Странница - Тамара Воронина

— Почти?

Лиасс едва успел ее подхватить и усадить на ближайшее крыльцо.

— Сами по себе обе раны никак не смертельные, — пояснил он. — Но Далин неловко остановил кровь. Неправильно. Поторопился. И у него было внутреннее кровотечение, недолго, Ариана сразу его обнаружила и остановила. Кровь скопилась в животе, поэтому она пока даже не может зашить рану. Не может и откачать кровь, потому что для этого надо вскрывать живот, полукровка без обезболивания не выдержит, а давать ему отвары, снимающие боль, нельзя, потому что его лечили магией. Такие отвары после применения магии только затягивают лечение. Ариана очень хороший целитель. Ей нет равных.

— Может быть, ему нужна…

— Твоя сила? Нет. Пока нет. Ты дала ему так много, что она не израсходована. Как только понадобится, ты об этом узнаешь. Оставь его лекарям.

— Не верит она нам, — озабоченно проговорил Маркус. Лиасс взял ее за руку и повел к палатке-госпиталю, но внутрь заходить не стал, сделал какой-то жест, и Лене стало слышно каждый звук.

— Еще пару глотков. Давай-давай, ты эльф, мы выносливые. Вот так. Сейчас отдохни. Горит?

— Да…

Это, бесспорно, был голос шута.

— Бедняга… Я Далина оставлю тебе на съедение. Вылечишься, сделаешь с ним все, что захочешь.

— Если вылечусь.

— Если. Я не скрываю, что ты и умереть можешь. А можешь и не умереть. Ты что предпочтешь?

— Я жить хочу, Ариана.

— Вот и живи. Не бойся, перевязка потом. Отдыхай. Хочешь, колыбельную спою? Эльфийские колыбельные усыпляют.

— Ту, которую ты пела Милиту? Давай… Это забавно.

Ариана тихонько запела очень мелодичную и очень монотонную песенку. Лиасс увел Лену подальше, Маркус зевнул и признал:

— Усыпляет.

— Особенно если не спал ночь, — кивнул Лиасс. — Помоги ему, Аиллена. Ты — можешь. Твои желания исполняются. Думай только о его выздоровлении.

— Ему больно…

— Да. Но он мужчина. Он полуэльф. Эту боль он выдержит. Я не впущу тебя к нему, пока ты не справишься с собой. Поверь, это в моих силах.

— Я постараюсь, — прошептала Лена. — Я домой хочу. Голова кружится.

Маркус заботливо подхватил ее под руку.

— Ну так пойдем, приляжешь. Я тебе еще шианы приготовлю. Мы пойдем, Владыка?

Лиасс кивнул. Лена его взгляд чувствовала всей спиной. Странный взгляд. Очень странный. И она непременно выяснит, почему он так смотрит. Боится за Милита? Да черт бы с ним, с Милитом, пусть как хочет, разбирается, лишь бы шут поправился. Лишь бы он выжил.

Маркус уложил ее на кровать, снял туфли, помассировал ступни, подсунул под спину лишнюю подушку — словом, танцевал вокруг нее, как сиделка возле больного. Приготовил шиану, все время не выпуская Лену из поля зрения, а она наблюдала, как он колдует над кувшином и вспоминала свое первое утро в этом мире, когда она проснулась в хижине, а Маркус точно так же добавлял какие-то травки и специи в кувшин, а шут обмахивал свою исхлестанную грудь рукой, потому что мазь сильно щипала… Какой он тогда был… растерянный. Словно и правда потерял что-то важное. Сейчас от этого и помину не осталось, он был вполне уверен в себе, но еще больше — в Лене. Как ни странно, это льстило. Когда в тебя верят — это очень много, вдруг поняла Лена. Никто в нее никогда не верил, включая и ее саму. А здесь… Ну ладно, темные мужики по деревням верят, они и в чертей верят, и в домового, и в то, что земля плоская. Но шут, один из наиболее образованных людей в Сайбе — об этом как-то Карис обмолвился, но прагматик Маркус, но Лиасс, проживший тысячу лет, но Родаг… Верят! Они верят, в частности, в то, что ее настроение может помочь шуту. А почему нет? Он действительно чувствует ее. А она — его. Значит, сейчас ей его чувствовать не надо, иначе захлестывает красный туман — это его ощущения, его боль и его страх. А как не чувствовать? Как отсечь? Может, и правда просто вспоминать. Есть что вспомнить… хотя бы осязаемый взгляд. Смешливые глаза в крапинку. Чутошная улыбка. Как он совал ей под нос ухо, по которому съездил разгневанный Маркус, и она впервые заметила, что оно сверху действительно заостренное. Как хорошо и спокойно ехать на лошади, прислонившись в нему, в кольце его рук, держащих поводья. Конечно, научиться ездить верхом надо, но так не хочется, потому что с ним лучше…

— Ты улыбаешься, — обрадованно сообщил Маркус. — Тут Карис хочет тебя увидеть, можно?

Ну, выгнать Кариса Лена никак не могла. Они втроем пили шиану, а Карис рассказывал им о Роше Виноре, которого они не знали: о королевском шуте. Вспоминал наиболее язвительные его шуточки или уморительные ситуации, в которые он регулярно попадал и из которых регулярно выпутывался с большой изобретательностью. Врагов во дворце у него было не так уж много, а недоброжелатели появились, когда он перестал быть шутом. Это расценивали как предательство. Маркус привязался с вопросами от отношениях шута и нынешнего посла, Карис долго мялся, а потом, смущенно поглядывая на Лену, поведал им историю классического адюльтера: шут самым вульгарным образом соблазнил молодую жену королевского сановника, да так вскружил ей голову, что дамочка потеряла и стыд, и разум, и шут уж не чаял от нее избавиться. Сановник неверную жену запер в отдаленном поместье вместе со свекровью (для полного ее счастья, очевидно), а на шута спустил собак, и тот довольно долго просидел на дереве, пока народу не собралось достаточно много. Тогда сановник предложил шуту выбор: оставаться на дереве еще очень-очень долго или спуститься, извиниться и принять наказание. Шут выбрал второе, получил пару пинков и с тех пор остерегался пересекаться с обманутым мужем еще и потому, что потом король добавил ему лично от себя.

— Главное, он сам понимал, что нехорошо вышло, — завершил Карис. — Он всегда очень точно давал оценку своим поступкам. Точнее, чем чужим. И короля этому сумел научить.

— Ты ведь любишь шута, Карис? — спросил Маркус.

— А можно его не любить? — улыбнулся Карис. — Все, кто знает его чуть-чуть получше других, его любят. Он, конечно, может быть неприятным…

— Ты вряд ли представляешь, насколько неприятным могу быть я, — усмехнулся Маркус. Карис склонил голову набок и слегка прищурился:

— Нет, дружище, это ты не представляешь, насколько неприятным могу быть я.

— Почему же? Очень представляю… после того как ты на прежнего посла ощерился.

Карис многозначительно улыбнулся.

— Мне шут сына напоминает. Он такой же шебутной был, так же до всего допытывался, всем интересовался.

— Был? — переспросила Лена.

— Ну да. Умер давно уже.

— Сколько ж тебе лет?

— Сто двадцать четыре. Лет тридцать-сорок еще, может, проживу. Я не сильный маг… но и не самый слабый.