Поэт - Майкл Коннелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это такое? — спросила Делпи.
— По-моему, все очевидно.
Она взвесила камеру на руке, посмотрев на нее так, словно прежде никогда такой не видела.
— Когда это используют?
— При съемке.
— Обычно ты снимаешь детей?
— Мне хотелось бы встретиться с адвокатом.
— А конфеты для чего? Зачем они тебе? Чтобы «снимать» детей?
— Мне бы очень хотелось поговорить с адвокатом.
— Я поимею твоего адвоката, — откликнулся Суитцер. — А тебя, Брисбен, мы уже поимели. Цинично поимели. За то, что ты фотографировал детей в душевых. Маленьких голеньких детишек вместе с мамками. Не хер меня дразнить, урод!
Гладден прокашлялся и безо всякого выражения посмотрел на Делпи.
— Об этом мне ничего не известно. Однако есть вопрос. Хотелось бы знать, где доказательства преступления, в котором меня обвиняют? Вам оно известно? Я еще не сказал, фотографировал или нет. Но даже если так, то я совершенно не представлял, что теперь фотосъемка на пляже считается противозаконной.
Гладден потупил голову, словно бы в смущении. Делпи, в свою очередь, покачала головой, как бы демонстрируя отвращение.
— Детектив Делпи, могу вас заверить, имеется достаточное количество законных прецедентов, утверждающих следующее: публичная демонстрация приемлемой наготы, в данном случае ребенка, раздетого на пляже собственной матерью, не может рассматриваться как стремление к удовлетворению похоти. Очевидно, если сделавший подобные снимки фотограф считается преступником, то одновременно следует привлечь к ответственности мать как пособницу, создавшую саму возможность преступления. Вероятно, вам это известно. Уверен, последние полтора часа вы провели в контакте с городской прокуратурой.
Суитцер приблизил лицо к нему, склонившись над самым столом. Гладден почувствовал запах табака и чипсов из жареной картошки. Интересно, полицейский поел чипсов нарочно, чтобы действовать ему на нервы во время допроса?
— Слушай сюда, извращенец, мы уже знаем, кто ты и зачем приехал. Раньше я расследовал грабежи и убийства, но ты и тебе подобные... на этой планете вы представляете низшую форму жизни. Точнее, опущенную. Не хочешь говорить? Ладно, не заплачем. Вот что мы сделаем: устроим тебя на ночлег в Бискалуц и поместим в общую камеру. Мне хорошо известны некоторые обитатели. Думаю, стоит замолвить за тебя словечко. Знаешь, что они делают с педофилами?
Гладден медленно повернулся и совершенно спокойно посмотрел Суитцеру прямо в глаза.
— Детектив, я не вполне уверен, но думаю, один ваш запах может считаться жестоким или особо циничным обращением. И пусть я даже оказался под подозрением, случайно, из-за тех фото на пляже, но всегда смогу обратиться с заявлением.
Суитцер рефлекторно дернул рукой, замахиваясь для удара.
— Рон!
Полицейский замер, посмотрел на Делпи и опустил руку. Гладден даже не пытался отклониться. Похоже, он еще нарвется. А следы побоев пригодятся в суде.
— Умный мальчик, — заметил Суитцер. — Все, что мы здесь получим, — это адвоката, предполагающего ангела в каждом встречном. Чудесно. Итак, нам остается лишь зафиксировать кое-что на бумаге. Конечно, если вы понимаете, какую бумагу я имею в виду.
— Могу ли я встретиться с адвокатом прямо сейчас? — равнодушно произнес Гладден.
Он отчетливо видел их намерения. Не получив улик, полицейские старались вынудить его к промаху. А он вовсе не собирался доводить до этого, потому что был умнее их. И подозревал, что они об этом знают.
— Видите ли, в чем дело: я не попаду в Бискалуц, и мы все об этом знаем. Что у вас есть? У вас моя камера, в которой — не знаю, проверили вы или нет, — не записано ни одного снимка. И еще есть свидетель, билетер или охранник, якобы видевший, как я фотографировал. И ни одного прямого доказательства, только слова. А если они и опознали меня сквозь стекло, то и тогда их свидетельства ничего не стоят. Их выводы не свободны от влияния воображения, а сама процедура опознания незаконна.
Он ждал ответной реакции, однако ничего не последовало. Инициатива перешла на сторону Гладдена.
— А итогом всего случившегося станет вывод: кто бы ни находился за этим стеклом, она или он не является свидетелем преступления. И как это может разрешиться в городском суде к вечеру? Я не представляю. Может быть, это объясните мне вы, детектив Суитцер? Разумеется, если напряжение ума не повредит вашему рассудку.
Суитцер поднялся на ноги, пинком отправив стул обратно к стене. Делпи коснулась напарника рукой, на этот раз сдерживая его физически.
— Полегче, Рон, — заметила она. — Сядь. Просто сядь.
Суитцер повиновался. Делпи посмотрела на Гладдена.
— Если вы намерены продолжить, то я собирался позвонить, — сказал он. — Будьте любезны, где тут телефон?
— Телефон будет. Сразу после твоей регистрации. А о сигаретах забудь. Городская тюрьма — это зона, свободная от курения. Мы позаботимся о твоем здоровье.
— После регистрации? На основании чего? Вы не имеете права меня удерживать.
— Загрязнение общественного водоема и вандализм в отношении городского имущества. Препятствование действиям полиции.
Гладден удивленно поднял брови. Делпи рассмеялась над его немым вопросом.
— Ты забыл кое о чем, — заметила она. — Мусорный бак, сброшенный в бухту Санта-Моники.
С победоносным видом она выключила диктофон.
* * *Гладдену разрешили позвонить уже из клетки для задержанных. Взяв в руки телефонную трубку и приложив к уху, он вдруг почувствовал запах дешевого мыла. Его дали, чтобы смыть с пальцев остатки краски. Запах напомнил: нужно смыться отсюда раньше, чем отпечатки пройдут через центральный компьютер национальной полицейской сети. Гладден набрал номер, выученный наизусть в тот самый вечер, когда он в первый раз оказался на побережье. Фамилия адвоката, Краснера, значилась в списке членов сети.
Сначала секретарь пыталась отвадить Гладдена, но затем соединила с шефом, услышав, что мистеру Краснеру звонят по рекомендации мистера Педерсона. Разумеется, ведь Педерсон тоже из списка сети.
— Да, слушаю. Это Артур Краснер. С кем я разговариваю?
— Мистер Краснер, мое имя Гарольд Брисбен, и у меня проблема.
Гладден принялся объяснять детали происшедшего Краснеру. В трубку он говорил по возможности тихо, все же в клетке находились еще двое задержанных. Оба ждали транспортировки в городскую тюрьму Бискалуц. Один, явно под кайфом, валялся на полу. Второй сидел, прислонившись к противоположной стене, и пялился на Гладдена, стараясь подслушать его разговор, как бы от скуки. Гладден заподозрил в нем подсадного копа, выдавшего себя за заключенного, чтобы выяснить, о чем пойдет разговор с адвокатом.
Гладден не упустил ничего, кроме своего настоящего имени. После того как он закончил, Краснер довольно долгое время молчал.
— Что за шум? — наконец спросил он.
— Парень, который спит на полу. Он храпит.
— Гарольд, тебе нельзя оставаться в подобном обществе, — покровительственно-нудным голосом проговорил Краснер, и Гладдену это не понравилось. — Нужно действовать.
— Поэтому я и звоню.
— Стоимость моих услуг за сегодняшний и завтрашний дни составит одну тысячу долларов. С учетом хорошего дисконта. Скидка предоставлена по случаю рекомендаций мистера... Педерсона. Если потребуется мое более длительное участие в вашем деле, мы обсудим это позже. Существуют ли затруднения с оплатой названной суммы?
— Нет, без проблем.
— Что насчет залога? После уплаты моего жалованья — способны ли вы внести соответствующую сумму? Сказанное вами звучит словно поручительство под залог имущества — это вообще не вопрос для вас. Но поручитель потребует десять процентов от суммы залога. Это такса. И вы не получите этих денег назад.
— Ладно, забудьте о поручительстве. Возможно, после оплаты вашего непомерного жалованья я смогу потянуть сумму в пять раз большую. Сразу. Можно собрать и еще, но это несколько сложнее. Короче, я согласен поднять общую цену до пяти и хочу выйти отсюда как можно быстрее.
Краснер обошел вниманием замечание о своем жалованье.
— Имеется в виду до пяти тысяч долларов? — переспросил он.
— Да, разумеется. Пять тысяч. Что вы в состоянии сделать?
Гладден предположил, что теперь Краснер сожалеет о скидке.
— Хорошо. Значит, вы должны позаботиться о сумме в пятьдесят тысяч для самого залога. Кажется, мы в неплохой позиции. Пока ваше задержание носит уголовный характер. Но препятствование действиям полиции, равно как и загрязнение окружающей среды, — это лишь хулиганство, что означает две возможности: либо уголовное, либо административное преследование. Уверен, что суд пойдет по линии меньшей тяжести. Скажут, дело сомнительное и явно сфабрикованное полицией. Нам останется попасть в зал суда и выйти оттуда, внеся залог.
— Да.
— Я полагаю, что пятидесяти тысяч долларов многовато для такого случая, но это уже часть торга, который мне придется вести в суде, на уровне помощника судьи. Посмотрим, как это пройдет. Как я уже понял, вы не хотите давать свой адрес?