РУССКАЯ ФАНТАСТИКА 2006 - АНТОЛОГИЯ

Однако досмотреть представление мне не удается: незаметно для себя я переваливаю через очередной гребень и, потеряв равновесие, падаю спиной назад. Волны крутят и вертят меня… я не понимаю, где верх, где низ. В нос набивается едкая, соленая вода.

А когда я выныриваю, то вижу летящую на меня водомерку - насекомое катится, как лыжник, по склону волны. Я отмахиваюсь раковиной, но попадаю в пустоту… вернее не в пустоту, а в широко разинутые жвалы. Ладонь прокалывает острейшая боль, раковина выскальзывает из пальцев. Две пары когтистых лап хватают меня за плечи и бока; к лицу приближается бородавчатая морда - превозмогая боль в прокушенной руке и отвращение, я пытаюсь морду эту оттолкнуть…

Но тут что-то большое падает водомерке на спину раздается хруст, лапы насекомого разжимаются. Меня относит в сторону, а водомерка, вздымая тучи брызг, погружается в воду. Я вижу в спине у нее дыру, в которой пузырится густая белая гадость.

Арабелла висит в воздухе и плотоядно щелкает жвалами.

4

Я осторожно спрыгиваю на пол и свечу по сторонам фонариком: коридор уходит в бесконечность. От стены до стены примерно четыре метра, от пола до потолка примерно три. По стенам тянутся ржавые трубы. Воздух едкий - у меня начинают слезиться глаза… здесь явно не помешали бы защитные очки.

Чапай стрекочет и гарцует от нетерпения.

“Ладно, пошли”, - ударяясь о стены, мои слова вереницей уносятся в бесконечность. Муравей бросается вперед, я - за ним.

На раскисшем бетоне пола - лужи, на влажном бетоне стен - разводы плесени. Иногда в стенах коридора открываются боковые проходы, но Чапай бежит прямо. Равномерные движения его ног действуют на меня отупляюще. Острая боль из-за утраты Нюты чуть ослабела: вовлеченность в действие - вопреки логике - внушает ложные надежды.

Мои ботинки шлепают по лужам; лапы Чапая цокают, как подкованные.

Вдруг муравей останавливается и поднимает голову, не то прислушиваясь, не то принюхиваясь. Я тоже встаю - вокруг висит тишина… не знаю, как Чапай, но я слышу лишь собственное хриплое дыхание. Впрочем (жду еще несколько секунд), сзади доносится тихий гул. Я также ощущаю вибрацию: пол под ногами дрожит, будто сюда мчится стадо буйволов - если б буйволы еще водились на Земле, конечно…

Если мы останемся на месте, нас неминуемо затопчут.

Чапай возбужденно мечется взад-вперед; я пытаюсь вспомнить, когда мы миновали последний боковой проход… кажется, давно. Пробегаю вперед, но ответвлений нет и там - деваться некуда!

Неожиданно Чапай прыгает на стену и лезет вверх - долезает до потолка и повисает там вверх ногами. Он глядит на меня и тревожно стрекочет.

А куда прикажете деваться мне?

Топот бесчисленных ног становится громче - я уже различаю звуки отдельных шагов. Подо мной трясется пол.

По стене коридора тянется труба; я пытаюсь взобраться на нее, но проржавевший металл ломается, и я падаю. Пробую залезть в другом месте, но труба ломается опять.

На мгновение меня охватывает паника: по спине катится пот, сердце колотится в горле. Слушая нарастающий гул, я свечу фонариком в черную глубину коридора - луч выхватывает глазастую, усатую морду… еще одну… еще одну… Ноги тараканов сгибаются и разгибаются, как рычаги машин; трехметровые усы непрерывно шевелятся.

Сейчас они опрокинут меня - и тогда конец!

Я цепляю фонарь за пуговицу, бросаюсь к висящему на потолке Чапаю - подпрыгиваю и хватаюсь за него, поджав ноги. Истошно стрекоча, муравей вцепляется в изъеденный коррозией бетон… не дай бог насекомый разозлится и цапнет меня за руку!

И вот первый таракан проносится под нами… пара секунд, и они уже несутся непрерывным потоком. Десятки тонких дрожащих усов скользят по мне, ощупывая на ходу, под их прикосновениями тело мое медленно раскачивается. “Чапай, дружище, потерпи!” - умоляю я муравья.

Наконец последний таракан исчезает в глубине туннеля. Я разжимаю затекшие пальцы, спрыгиваю на пол. Рядом шмякается Чапай и, упершись передними лапами мне в колено, сердито стрекочет - ругается на меня. “Спасибо, насекомый! - я чешу у него под подбородком. - Спас своего хозяина!” Потом смотрю на истоптанный тараканами бетон пола и озабоченно говорю: “Чапай, след!”

Несколько секунд муравей щупает антеннами пол, а потом бросается в темноту туннеля.

5

Я плыву вдоль острова. Справа от меня ревут волны, разбиваясь о каменную стену, - от нее надо держаться подальше. Но и отплывать далеко тоже нельзя, иначе я не замечу проход внутрь острова, куда зашел катер. Солнце давно село; единственным источником света является луна.

Волны мотают меня вверх и вниз, в руках и ногах клубится усталость. Сколько я плыву - час? полтора?.. Прокушенная водомеркой ладонь быстро наполняется пульсирующей болью.

Проход в скалах открывается внезапно: он узок - метров двадцать, не шире. Сильное течение тянет меня внутрь - очевидно, сейчас прилив. Ага, понятно: прилив, наверное, и помешал брюнетке покинуть остров.

Я перестаю грести: течение само затаскивает меня в пролив; корректируя курс гребками, я несусь по узкому извилистому коридору и наконец оказываюсь в лагуне.

Волны и ветер стихают, будто их и не было.

Лагуна представляет собой круглое озерцо с крутыми скалистыми берегами. Выбраться на сушу можно лишь на дальней стороне - там виднеется цепочка фонарей… похоже на набережную. Откуда? Разве здесь кто-то живет?.. Удивиться я, однако, не успеваю, ибо замечаю катер: он пришвартован в дальнем конце набережной. В иллюминаторах горит свет.

У меня заходится сердце: цель близка, теперь все зависит от меня - стараясь не шлепать по воде руками, я плыву к берегу. Арабелла неслышной тенью скользит впереди. Лунные блики играют на воде.

Вдруг стрекоза притормаживает и поворачивается ко мне… нет, не ко мне - она смотрит на что-то позади меня. Я тоже оборачиваюсь: на поверхности воды, метрах в Десяти от меня, - длинный извилистый след.

Пиявка!

Я изо всех сил плыву к берегу… у меня есть шанс, ибо пиявки - тихоходы; если б я не вымоталась, то легко бы Уплыла от нее. Однако руки и ноги мои налиты свинцом, сил и дыхания почти не осталось.

Арабелла носится над водой - но что она может сделать? Вот если б пиявка показалась на поверхности…

Правой-левой, правой-левой - руки мои рубят воду, как пропеллеры. Цепочка фонарей на набережной быстро приближается… вот я уже вижу место, где можно выбраться на сушу: там к воде сбегает широкая лестница.

И в тот момент, когда я касаюсь нижней ступеньки, мягкие губы охватывают мою левую ступню, в кожу впиваются десятки мелких, острых зубов. Руки мои соскальзывают с мокрого мрамора - пиявка тянет меня в черную глубину. Глотнуть воздуха я не успеваю.