Мотив омелы (ЛП) - Лиезе Хлоя

Печально. Я не могу поддаться. Никаких любовных романов на ночь, никаких непристойных фантазий о герцоге и синем чулке с Джонатаном Фростом и вашей покорной слугой в главных ролях. Не только потому, что я не хочу фантазировать о Джонатане Фросте, но и потому, что это неразумно, когда я делаю всё возможное, чтобы расправиться с этим придурком, а также считаю дни до встречи с Мистером Реддитом, мужчиной, который раньше играл главную роль в моих мечтах, пока Джонатан Придурок Фрост не протиснулся внутрь, как напористый, декадентски сексуальный, помешанный на куннилингусе любовник, который…

«Прекрати, мозг! Прекрати!»

Я схожу с ума. Я не высыпаюсь и страдаю, скучаю по Мистеру Реддиту и злюсь на мистера Фроста. Я потратила первую неделю нашей сделки на то, чтобы надрывать задницу на работе, работая на износ, и у меня даже нет максимальных продаж, которые отразили бы результат.

Джонатан был прав, этот триллер разлетелся с полок магазина. И не только этот триллер — он продавал всевозможные слэшеры как горячие пирожки. Вот вам и праздничное настроение. Кто покупает жестокие романы с худшими человеческими порывами в это время года, посвящённое миру на земле и доброй воле ко всем и вся?

Я не могу зацикливаться на этом, иначе начну по-настоящему злиться.

Я должна сосредоточиться на позитиве. Да, я не высыпаюсь и продаю слишком мало, и нет, я не ожидала такого краха на прошлой неделе, но эти страдания не будут длиться вечно. Одна изнурительная неделя позади, осталось всего две. И сегодня у меня есть Элай, который вернёт меня в нужное русло с моими продажами.

— Я говорила тебе, что ты спаситель, Элайджа?

— Всего разок. Или двадцать, — говорит он, плечом открывая дверь кофейни и придерживая её для меня. Мы дрожим, когда выходим на улицу, прижимая к себе горячие стаканы, чтобы защититься от холодного воздуха. — И я склонен согласиться с тобой, учитывая, что я уже заходил и читал книги о Хануке всего несколько недель назад. Кстати, ты сегодня не вдавалась в подробности о сегодняшнем мероприятии. Каков план?

Я потягиваю своё горячее какао и избегаю его взгляда.

— О, ну того немножко. Этого немножко…

Элай замедляет шаги и останавливается на тротуаре.

— Габриэлла София Ди Натале, что ты наделала?

— Возможно, я дала объявление о том, что наш приглашённый чтец — всеми любимый местный детский психотерапевт, и что его книга «Раскрась свои чувства» сегодня представлена в книжном магазине, и что, возможно, вероятно, он подпишет купленные экземпляры, и сахарное печенье тоже имеется — не волнуйся, у меня есть влажные салфетки, но именно поэтому я заставила тебя взять сменную одежду, просто на всякий случай… прости, я знаю, что я худший друг на свете, — я хватаю ртом воздух после того, как выпаливаю это на одном долгом, пропитанном чувством вины выдохе.

Элай пристально смотрит на меня.

— Ты навязываешь мне в мой выходной не только наевшихся сахара детей, но и родителей, которые думают, что я ходячая бесплатная консультация.

— Я обещаю, Джонатан выгонит всех, кто окажется придурком. А я предварительно заставлю их извиниться и купить три экземпляра твоей книги. Нулевая терпимость к придуркам.

Элай сердито смотрит на меня.

Я выпячиваю нижнюю губу и смотрю на него большими грустными щенячьими глазами.

— Прости, ладно? Я уже отчаялась.

Вздохнув, он берёт меня за руку и возобновляет нашу прогулку по тротуару.

— Я прощаю тебя, но только если ты окажешь мне ответную услугу.

— Всё, что угодно, — опрометчиво отвечаю я ему.

Он улыбается мне, хлопая длинными каштановыми ресницами:

— Пойдём со мной на хоккейный матч Люка сегодня вечером.

— Сегодня вечером? — ною я. — Будет так поздно. И так холодно.

— Ты любишь холод.

— Я люблю снег, — поправляю я его.

Элай приподнимает бровь.

— Ты забыла ту часть, где ты продала меня, чтобы увеличить свои продажи, а потом пообещала загладить свою вину?

— Эм. Возможно?

— Габби. Мне нужна моральная поддержка. Люк был так расстроен, что я никогда не прихожу ни на одну из его игр, но втайне я испытывал облегчение от того, что работа мешает, потому что я ничего не смыслю в хоккее. Мне нужно, чтобы ты научила меня основам, чтобы я не выставил себя идиотом.

— Эл, он не ожидает, что ты сделаешь разбор после игры.

— Я знаю, но я хочу, чтобы он чувствовал, что может поговорить со мной, и я пойму, почему это была хорошая игра или нет, почему он играл хорошо или почему ему пришлось непросто. Я хочу понимать.

Я играю бровями, когда мы останавливаемся возле книжного магазина.

— Вау. Всё серьёзно. Элайджа Голдберг хочет освоить какой-нибудь вид спорта для своего парня.

— Вот именно, — говорит он, открывая дверь, а затем мягко толкает меня через порог. — Так что пойдём со мной сегодня вечером, и ты прощена за всё, что мне предстоит вынести. Я поведу. Ты будешь диджеем крутого праздничного плейлиста в дороге. Я угощу тебя горячим какао с маршмеллоу. Ты объяснишь мне правила игры. Таков план.

— Если я смогу не заснуть во время игры, — ворчу я.

— Как будто это имеет значение, — говорит он. — Ты могла бы объяснить всё даже во сне.

— Попробуй иметь отца, который увековечен в Зале хоккейной славы, и посмотри, выйдешь ли ты невредимым. Я машинально бормочу себе под нос статистику Кубка Стэнли. Ты понимаешь, насколько это тревожно?

— Ого… — Элай хватает меня за руку, заставляя нас остановиться. — Это он?

Я бросаю взгляд в дальний конец магазина, где Джонатан стоит спиной к нам и пополняет запасы свежей партии детективов, которые он продал вчера. Только на этот раз он расставляет их на полках прямо на уровне глаз.

— Вот ведь ублюдок, — шиплю я, бросаясь к нему и таща Элая за собой. — Он переставил мой любовный роман про маленький городок на Аляске!

— Так это он, — шепчет Элай. — Срань господня, Габби.

— Заткнись. Даже не говори этого.

— Он такой сексуальный.

Я бросаю на Элая убийственный взгляд.

— Что бы сказал Люк?

— Люк сказал бы, что у меня есть глаза. Я сказал, что он горячий, а не то, что я хочу с ним трахнуться.

— Вот и хорошо. Потому что я сейчас сама его трахну башкой об стену, — бормочу я.

Услышав нас, Джонатан оглядывается через плечо, прищуривается, глядя на Элая, затем переводит взгляд на меня.

— Мисс Ди Натале.

— Ты переставил мои романы.

Он выгибает тёмную бровь.

— Ничего страшного. Я сам представлюсь, — протягивая руку к Элаю, он говорит: — Джонатан Фрост.

— Элайджа Голдберг, — Элай улыбается Джонатану, и в его глазах определённо мелькает огонёк. Я наступаю ему на ногу, заставляя его поморщиться. — Чёрт, Габби.

— Ах, так она со всеми такой ангелочек, — говорит Джонатан.

Элай смеётся. Я хмурюсь. Джонатан ухмыляется. Если бы у меня были магические способности, я бы обрушила на него увитую гирляндами люстру, висящую над нашими головами.

— Итак, Габриэлла, — говорит Джонатан, — я не знал, что сегодня день под девизом «Приведи своего друга на работу».

— Не угадал. Сегодня день «Приведи своего соседа-по-комнате-детского-психотерапевта-и-публикующегося-детского-автора-на-чтение-вслух-и-марафон-раздачи-автографов», — говорю я ему с широкой, торжествующей улыбкой.

— Соседа по комнате, — повторяет Джонатан. На его челюсти опять подёргивается мускул. Костяшки его пальцев побелели от того, как он стискивает детективы обеими руками.

Элай обнимает меня за талию и улыбается мне.

— Мы также лучшие друзья. С тех пор, как она была скромной первокурсницей, которая приставала к моей прекрасной персоне старшекурсника.

— Неправда! Сказать, что я не могу найти библиотеку — это не подкат!

Элай улыбается.

— Моя версия мне нравится больше, — он снова поворачивается к Джонатану. — Я показал ей, где находится библиотека, мы поладили, и с её второго курса мы живём вместе.

Джонатан моргает.

— Живёте вместе. Ты. Она.