Загадочная пленница Карибов - Вольф Серно

хоть как-то возместить ущерб. Нет-нет, сеньоры! Не думайте! И после этого за вами осталось еще столько!..

— Сколько? — Витус заскрежетал зубами.

Хозяин мгновенно перестал раскачиваться, почуяв, откуда ветер дует.

— Момент, сеньор! Я знал, что вы войдете в мое положение. Сейчас, сейчас. — Он проскользнул за стойку и начал царапать на клочке бумаги столбик цифр, не забывая при этом переминаться с ноги на ногу, усердно шевелить губами, прибавляя и вычитая, и, наконец, изрек:

— Все вместе восемнадцать золотых монет, сэр!

— Что?! — Витус лишился дара речи. — Это грабеж!

— Я же сказал вам, что понес потери, большие потери! — В скорбных глазах Анжело поблескивала алчность.

Он знал, как облапошивать простаков: скормить потроха, приправив словом Божиим!

— Сами подумайте, — возопил он, — моя жена каждый Божий день готовила для вас! И не что-нибудь, а хорошую мясную еду. Она стоит дорого, можно сказать, бесценно, сеньор! Как сказал наш Господь: «Примите, ядите, сие есть Тело мое»! А кроме того, сеньор, плата за комнату. Это была моя лучшая комната, без клопов, без крыс, без вшей! Семь дней! Семь долгих дней! Уже одно это, погодите… — Он пососал перо, тщательно проделал расчеты и снова назвал непомерную сумму. — «Всякий труд имеет свою цену, только труд Богу цены не имеет!» — так написано в Священном Писании. А потом, мои расходы, чтобы найти вас! «Ищите и обрящете», — сказал наш Спаситель. И я придерживался этой истины, только найти вас нигде не мог, хотя приложил к этому все мои старания и средства. Из-за вас я пол-Гаваны поставил на ноги! И не только ради денег! «Возлюби ближнего своего, как себя самого», — сказано в Писании.

Магистру все это надоело:

— А не сказал ли Господь наш: «Говори: да-да, нет-нет; что сверх того, то от лукавого»? Об этом вы когда-нибудь слышали, многоуважаемый господин фарисей?

— Я? Да, то есть нет…

— Евангелие от Матфея, глава пятая, стих тридцать седьмой, чтоб вы знали. А теперь, прошу вас, проверьте-ка еще раз ваш счет! — Тон магистра юриспруденции не допускал возражений.

— Ну только что ради вас, господин Магистр!

Пожав плечами, Анжело вновь углубился в свои счета. Некоторое время спустя он удивленно изрек:

— Не может быть! Я точно просчитался!

— И, несомненно, не в убыток себе, господин фарисей?

Анжело, словно не услышав последнего замечания, продолжал:

— Как я рад, сеньор кирургик, что от моей суммы осталась только половина!

Витус, которому порядком наскучила эта игра, обернул копье в другую сторону:

— Я делаю вам встречное предложение, Анжело. Я не плачу вообще ничего, а, идя стезями так часто цитируемого вами Господа, вылечу любого из членов вашей семьи, если он паче чаяния занеможет. Бесплатно. Мы пробудем в городе еще несколько дней, вы просто дадите мне знать.

Вопль хозяина «Приюта» не оставлял никаких сомнений в его ответе.

— Ладно. — Витус вытащил мешочек, подаренный Таггартом. — Плачу половину от вашей половины, хоть это и превышает все разумные цены. И это мое последнее слово.

Под заунывные причитания хозяина друзья покинули «Приют рыбака».

— Ты здорово задал ему жару! — одобрил Витуса маленький ученый. — В следующий раз подумает, как облапошивать постояльцев. Жаль только, что теперь нам некуда деваться. У Анжело было бы самое то.

— Не вводи в соблазн ближнего своего, — назидательно изрек Витус. — Смотри-ка, Педро со своей кобылкой все еще здесь! Похоже, обедает.

— Обед — это хорошо, — мечтательно ответил Магистр, вытаскивая общий скарб на обочину. — Эй, Педро, мальчик, что у тебя там? Гороховое пюре?

Педро не удостоил его ответом: если Магистр знает, что он ест, к чему спрашивать? Витус подошел к мальчишке и спросил:

— Можешь отвезти нас к «L’Escargot»?

Это был правильный вопрос. Педро проглотил последнюю ложку кашицы и дал разумный ответ:

— Да.

Поразмыслив, он добавил:

— Но здесь только повернуть за угол, две сотни шагов, не больше.

— Знаю, да по такой жаре и с багажом их трудно сделать, — сказал Витус.

— Тогда ладно. Щас помогу затащить это…

И пару минут спустя они снова восседали в видавшей виды повозке, которая катила теперь под откос. Магистр, сидевший на козлах рядом с мальчиком, близоруко прищурился:

— Вон вроде бы «L’Escargot», только странная какая-то, тихая, поникшая. Никто не входит, никто не выходит…

— «L’Escargot»-то на месте, только Ахилла нет. Помер.

— Что-о-о?! — Друзья как один подскочили. — Не может быть!

Педро молчал. Ну и дурные люди! Непонятно, что ли, сказал?

— Как это нет?

— Что с Ахиллом?

— Уй, с чего скопытился?

И потому как вопросы звучали разумно, Педро соблаговолил ответить:

— Ахилл умер. Люди говорят: «Курьезный Ахилл курьезно жил, курьезно и умер». Костью подавился. Уже давно. — Педро притормозил лошадку, потому что вот она цель, доехали.

— Да, но… — Витус не мог поверить услышанному. — Ахилл был такой жизнерадостный, такой здоровый… такой…

— И зарыли его неведомо где, — вдруг продолжил Педро. — Он был этим, как его, гуго… гуги… Ну, в общем, неправильным христианином, как сказал пастор. И на христианском кладбище его нельзя… Да, так оно было.

Магистр взмолился:

— Христа ради, это же бесчеловечно! Как будто у Ахилла не было бессмертной души! Фарисей ваш пастор! О, как я ненавижу это невежество! — Он сжал кулаки.

— Все черные вороны — черная нежить и черные стервятники, — пропищал Энано.

— Хотел бы я узнать, где он лежит, чтобы сказать ему последнее прости, — с раскаянием пробормотал Витус.

А Магистр все никак не мог успокоиться:

— Лучшие друзья! Лучшие друзья уходят! И с каждым умирает частица тебя самого! И мир становится беднее!

— А Луиза? Что с ней? — внезапно спохватился Витус. — Где теперь бедняжка зарабатывает свой хлеб? Ей, должно быть, туго пришлось с ее… э-э… с ее необычным видом.

Он вспомнил о той ночи любви, которую она ему подарила и которую он на протяжении долгих дней никак не мог изгнать из памяти, как ни старался. Снова и снова она тревожила его совесть.

— Уи-уи, крошка Луиза, ще с ней? — хотел знать и Энано. — Где эта тыковка под простыней?

— Луиза? Да нет, с ней-то как раз все хорошо. Стала красавицей, как говорят люди. — У юного возницы внезапно развязался язык, может, потому, что ему пришло время созреть и он постепенно становился мужчиной, а значит, проявлял интерес ко всему женскому. — Красивой, как Мадонна, говорят люди. И это тоже было чудо. Однажды… а, вы уже уехали, сеньоры… она снова появилась и… чудо, просто чудо! На ней больше не было ее черного покрывала, сама просто кровь с молоком, нежная и такая белая… Зубы что нитка жемчуга… А волосы! Медь, да и только! Все так говорили, и