытался закрыть голову руками, но нападавших было слишком много.

– Сожрал две банки консервов, – сказал Моравски. – Эти двое, – показал на пострадавших от кулаков Бублика, – пытались его остановить.

Моралес кивнул и повернулся, собираясь уйти. Но его остановил пронзительный вопль второго заключенного, того, что пытался спасти Бублика. Один-три-семь-шесть, прочитал Хоакин номер на затылке защитника. Звездецкий. Странный, непонятный тип. Было в нем что-то такое… Что-то необычное.

Звездецкий протиснулся сквозь толпу и лег на Бублика, закрыв его собственным телом. Закрыв часть Бублика – уж очень разные у них весовые категории. Теперь половина ударов приходилась Звездецкому по ребрам.

– Отставить! – рявкнул Моралес, и бойня плавно остановилась. Кто-то, отойдя, вернулся и еще раз с чувством пнул Бублика под ребра.

Хоакин наклонился к Звездецкому. Тот лежал на избитой туше бугая, плотно зажмурив глаза. Страшно ему.

– Ты откуда такой прискакал, помощник? – мягко спросил Моралес. Из-за напускной мягкости явственно проступала жестокость и отвращение, которое он испытывал к каждому заключенному. Наплевать на его человеческие качества – попал в «Африку», значит, ты больше не человек. – Мишка Гамми, что ли?

Разгоряченные дракой урки довольно заржали. Ну, посмейтесь, пока вам можно.

– Гамми, – растянув окровавленный рот в идиотской улыбке, пробасил Бублик.

Черт его знает, зачем Хоакин отпустил их. Просто повернулся и пошел прочь. А мишка Гамми с Бубликом быстро засеменили в противоположном направлении. Их никто не тронул.

Когда стемнело, Моралес приказал всем собраться перед административной палаткой. Его палаткой – теперь он был царь и бог «Африки». Изможденные жарой, лишениями и работой, которой их нагрузил Хоакин, заключенные смотрели на своего предводителя, взобравшегося на кучу камней, чтобы его было видно всем. Глаза смотрели по-разному – безразлично, с надеждой, с ненавистью. Но в каждом взгляде Хоакин видел желание узнать, что будет завтра. Никто не хотел делать это завтра сам – им всем нужен главарь. Им требовался хозяин.

Моралес закончил речь, он охрип, стараясь придать голосу большую значительность. Но он сказал еще не все. Он не собирался скрывать своего мнения по поводу будущего. Их общего теперь будущего.

– Армагеддон закончился, мать вашу! – провозгласил он. – Добро пожаловать в ад!

7. Побережье Тюремного острова

Гамми шел, волоча ничего не чувствующие ноги по раскаленной каменистой почве. Солнце взошло уже часов пять назад, и утренняя прохлада стала давно забытым прошлым. Бублик бодро вышагивал рядом. Здоровяку все нипочем. Робот он, что ли?

Надежда Гамми добраться до берега к закату оказалась, мягко говоря, преувеличением. Море не показалось ни перед закатом, ни на восходе. Хотя бы солнце выползало из-за горизонта с нужной стороны – они не сбились с пути. Вообще-то море здесь было со всех сторон. Но сигнал нанокапсулы не вызывал сомнений, что нужно именно юго-восточное побережье. Расстояние нанокапсула не сообщала – неизвестно, сколько еще придется протопать по этой жаре. «Это как игра в горячо-холодно. Играл в детстве?» – так объяснил принцип действия датчика мужик, которого Звездецкий принял за дознавателя.

– Вода еще есть? – спросил он у Бублика, который нес все их пожитки.

Вода в пластиковой бутылке закончилась давно, еще до заката. Пополнить запасы оказалось негде, ни одного ключа найти по пути не удалось. До моря недалеко, но надежды на него никакой – здесь правила однозначные: чем ближе к морю, тем меньше вероятность найти пресную воду. Нет ее теперь здесь, вся вытекла в океан.

Бублик молча постучал рукой по канистре, висящей у него за спиной, – наполнить ее до краев не удалось. Нет, все-таки он тоже устал. Только вида не подает.

Гамми отвязал канистру от плеча спутника и наполнил свою «фляжку».

– Скоро дойдем, – обнадежил он товарища.

– Купаться будем?

– Обязательно искупнемся.

Тот факт, что идти нужно к берегу, Гамми совершенно не удивлял. С тех пор, как «Исправительное учреждение №123» обрело независимость, уединившись на острове, гостей можно было ждать только у моря. В высадку десанта на вертолетах в глубине их клочка суши верилось с трудом.

Когда внутри правого бедра что-то легонько заскребло, а потом начало подергивать – не больно, но вполне ощутимо, не перепутаешь, – он решил, что это ему приснилось. Была ночь, Бублик посапывал по соседству, раскинувшись прямо на полу их пещеры, и ни в какие нанокапсулы в этом каменном веке не верилось. Гамми встал, походил по неглубокому гроту, служащему им домом, вышел наружу.

Над головой алмазной россыпью висело звездное небо. Впервые Гамми заметил звезды недели через две после катастрофы. Пыль по большей части уже улеглась, а жизнь приобрела хотя бы видимость спокойствия, и можно было праздно поднять голову, на мгновение оказавшись во власти безделья. Красиво, но приелось. До Катастрофы он никогда не видел такого количества звезд. Даже здесь, в «Африке», прожекторы на территории тюрьмы не выключались ни на секунду.

Гамми посмотрел на звезды, потер ноющую правую ногу и вернулся обратно, зарывшись в ворох сухой травы, заменявшей ему постель. И только когда он понял, что никак не может уснуть, что он, собственно-то, не спит, а ногу продолжает подергивать, наконец стало ясно, что это включилась нанокапсула.