Приснись - Юлия Александровна Лавряшина

меньше, чем в бога… Нет, в него я все же скорее верю, чем нет, но при этом абсолютно не религиозен. Хотя батя с женой пытались затащить меня во все окрестные церкви и даже возили в Троице-Сергиеву лавру. Там хорошо…

Только я чуть не выскочил из того самого старого храма, где и хранятся мощи преподобного Сергия, потому что ощутил покалывание в макушке и перепугался до смерти! Мне почудилось, будто в меня вселяется Нечто. То же самое я испытал и неделю назад возле Гнесинки… И после все ломал себе голову, что такое происходило со мной?

Но возле зоопарка отпустило, и я снова стал самим собой — засранцем, способным произнести добрые слова только внутри семьи. Какой бы она ни была… Моя — очень маленькая.

Я никогда не спрашивал, почему отец с Ольгой не родили общего ребенка. Не хочу знать, что у них там со здоровьем… Нет, я, конечно, вывернусь наизнанку, если кто-то из них заболеет. Добуду денег, найду врача, клинику и все в таком роде, но памперсы менять я не готов. Ни одному из них… Так что дай бог им здоровья!

Зачем-то я все же поперся в зоопарк, хотя в планах у меня этого не было. Может, подсознательно захотелось прочистить чакры, источающие умиление, если уж я собрался найти своего брата…

А я хочу этого?

Отмахнувшись от необходимости принимать решение, я бродил от клетки к клетке, снимал развалившихся в дреме диких кошек, дурацких обезьян, потешных дерганых сурикатов… На одном из кадров схвачен полный лютой ненависти взгляд волка — ни хрена он не благодарен людям за то, что его кормят и обихаживают. Его природа требует охоты, погони, ему страсть как хочется впиться клыками в живое горло, захлебнуться теплой кровью. Без этого он — не он.

А чего требует моя? От всего, что я имею, меня подташнивает… А имею я то, о чем другие грезят в своей неизбывной нищете. К чему же, маза фака, стремиться такому, как я?!

Тут я и увидел его… Серый неуклюжий слоненок гонялся по вольеру за вороной, которая явно дразнила его. Вороны еще те суки, любят поиздеваться над более слабыми или тупыми. А слоненок как раз выглядел туповатым, как все детишки его возраста. И, конечно, не догадывался, каким страшненьким, если разобраться, создала его природа… Поэтому веселился от души, размахивая хоботом, а публика прямо растекалась от умиления.

А я только глянул на него, и сразу же вспомнилась та Женя из моих снов. Ну один в один слоник! Только она-то взрослый человек и точно не страдающий умственной отсталостью… Как же ей удается топать по жизни с улыбкой, которая даже не выглядит вымученной или натянутой?!

Ну да, она уже не один раз мне приснилась. Так и вламывается со всей дури по ночам в мой мозг! Это становится похоже на некую навязчивую идею. И как от нее отделаться? Не имею ни малейшего представления…

Неожиданно я поймал себя на том, что улыбаюсь, наблюдаю за слоненком. Надо признать, он милый. Погладить бы… Какой он на ощупь? Только его гигантская мамаша наверняка тут же руку переломит, если протянешь. Лучше не пробовать… Да и не достанешь никак.

Слониха косила на своего ребенка усталым глазом, но не останавливала — чем бы дитя ни тешилось. А дитя все же вмочилось лобешником в старый дуб, за который спряталась паскудная ворона. Народ дружно охнул и запричитал, даже у меня вырвался сдавленный вопль, когда слоненок упал на колени. А потом, как все малыши на свете, он бросился к маме, уткнулся в ее ноги-столбы, а она обняла его хоботом.

Сроду не подумал бы, что у меня могут навернуться слезы из-за такой ерунды. Но я внезапно ощутил себя таким вот малышом… Только мне-то не к кому броситься за утешением. Нет у меня мамы. А те расчетливые сучки, что в ночь на субботу оказываются в моей постели, не имеют ни малейшего представления о том, что такое жалость. Любовь. Да я и сам представляю это весьма смутно…

Не скажу точно, но, кажется, именно в тот момент, переживая за дурацкого слоненка, я и решил, что найду своего брата, чего бы мне это ни стоило.

И речь вовсе не о деньгах…

* * *

Мои чудесные старички кружатся в вальсе медленно, как хрупкие бокалы с выдержанным вином, которые от любого неосторожного движения могут соскользнуть с подноса. Я не опускаю глаз, перебирая струны, знаю, что мой взгляд их давно не смущает. Для каждого из них я как внучка, которой кое у кого из них и не было.

За окнами уже густой вечер, в сентябре стало темнеть раньше, а мне еще одной добираться до дома. Но у меня язык не поворачивается объявить, что им пора отпустить меня. Пусть дежурная медсестра станет гонцом, принесшим неприятную весть. Это не очень благородно по отношению к ней, но мне давно известно, что постояльцы дома престарелых и без того недолюбливают Елену Всеволодовну. Я ни с кем не делюсь, но мне она даже внешне здорово напоминает старшую медсестру Милдред Рэтчед из культового фильма «Пролетая над гнездом кукушки». Не у меня одной могла возникнуть пугающая ассоциация… Хотя некоторые сердятся всего лишь на трудное отчество, которое непросто выговорить со съемными протезами во рту. И все же большинство считает ее равнодушной формалисткой, а ведь пансионат именуется «Вечная любовь». Так и тянет пропеть его название…

Французские мелодии моя гитара тоже знает, но сейчас я в качестве намека играю «Вальс расставания» Френкеля. Они называют его песенкой из фильма «Женщины». Шопен и Чайковский уже отзвучали, но старички еще полны энтузиазма и не собираются сдаваться сну, ведь я появляюсь у них только раз в неделю, по воскресеньям, когда не работаю в школе. Они готовятся к этому вечеру, наряжаются, некоторые подкрашивают губы, брызгаются духами. И это вовсе не жалкое зрелище, как может вообразить посторонний! Напротив, меня восхищает стойкость этих людей, готовых сражаться за каждый час своей жизни, чтобы не уступить его унынию. Им всем за восемьдесят, а то и за девяносто, и они не пытаются молодиться — кого тут обманешь? Но эти люди делают все, чтобы с достоинством прожить отпущенный им срок… Разве это не вызывает уважение?

Правда, мое убеждение разделяют не все, даже среди постояльцев. Я точно знаю, что за моей спиной в кресле у окна сидит грузная и грозная старуха с седым «ежиком» на голове, которую за глаза все