Пламенный клинок - Вудинг Крис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Харод восхищенно смотрел на сцену, не сводя глаз с Орики. Он стряхнул оцепенение, лишь когда слушатели вокруг него повставали с мест, восторженно хлопая в ладоши по примеру принца Оттико. Даже те, кому музыка была безразлична, делали вид, будто находятся под впечатлением. Мара слегка подтолкнула Харода, и он начал пробираться вдоль кресел, протискиваясь между рукоплещущими гостями.
Тут принц потребовал продолжения, музыканты грянули новую песню, и слушатели снова уселись, а Харод остался стоять у всех на виду, не успев добраться до конца ряда.
Заметив, что он хочет уйти, какой-то слуга кинулся ему наперерез. Мара не слышала, что он говорит, но поднятые руки и торопливое бормотание слуги не сулили ничего хорошего.
Харриец прижал руки к животу, изображая недомогание, но слуга извиняющимся и вместе с тем настойчивым жестом указал ему на пустующее кресло. Зрители вокруг начали хмуриться и шикать.
Один из стражников, стоявших по краям залы, зашевелился, явно собираясь вмешаться.
Мару охватила ярость. Времени, которого и так было в обрез, оставалось все меньше, но Орика не могла покинуть сцену. Добраться к двери в водосточные сооружения предстояло Хароду. Если поднимется суматоха, его задержат для разбирательств, напрочь лишив возможности ускользнуть.
Принц, сидевший в переднем ряду, обернулся и раздраженно нахмурился. Слуга заметил это и побледнел.
— Пожалуйста, сударь, сядьте! — почти взмолился он, обращаясь к Хароду. Стражник сделал шаг вперед, и харрийцу пришлось уступить. Отпустив напоследок едкое замечание, он направился обратно вдоль кресел, сопровождаемый неодобрительными взглядами. Наверняка для Харода было смертельным унижением попасть в подобную передрягу, но лицо его осталось бесстрастным; он даже не покраснел.
— Не выпустили? — шепнула Мара.
— Нет, — ответил он, садясь. — Видимо, принц корчит из себя покровителя искусств и считает непозволительным уйти посреди исполнения.
Мара безмолвно обругала саму себя. Как она упустила это из виду? Подобный пустяк легко проглядеть среди множества сведений, которые собрала Мара, но из-за пустяков рушатся империи и гибнут народы. Она думала, что предусмотрела каждую мелочь, но именно эту все-таки упустила. Теперь они втроем оказались в ловушке, запертые в этой зале, а музыка продолжала греметь, отсчитывая остаток жизни их товарищей.
* * *Фен скрючилась, прижавшись к самому дну лодки. Потолок пещеры приблизился настолько, что сидеть прямо стало невозможно.
Снизу черная вода, сверху холодный камень, а в промежутке, который неуклонно сужался, — они сами вшестером. Фонарь Кейда лежал на дне лодки, отбрасывая блики на испуганные лица. Во взгляде у всех сквозила отчаянная надежда, что кто-нибудь вмешается и выручит их; но становилось ясно, что помощь может и не явиться. А воздух скоро закончится.
«Ни к чему не привязывайся, Фен. Ни к местам, ни тем более к людям. Иначе, когда они сгинут, ты сгинешь вместе с ними». Нет. Она не позволит себе в это поверить. Орика, Харод и Мара пробьются к ним. По-другому и быть не может.
Вика согнулась в три погибели и молилась Джохе, шевеля губами и закрыв глаза. Рядом дрожала Скирда. Кейд тоже молился, а вот Граб начинал паниковать, дико тараща глаза и упираясь ладонями в потолок, словно надеясь его сдержать.
Арен крепко взял Фен за руку, и девушка посмотрела ему в глаза.
— Они придут, — сказал Арен.
— Никто не придет, — буркнул Граб. И повторил уже громче: — Никто не придет! — Его голос сорвался на визг. — Граб не готов предстать перед Костяным богом! Граб не хочет становиться Забытым! Граб раскаивается во всем, что сделал!
— Угомонись! — злобно огрызнулся Кейд.
Но скарл не слушал. Он попытался встать на ноги, но только уперся в потолок, угрожающе раскачав лодку.
— Нельзя здесь оставаться! Граб уплывет! Уплывет обратно в озеро!
Он рванулся к борту, на ходу отпихнув Вику. От столь резкого движения лодка потеряла равновесие и опрокинулась. Фен взвизгнула, неожиданно оказавшись в студеной воде и мгновенно вымокнув до костей. Как ни согревало ее снадобье Вики, дыхание сразу перехватило. Девушка барахталась, отчаянно пытаясь вынырнуть на поверхность, но фонарь погас, и в темноте она не понимала, где верх, а где низ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Погружаясь в бездну, она цеплялась за последние мгновения жизни, и в голове билась одна-единственная мысль: «Отец, ты был прав. Зря я тебя не послушалась. Ты был прав».
* * *Попытка Харода покинуть залу не укрылась от внимания Орики. Она хорошо изучила его манеру держаться и могла опознать своего друга с любого расстояния, хотя поначалу даже не подозревали, что Харод будет в зале.
Она видела, как он спорил со слугой, а потом вернулся на место рядом с Марой. И догадалась: никто из них не сможет уйти, пока музыка не закончится.
Жига подошла к завершению, и слушатели снова захлопали. «Ну же, отпустите нас! — взмолилась Орика. — Пора сделать передышку». Но принц Оттико явно ждал продолжения.
Эдген повернулся к музыкантам:
— Живо! «Мавен на привале».
— Я не знаю эту песню, — соврала Орика, пока никто не успел начать.
— Не знаешь? — в ужасе переспросил Эдген. — Да ее же поют на всех углах! Тогда «Сластолюбец и лебедь».
— И этой не знаю, — сказала Орика, пытаясь тянуть время, хотя понимала: рано или поздно Эдген вспомнит песню, которую можно исполнить без участия лютни.
— Какую ты знаешь? — сдавленным голосом произнес Эдген и впился глазами в Орику.
И тут ей в голову пришла мысль, совершенно дикая, но при этом такая правильная, что у Орики перехватило дыхание. Как будто все затейливые повороты ее жизни совершались ради этого мига.
— У меня есть песня для принца, — сказала она и вышла на авансцену.
Эдген испуганно вытаращил глаза, но зрители уже заметили лютнистку; ему оставалось только отойти в сторону с натянутой улыбочкой и сделать вид, будто все так и задумывалось.
— Делай как знаешь, — прошипел он сквозь зубы.
Орика осталась одна на краю сцены с лютней в руках, прямо перед ней сидел принц Оттико, а за спиной у него — добрая сотня знатных вельмож. Некоторые из них — в основном оссиане и кроданцы — подняли ропот: дескать, откуда у этой сардки столько наглости, чтобы обращаться к самому принцу? Но Орика тронула струны и всецело отдалась во власть музыки. Ее голос понесся по галерее, сипловатый и проникновенный, вобрав в себя всю тревогу и страх Орики.
Король в своем замке стоял у окна. Внизу о прибрежье плескала волна. Вдруг скрипнула дверь, и, бледней полотна, К нему прорицатель явился. «Страшись, государь, надвигается шквал. Твердыню твою сокрушит бурный вал». Король усмехнулся, раздумья прервал И вдаль без боязни воззрился.Ропот стих; ее голос всегда обладал способностью усмирять толпу и призывать слушателей к тишине. Даже принц взглянул на певицу с некоторым благоговением.
«На море затишье, и чист небосвод. Нигде я не вижу предвестья невзгод». В ответ прорицатель: «Возмездье грядет Из бездн, что незримы для ока. Ломая препоны, нахлынет прилив, Поднимется буря, по-волчьи завыв, Разбудит погибших к отмщенью призыв, И ярость их будет жестока».Принц насторожился, почуяв неладное. Песня была далеко не безобидная, в отличие от предыдущих. Лицо наследника вытянулось, и Орика ощутила торжество.
Воскликнул король: «Я могуч и силен! Я здесь повелитель, незыблем мой трон!» В ответ прорицатель: «Как призрачный сон, Твое мимолетно правление. Есть силы древнее, чем власть короля. Твой бог обманул, процветание суля: Свободной останется эта земля, Тебя же постигнет забвенье».