Сборщик клубники - Моника Фет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не знаете, где их можно найти?
Она неохотно опустила толстые руки, державшие бесформенный бюстгальтер, и с подозрением просипела:
— А вам зачем?
Он вынул из бумажника удостоверение, подошел к балкону и показал ей. Она стала читать, шевеля губами.
— А оно настоящее? — спросила она, складывая руки на груди.
Берт вздохнул:
— Я всего лишь хочу знать, где мне найти семью Штайгер.
Женщина повесила бюстгальтер и вынула из бельевой корзины что-то еще.
— Тоже мне семья, — проворчала она. — Сумасшедший дом, а не семья. Разве что Каро у них нормальная. То-то она к ним и носа не кажет. А вам-то что? — вдруг опомнилась она.
— Да так, есть кое-какие вопросы, — уклончиво отвечал Берт.
Почувствовав его скрытность, она решительно закончила разговор:
— Родители без работы, сын оболтус. Больше я ничего не знаю. А если б и знала, то не ваше дело.
Берт ей поверил.
— Что ж, спасибо, — ответил он и снова огляделся.
Из помятых почтовых ящиков торчали рекламные газеты. В траве у крыльца стояла миска с засохшей едой — остатки кошачьей трапезы, валялись банки из-под шнапса. Одно из окон на первом этаже было наполовину забито фанерой, где кто-то написал красным неприличное слово. На балкон справа вышел молодой человек в черной майке и закурил сигарету. Лет ему было около тридцати. Со всех сторон из майки выпирали накачанные мышцы, руки по локоть были покрыты татуировками. Облокотившись о перила, он посмотрел на Берта скучающим взглядом.
— Не могли бы вы мне помочь? — спросил Берт. — Я ищу Штайгеров.
Молодой человек указал на соседний балкон.
— Вот там они живут. Да только дома их никогда не бывает. Опять Калле что-то натворил?
— Калле?
— Ну да, сынок их.
— Понятия не имею.
Берт задумался. Каро и Калле. Он видел худое тело Каро, помнил ее острое личико. Интересно, похожи ли они с братом? Ему почему-то казалось, что нет. Он, должно быть, здоровяк. Любила ли Каро своего брата?
«Ерунда, — мысленно оборвал себя Берт, — все совсем не так». Ему было известно, что брат несколькими годами младше Каро. Наверное, долговязый и тощий веснушчатый жеребенок, бестолковый и обиженный на целый свет и потому все время попадающий в истории.
Берт кивнул на прощание молодому человеку и направился к машине. Что ж, рано или поздно они узнают. Им придется столкнуться с тем, что Каро умерла. Со своей болью, скорбью и чувством вины. Какова бы ни была их жизнь, она развалится на куски, оставляя их беззащитными перед болью, скорбью и чувством вины. Им придется осознать, что она не просто умерла, ее убили. А это совсем не одно и то же.
Имке была погружена в работу, когда зазвонил телефон. С досадой сняв трубку, она взглянула на дисплей — звонила Ютта.
— Детка, мне сейчас некогда. Я как раз дошла до места, где Джастин, вопреки здравому смыслу, решает… А что случилось? Почему ты плачешь?
Она встревожилась. Ютта, умная и сдержанная девушка, почти никогда не плакала. Ни сентиментальностью, ни жалостью к себе она не страдала. Имке даже и припомнить не могла, когда последний раз видела дочь плачущей.
— Детка, не хнычь, а то я ничего не понимаю.
Ютта не слышала. Она была в отчаянии, вне себя от горя. Только однажды с ней случилось подобное — в восемь лет, когда умерла их кошка. Тогда она рыдала несколько дней кряду. У нее поднялась температура, и Имке пришлось вызывать врача. Врач дал ей успокоительное и прописал завести нового котенка, что помогло, но не сразу.
— Каро…
Так, теперь хотя бы понятно, что дело в Каро.
— Что с Каро, детка?
— Она… она…
— Ну? Что она?
Из любой ситуации есть выход, если подумать. Может быть, Каро беременна? Нет, Ютта не стала бы так убиваться.
— Что такое? Что стряслось? — почти закричала она.
Всхлипы. Хриплые, судорожные всхлипы, как будто у Ютты заканчивались слезы. Имке хотелось надавать ей по щекам. Допустим, истерика — это не диво, но истерика у Ютты?
— Каро… она умерла, мама.
Имке ощутила, что на нее накатывают два противоположных чувства разом: шок и огромная любовь к дочери.
— Умерла? Как… под машину попала?
Если молодые люди умирают, то лишь в результате несчастных случаев. Ни о чем другом Имке и подумать не могла. Каро никогда не болела.
Ютта снова зарыдала.
— Она… ее… убили…
Едва не выронив трубку телефона, Имке потрясенно уставилась в окно. Ей на мгновение почудилось, что она оглохла, будто кто-то выключил все звуки, лишь в голове звенело. «Хороша писательница детективов, — думала она про себя. — Случись настоящее убийство, я и растеряюсь».
Затем Ютта сбивчиво рассказала ей, что произошло.
— Сиди дома, — велела ей мать, — никуда не выходи. Я сейчас приеду.
Она выключила компьютер, надела туфли и пять минут спустя была уже в пути.
Он скучал по ней. Без нее в его жизни образовался огромный пробел. Он представлял ее себе. Он слышал ее смех.
Каро…
Она придумывала для него милые имена — Ромео, Львиное Сердце, Джориан. Она дарила их ему как цветы, как собственные стихи.
У нее были руки ребенка.
И вдруг она переменилась. Он не узнал ее. Алые губы, алые ногти, румяна на щеках. Грубый женский макияж. Плохо. Ему это не нравилось. Но ради любви он решил быть великодушным и терпеливым.
А затем…
А затем она поцеловала его. Это было отвратительно. Она бесстыжей кошкой влезла к нему на колени, она со стонами и вздохами шептала ему, что устала ждать. В один миг она стала такой, как все. Одной из тех девушек, что можно подцепить на любом углу в городе. Красная помада, красный лак для ногтей, мини-юбка. Ее похоть передалась и ему. Потом они лежали рядом, тяжело дыша.
— А теперь, — услышал он у себя в ухе ее пьяный от счастья голос, — ты должен открыть мне свое имя.
И он назвал ей свое имя.
Она повторяла его снова и снова, на все лады, и каждый раз это было как удар ножом.
Мерзость. Мерзость. Мерзость.
Она больше не была его девочкой. Она все испортила, смешала с грязью.
Глава 8
Комиссар отвез нас домой. За всю дорогу мы не обмолвились ни словом. Мерли была по-прежнему бледна как смерть. Я хотела, чтобы она легла отдохнуть в своей комнате, но она наотрез отказалась.
— Не оставляй меня, Ютта, — попросила она, — а не то я рехнусь.
Под конец я уломала ее прилечь на диване в кухне. Укрыла ее и заставила выпить травяной настойки, которая обнаружилась в шкафу. Откуда она у нас, я уже не помнила. Наверное, подарил кто-то.
Я и сама отхлебнула, прямо из горла, но мне не стало ни легче, ни теплее.
— Только не уходи, — попросила Мерли с такой безысходностью в голосе, что мне не оставалось ничего другого, как взять стул и сесть рядом.
— Это не Каро, — сказала вдруг Мерли, сжимая мои пальцы. — Это ее тень. Понимаешь, о чем я? Или нет — оболочка. А сама Каро давно уже покинула свое тело.
Мерли увлекалась темой жизни после смерти и перечитала об этом массу книг. Мы с Каро порой не могли уснуть, наслушавшись ее жутких историй.
— Она уже там, наверху, — Мерли сделала многозначительную паузу, как обычно в таких случаях, — а это непросто, когда ты умираешь насильственной смертью. Ее душа сейчас мается, не знает, куда ей приткнуться, потому что она к этому не готовилась.
— Перестань, Мерли! — не выдержала я. — Будто не хватило ей земных мучений, она, по-твоему, должна мучиться еще и на том свете. Я не хочу ничего об этом слушать.
Мерли заплакала. Я погладила ее по руке — все, на что была способна. Я обреченно ждала той минуты, когда пройдет шок и сама расклеюсь.
— Может быть, матери позвонить? — спросила я.
Моя мать была для Мерли роднее, чем ее собственная. Невероятно, но факт. Там, где жили ее родители, все было скучно и стерильно. Их дом, деревня, палисадники под окнами — точно кладбище. Они приезжали к нам лишь однажды. Переступив порог, остановились в прихожей и глазели вокруг, как в магазине, подыскивая слова. Слов для нашей квартиры они не нашли. Даже когда мы все уютно сидели на кухне и пили кофе с тортом, нарочно испеченным нами к их приезду. Потом они, конечно, все высказали Мерли. Как оказалось, в квартире у нас было грязно, Каро была неподходящей подругой для Мерли, равно как и я — испорченная богачка. Мерли их больше не приглашала.
— Да, — кивнула она, — позвони.
Свалить весь груз ответственности на мою родительницу — вот что мы хотели сделать. Но для чего еще существуют родители? С этой мыслью я стала набирать номер. Услышав голос матери, почувствовала себя так, будто мне пять лет. Со мной случилось нечто ужасное, и я нуждалась в утешении.
Слова давались с невероятным трудом.
— Каро. Она умерла, — чужим голосом проговорила я и подумала: нет, это не я говорю и не о нас. Это не имеет отношения ни ко мне, ни к Каро и Мерли.