Почти как люди - Клиффорд Саймак

— Деньги — это еще не все, — заявил я. — Помимо денег существуют и другие ценности.

— Если хотите, — сказала она, — можно обсудить какую-нибудь иную форму платежа.

Она поставила бокал на стойку и, порывшись в сумочке, протянула мне карточку.

— Если надумаете, найдете меня по этому адресу, — сказала она. — Предложение остается в силе.

Ее точно ветром сдуло с табурета, и, прежде чем я успел открыть рот или как-то задержать ее, она уже затерялась в толпе.

Бармен, проплывая мимо, заметил нетронутые напитки.

— Что, выпивка не понравилась, приятель? — спросил он.

— Нет, все нормально, — ответил я.

Я положил карточку на стойку — она легла обратной стороной кверху. Я перевернул ее, и из-за тусклого освещения мне пришлось наклониться, чтобы прочесть, что на ней написано.

Я мог бы и не читать. Ведь я заранее знал, что там увижу. Разница была только в одной строчке. Вместо «Купля-продажа недвижимого имущества» стояло: «Мы покупаем все».

Съежившись от пронизавшего мне душу холода, я сидел на своем высоком табурете, как нахохлившаяся птица. В баре было так сумрачно, что все вокруг словно плавало в тумане; со всех сторон до меня долетали обрывки человеческой речи, но в этих звуках почему-то было мало человеческого — скорее, они напоминали невнятное урчание каких-то чудовищ или бессмысленные выкрики дегенератов. И, вкрапливаясь в этот шум, то заглушая его, то пробиваясь в щели между фразами, подобно непристойной шутке, нагло дребезжало пианино.

Я залпом выпил виски и остался сидеть там со стаканом в руке. Я хотел было заказать еще одну порцию, но бармен уже занялся другими посетителями.

Рядом со мной кто-то навалился на стойку и задел локтем бокал с коктейлем. Он опрокинулся, и жидкость растеклась по полированному дереву, как грязное масло; ножка бокала отломилась, а сам он разбился вдребезги. Вишенка откатилась к краю стойки.

— Извините, — сказал этот человек. — Какой же я растяпа! Я закажу вам другой.

— Пустяки, — успокоил я его. — Она все равно не вернется.

Я соскользнул с табурета и пошел к выходу.

Мимо ехало такси; я шагнул к краю тротуара и поднял руку.

Глава 13

На небе уже погасли последние отблески дня, и на улицах горели фонари. Я увидел, что часы на углу перед банком показывали почти половину седьмого. Мне следовало поторопиться — на семь у меня было назначено свидание, и Джой здорово раскипятится, если я явлюсь с опозданием.

— Ночь сегодня будет классная — только на енотов охотиться, — проговорил шофер. — Тепло, тихо, и луна вот-вот взойдет. Я б с удовольствием подался в лес, да мне всю ночь работать. Мы тут с одним парнем завели собаку. Черную, с рыжими подпалинами. А лает-то как — ну просто музыка, такого в жизни не услышишь.

— Выходит, вы охотитесь на енотов, — заметил я с оттенком вопроса. Не потому, что меня это заинтересовало, — просто я почувствовал, что от меня ждут какой-то реплики.

Это его вполне устроило. Скорее всего, на большее он и не рассчитывал.

— Это у меня с детства, — пояснил он, — Папаша начал брать меня с собой на охоту, когда мне было лет эдак девять или десять. А это как влезет в душу, так уж на всю жизнь, можете мне поверить. В такую вот ночь прямо изведешься, так в лес тянет. В эту пору в лесу и запах какой-то особенный, и ветер в поредевшей листве шумит по-иному, и чувство у тебя такое, будто мороз уже где-то совсем рядом.

— Где вы охотитесь?

— На западе, милях в сорока — пятидесяти от города. У верховьев реки. Там на дне реки полно бревен.

— И много вы приносите енотов?

— Дело-то, в общем, и не в енотах, — ответил он. — Бывает, что ночь за ночью возвращаешься с пустыми руками. Может, эти еноты только предлог, чтобы побыть ночью в лесу. Мало кто нынче выбирается в лес, что днем, что ночью. И хоть я не из тех трепачей, которые на каждом шагу проповедуют общение с природой, но точно вам скажу — стоит только провести с ней наедине какое-то время и становишься лучше.

Усевшись поглубже, я перевел взгляд на проплывавшие мимо кварталы. Это был все тот же, хорошо знакомый мне старый город, однако сейчас в нем появилось что-то враждебное, словно из темных уголков темных зданий за мной следили какие-то таинственные, злые призраки.

— Вам когда-нибудь случалось охотиться на енотов? — спросил шофер.

— Нет. Иной раз хожу на уток, а иногда езжу в Южную Дакоту стрелять фазанов.

— Ясно, — протянул он, — Утки и фазаны мне тоже по душе. Но еноты совсем другое дело, их ни с чем не сравнишь.

И, помолчав немного, добавил:

— Хотя, наверно, каждому свое. Вам вот нравятся фазаны и утки, мне — еноты. А еще я знаю одного совсем древнего старикашку — так он возится со скунсами. И думает, что лучше животных на всем свете не сыщешь. Уж такую он с ними водит дружбу! Могу поклясться, что он с ними даже разговаривает. Пощелкает языком, поворкует что-то, и они уже тут как тут, взбираются к нему на колени, а он их ласково так поглаживает, точно кошек. А потом они еще и домой его проводят — так и бегут следом как собаки. Ей-богу, прямо глазам не веришь. Аж страшно становится, как он с ними хороводится. Он живет на холмах у реки — у него там домишко, а округа кишмя кишит этими скунсами. Он пишет о них книгу. Сам видел, он мне ее показывал. А пишет он карандашом, в самом простом грошовом блокноте — такой грубой бумагой ребятишки в школе пользуются. Сидит себе, согнувшись над столом, и при свете старого фонаря строчит эту свою книгу огрызком карандаша, который то и дело приходится слюнить, чтобы писал пояснее. Но уверяю вас, мистер, ни черта у него не получается, одно правописание чего стоит — кошмар. А жаль. Знатная бы вышла книга.

— Так оно всегда и бывает, — заметил я.

Некоторое время он вел машину молча.

— Ваш дом, кажется, в следующем квартале? — спросил он.

Я ответил утвердительно.

Он затормозил перед домом, и я вылез из машины.

— Может, как-нибудь вечерком махнем вместе на охоту? — спросил он. — Так, часиков в шесть.

— Что ж, неплохо бы, — согласился я.

— Меня зовут Ларри Хиггинс. Найдете в телефонной книге. Звоните в любое время.

Я пообещал, что непременно позвоню.

Глава 14

Поднявшись на свой этаж, я обнаружил, что вырезанный из ковра полукруглый лоскут лежит на месте. Лампочка под потолком светила еще слабее прежнего — если такое вообще возможно, — и я едва не вступил в этот полукруг, прежде чем заметил, что ковер починен. Ни о каких коврах я в тот момент не думал, без них хватало тем для размышлений.

Я остановился как вкопанный перед тем местом, где раньше был вырез, точно человек, подошедший вплотную к черте, за которой начинается опасная зона. И, что странно, вырез был заделан не новой ковровой тканью, а такой же старой, вытертой и грязной, как и весь остальной ковер.