Оборотный город - Андрей Белянин

Я начал закипать, почувствовав себя не просто обманутым, а буквально окунутым с головой в домик с дыркой на дверях. Словно бы он приказал выпороть меня пред всем кругом: на лавку уложили, штаны сняли, а пороть передумали, так, стоят и ржут хором…

— Ну ты чего встал-то, иди давай, делом займись, — даже не глядя в мою сторону, буркнул дядя. — Коня почисти, форму в порядок приведи, что там ещё ты должен сделать?

— Старому дурню в ухо плюнуть.

— Вот-вот, и плюнь, и… Иловайский! Мать твою, ты на что это намекаешь, мерзавец?!!

Ответить я не успел, а хотелось. В двери сунул нос ординарец, громко проорав:

— Ваше превосходительство, туточки гусарский поручик со странностями! Говорит, шо донесение до вас имеет!

— Зови, — стиснув зубы, прорычал дядюшка. — А ты пшёл вон!

Я резко развернулся на каблуках и, зажмурившись от ярости, рванул прочь, едва не сбив кого-то в дверях. Верный Прохор выбежал было следом, а моих ноздрей бегло коснулся неуловимо знакомый запах. Не может быть…

— От ить чудной гусар, право, — прикрывая дверь, ухмыльнулся ординарец. — Пешим пришёл! Видали такого дурачину, а? Да чтоб гусар и без коня, это ж…

Я развернулся, выхватил саблю и без стука вломился назад в горницу. Прохор ринулся следом.

Гусарский поручик в старом потрёпанном мундире как раз вытаскивал из-за голенища короткий нож. Он даже не успел обернуться — дедовский клинок рубанул его наискось от плеча почти до позвоночника! Чумчара рухнул с тихим воем, с него мигом слетела личина, обнажив уродливую морду и грязные когтистые лапы…

— Это что ж за зверь такой? — ничуточки не испугавшись, подкрутил усы Василий Дмитриевич Иловайский 12-й. — Но ить вошёл вроде как нормальный человек, облику военного. А рожа-то, рожа какая… тьфу! Прости, Господи, грехи наши тяжкие, не приведи ещё по ночи присниться…

Я тупо вытер лезвие сабли об ментик убитого, искренне удивляясь самому себе — как можно было подумать, что тощий чумчара, с одним ржавым ножом, осилит взращенного в боях и стычках опытного казачьего генерала? Надо было остаться снаружи и поспорить с ординарцем на пятак — за одну или полторы минуты из дверей вылетит переломанная по косточкам нечисть…

— Ладно уж, за храбрость хвалю! А теперь вместе с Прошкой быстренько волоките отсель эту погань да закопайте за околицей! И кол потяжелее в грудь ему вбейте, чтоб не встал! Потом назад воротись, беседовать будем. Чую я, есть тебе о чём мне рассказать, племянничек…

Мне оставалось лишь пожать плечами. Надеюсь, дядя любит сказки. Ну в смысле того, что лично я бы не поверил ни одному собственному слову. И был бы прав…

Часть вторая

Характерник

…Мне удалось насладиться относительным покоем целых три дня. Относительным в плане того, что глупых служебных заданий мне больше не давали и никаких чудесностей в моей жизни не происходило. Что не могло не радовать…

Дядя выслушал мою длительную повесть внимательно, даже вдумчиво, хоть и принюхивался пару раз, не пьян ли я? Потом вызвал к себе Прохора и имел с моим денщиком короткий, но вроде бы доверительный разговор. А вот уже после этого говорил со мной гораздо ласковее и в краже арабского жеребца более не попрекал.

Более того, мне разрешили на нём ездить! В смысле гонять его кругами в степи у Дона, чтоб не застоялся. Наша взаимная симпатия с этим красавцем крепла на глазах. Человек и конь всегда найдут общий язык, если им не мешать.

Я быстро понял, что он не любит шпоры и боится женщин. Странная фобия, но это не самое страшное, справимся как-нибудь. Боялся бы он так же кобыл, вот это была бы серьёзная проблема…

Он тоже въехал, что мне не нравится лететь через его голову, когда он резко встаёт на всём скаку понюхать ромашку. И когда он играючи покусывает меня за рукав, это тоже не радость, потому как мундир у меня один, а зубы у него крепкие…

Ох ты, чего ж я всё о коне да о коне?! Всё началось вечером третьего дня после моего возвращения из Оборотного города, и первым звеном явился мой денщик Прохор, который сидел на перевёрнутом чурбачке у крылечка и неспешно чистил видавшее виды охотничье ружьё.

— На кого собрался? — походя поинтересовался я.

— А на волков, — чуть щурясь заходящему солнышку, ответил Прохор. — Лютуют, злодеи, как зимой. В селе жалились, будто ночью пастушонка загрызли. Я тоже сходил, посмотрел, помочь людям надобно…

— Хм, странное дело…

— Чудное дело, ваше благородие!

Ну, странное или чудное, это нам сейчас особо без разницы. И то и другое верно, потому как по лету волк редко бросается на человека. Пропитания ему и в лесу довольно, если совсем уж прижмёт, так в степи отары гуляют, с чего ж ему к селу жаться?

А тут ещё мой денщик спокойно достал из кармана целый серебряный рубль (бешеные деньги даже для меня!), положил на чурбачок и с одного удара рубанул саблей пополам. Потом так же поступил и с каждой половинкой, получив четыре относительно равных треугольничка, или, по-наукообразному, кажется, сегмента.

— И что ж это за таинственный волк, что ты на него серебро готовишь? Может, то и не зверь вовсе…

— Следы на горле у паренька от зубов нечеловечьих, — задумчиво признал старый казак, даже не пытаясь говорить со мной стихами, а это серьёзно. — Только вот что странно, у пастушонка одного мизинчика на руке нет. И ведь не откусан палец, а ровно бритвою острой обрезан. Так вот я и думаю, что серебро-то, поди, по- надёжнее будет…

— Когда на охоту идёшь?

— Так в ночь же и пойду.

— Я с тобой.

— Да что ж Василий Дмитриевич скажет? — чисто для проформы уточнил Прохор, заранее зная ответ, а потому ответил себе сам: — Иловайский, мать твою, не ложися на краю! Тебе всё одно, где спать, а мне за тебя отвечать. Эх, кабы не родня, поплясал б ты у меня, да под балалайку и мою нагайку!

Я улыбнулся. После французских романов простонародная поэзия моего денщика действует на душу, как целебный бальзам примитивистского розлива. Сам понимаю, что наив, а не стихи, но он так их читает радостно, с вдохновением и душой — всё простишь!

Когда мы вместе вырвались из подземного города, Прохор стал относиться ко мне с удвоенной заботой, доходящей до крайностей. Буквально порой не давая и шагу ступить без своей опеки.

— Вы ж теперь характерник, ваше благородие! Сквозь личины видите, нечисть за версту чуете, а может, и в будущее глядеть сподобитеся, — скромно пояснял он. — Таких беречь надобно, в них сила великая дремлет. Один характерник, бывало, целые полки казачьи от верной гибели спасал. И чтоб без меня, неслух, даже до сортиру в одиночку бегать не смел!

Ну это уже явный перебор, согласитесь? Все имеют право на свободу личности, так ему и заявил, к тому же и нет у меня особенных причин где-то прятаться одному. Другие казаки моих лет, да и помоложе, успешно заводили шашни с местными девками. Раньше и я не чурался женского общества, но…

Из головы никак не выходила эта странная и необыкновенная девушка Катя, волшебная Хозяйка научного дворца, говорящая чудным языком и умеющая надевать личины.

Как она там одна? Что с ней сталось? Вспоминает ли изредка обо мне? Да пусть хотя бы матерно, лишь бы вспоминала!

Красивая ли она была? А то! До сих пор помню, как сердце вздрогнуло, как руки опустились, а душа к небесам воспарила, когда в очи её бездонные, в омут карий заглянул…

Но, с другой-то стороны, разве ж мало у нас красивых девчат по станицам? Дело ведь не только в этом, я чувствовал, что тянусь к ней сердцем не из-за длинных ресниц, обалденной груди и ласковой улыбки, а из-за ума её редкого!

Мне было интересно с ней. Она многое знает, есть о чём поговорить, и слушать тоже умеет, также разбирается в серьёзных вещах, читает волшебную книгу. В общем, не похожа она ни на моих чернобровых, загорелых соседок по родимому Дону, ни на бледных высокомерных девиц из уездных городов. Одни только семечки лузгают, другие лишь за зонтики кружевные прячутся. Возможно, эта непохожесть и разжигает мой интерес…

— Эй, хорунжий! Тебя генерал до себя кличет! — помахал мне рукой запыхавшийся ординарец.

Я поморщился. Естественно, каждая собака в полку знает, что этот генерал мне прямой родственник, но разве кто скажет: «Илья, тебя дядя зовёт»? Армия, чтоб её! Дисциплина, устав, строгое соблюдение служебных взаимоотношений. Не понимаю, как можно добровольно любить всю эту натужную игру в солдатики?!

Уверен, что здесь имеет место массовый масонский заговор, когда тысячные толпы людей одеваются в одинаковые мундиры, берут в руки табельное оружие и прутся чёрт-те куда убивать себе подобных за непонятно чьи религиозные или территориальные интересы! Да чтоб в идеале вернуться домой с маленьким крестиком на груди и все гордились! А если без руки, но с двумя крестиками за храбрость? А без ноги, но с…