Наследство из Нового Орлеана - Александра Риплей

– Держите ее покрепче, мадемуазель.

Мэри послушно выполнила приказ. Она пыталась успокоить испуганную женщину, но та отчаянно цеплялась желтыми руками за руки Мэри и возбужденно лепетала окровавленным ртом:

– Мисс, не позволяйте ему резать меня, не позволяйте, умоляю вас, не позволяйте! – Когда доктор ланцетом вскрыл ей вену, женщина издала страшный вопль.

Время от времени, по мере того как доктора переходили от одного пациента к другому, раздавались крики. Эти доктора знали лишь одно средство.

От этого зрелища Мэри стало тошно. А также от бессердечного отношения к покойным. Их тела сваливались в кучу, словно дрова, в дальнем конце коридора. Сразу из всех палат.

Одна из монахинь, увидев, что Мэри не может оторвать взгляда от этой кучи, сказала:

– Конечно, это ужасно, но это все, что мы можем для них сделать. Больные умирают каждые пять минут. Перед тем как тела унесут, священник прочитает молитву над всеми и благословит их в последний путь.

В конце десятого часа Мэри поняла, что больше она выдержать не в состоянии.

– Я ухожу, сестра, – сказала она и, сняв заляпанный кровью и рвотой фартук, бросила его в кучу грязного белья.

– Да благословит вас Бог за вашу помощь, мадемуазель. – И монахиня пошла к следующему страждущему, чтобы помыть, помолиться за него, утешить его самим видом своего благостного, усталого лица и знакомых черных одеяний.

Мэри не вернулась туда.

На следующий день она уложила в одну корзинку мыло, уксус и несколько простыней, а в другую бутылки с куриным бульоном, который они с Жаком вместе сварили накануне вечером.

«Снадобий Мари Лаво у меня нет, – подумала Мэри, – но она говорила, что самое главное – питание. Хоть бульон».

Она шла по пустынной дамбе к Ирландскому каналу. У причала не было ни одной лодки, даже килевых шлюпок и плоскодонок, а ведь обычно они образовывали деревянный островок длиной в две мили. Гнил под дождем брошенный товар. Крыса, напуганная звуком ее шагов, скрылась внутри перевернутого клавесина. Задребезжавшие струны заставили Мэри вздрогнуть.

Рядом с Эдел-стрит Мэри увидела двух раздетых ребятишек, плещущихся в быстром потоке воды в канаве. Она подошла и с улыбкой поздоровалась с ними:

– Привет!

Они кинулись к ней.

По их словам, они были очень голодны, а мать не могла их накормить. Она велела им идти на улицу, потому что больна.

– Покажите-ка, где вы живете, – предложила Мэри. – Может, я смогу помочь вашей маме.

Женщина лежала без сознания, кожа ее была желтой, и вся она была покрыта кровью и блевотиной. У нее был жар.

«Но Вэлу было не лучше», – сказала себе Мэри и взялась за работу. Она привела в порядок женщину и ее постель, затем комнату и, наконец, дом. На кухне она нашла щетки и ведро, а также несколько картофелин и солонину для детей. Мысленно она возблагодарила миссис О'Нил за то, что та научила ее делать уборку. Вспомнила она и ее замечание, что, если варить достаточно долго, можно приготовить все что угодно.

Когда дети были накормлены и одеты, а их мать прибрана и ухожена, насколько это было возможно, Мэри пошла в соседний домик, затем следующий и так далее. Она ходила из дома в дом, вооруженная своими корзинками, а также терпением и уверенностью, что лихорадку можно победить.

И еще до того, как закончился этот долгий дождливый день, она нашла двух помощников – мужчину и женщину. Она научила их тому немногому, что знала сама, а главное, сумела внушить им, что лихорадка вовсе не всегда несет смерть.

Они обещали ей, что ночью будут заходить к больным по очереди, чтобы накормить и прибрать их. А Мэри обещала вернуться на следующее утро с новыми запасами еды. Всего у них было десять пациентов.

«Только десять, – с горечью подумала она, – я могу помочь всего лишь десятерым, да и то самую малость».

Уйдя достаточно далеко от Ирландского канала, Мэри дала волю слезам. Затем расправила плечи и быстро зашагала под дождем, по грязи туда, где стояла повозка с мертвецами. Сегодня она обнаружила тринадцать разлагающихся трупов. Она завернула их в саван.

День за днем Мэри проводила в районе, где жили иммигранты, стараясь помочь им всем, чем могла. Ее уже не пугали все эти ужасы. Кошмар стал для нее повседневностью. В одном домике, состоящем из двух комнат, она обнаружила двадцать шесть распухших трупов. В другом – ребенка, сосущего холодную грудь мертвой матери. Она отводила детей в соседние приюты, не забывая добавлять к своей обычной утренней ноше пакеты с едой для сирот.

Она плакала от горя, когда черные рвотные массы говорили ей о том, что она потерпела поражение, и от счастья, когда теплый, но не горячий лоб или дурно пахнущие экскременты больного свидетельствовали о ее успехе.

Ладони ее покрылись волдырями от едкого мыла, которым она скоблила полы в тесных домиках, а глаза покраснели от дыма. Но какой бы уставшей и подавленной ни чувствовала себя, она всегда держала голову высоко, всегда была аккуратно и чисто одета и всегда улыбалась. Она знала, что лучшим лекарством для этих больных и растерянных людей была ее уверенность в том, что лихорадку можно победить.

Однажды, обмывая одного старика, она услышала позади себя какой-то шорох. Мэри оглянулась через плечо. Увидев миссис О'Нил, она искренне обрадовалась.

– Так это ты, Мэри Макалистер, – сказала вдова. – Я слышала слухи, но не могла поверить этому. Когда закончишь с мистером О'Рорком, он и без того зажился на свете, приходи ко мне. Я тебя накормлю, а ты удовлетворишь мое любопытство.

– Надо же! – воскликнула миссис О'Нил, когда Мэри закончила свой рассказ. – В жизни не подумала бы, что между мной и колдуньей-язычницей есть что-то общее. Но тут эта женщина права. Я сама видела, как один человек – он и болен был совсем чуть-чуть, только что пожелтел немного – умер после того, как от их ножей потерял всю хорошую кровь.

Не думай, Мэри, что твои добрые дела в этом квартале остаются незамеченными. Я знаю своих соседей, от них не убудет помочь ухаживать за больными. Я пригоню их к тебе завтра. Может, кое-кто и побрезгует обмыть лицо больного лихорадкой, однако не такие уж они важные персоны, чтобы отказываться помыть полы.

Приходи ко мне завтра, дорогая, и я докажу тебе, что твое доброе начинание подхватят многие. И едой не надо так нагружаться. Приноси только для сирот, а я буду варить бульон для несчастных больных. Сдается мне, туда вполне можно добавить немножко капустки.

Через два дня Мэри была уже не нужна на Ирландском канале.

Она медленно шла домой, впервые почувствовав, как сильно устала за это время. Ей бы радоваться надо, что вдова О'Нил так ловко взялась за дело. Теперь уходом охвачено больше больных, а чувство единства сближало и роднило больных и здоровых.