Имаджика: Пятый Доминион - Клайв Баркер

— Мне нужен криучи, — сказал он. — Где он?

И вновь Конкуписцентия затрясла головой, теперь еще вдобавок и захныкав.

— Где? — закричал он. — Где?

От запаха духов и развешанных всюду покрывал его стало тошнить, и в ярости он начал рвать шелк и кружева. Служанка не вмешивалась до тех пор, пока он не схватил Библию, лежавшую раскрытой на подушке, и не вознамерился разорвать ее в клочки.

— Пжалста, ампират! — взвизгнула она. — Пжалста, ампират! Я буду есть бита, если ты рвать Книга! Кезуар любита Книга.

Не так уж часто приходилось ему слышать глосс, островной гибрид английского, — столь же уродливый, как и говорящий, — и эти звуки разъярили его еще больше. Он вырвал полдюжины страниц из Библии, просто затем, чтобы заставить ее вновь перейти на крик. Это ему удалось.

— Мне нужен криучи! — повторил он.

— У меня еста! У меня еста! — воскликнула она и повела его из спальни в огромную туалетную комнату, которая располагалась за дверью, и там начала поиски среди множества позолоченных коробочек на столике Кезуар. Увидев отражение Автарха в зеркале, она улыбнулась, словно провинившийся ребенок, и достала сверток из самой маленькой коробочки. Он выхватил его у нее прямо из рук. По запаху, уколовшему ноздри, он понял, что качество хорошее, и, не раздумывая, развернул сверток и отправил все его содержимое себе в рот.

— Хорошая девочка, — сказал он Конкуписцентии. — Хорошая девочка. А теперь скажи мне, где твоя госпожа взяла это?

Конкуписцентия замотала головой:

— Она много раз ходита в Кеспараты, много ночи. Иногда она одета нищенка, иногда…

— Шлюха.

— Не, не. Кезуар не есть шлюха.

— Так где она сейчас? — спросил Автарх, — На блядки пошла? Немножко рановато для этого, не правда ли? Или она днем берет дешевле?

Криучи оказался даже лучше, чем он ожидал. Пока он говорил, он почувствовал, как наркотик начал действовать и вытеснил меланхолию неистовой эйфорией. Хотя он не спал с Кезуар уже лет сорок (и не имел никакого желания менять это обыкновение), при определенных обстоятельствах известия о ее изменах еще оказывали на него угнетающее действие. Но наркотик сделал его невосприимчивым к страданиям. Она может спать хоть с пятьюдесятью мужчинами в день, но это не отдалит ее от него ни на дюйм. Не важно, что они испытывают друг к другу — страсть или презрение. История сделала их неразлучными, и такими они останутся до наступления Апокалипсиса.

— Госпожа не блядка, — возразила Конкуписцентия с похвальным намерением защитить честь королевы. — Госпожа пошла до Скориа.

— В Скориа? Зачем?

— Казни, — ответила Конкуписцентия, произнося это слово, выученное от госпожи, без акцента.

— Казни? — переспросил Автарх, и смутное беспокойство всплыло над обволакивающими волнами криучи. — Какие такие казни?

— Не зната, — сказала она. — Казни, и все. Она молита-са про нех…

— Не сомневаюсь…

— Мы всигада молитаса по душам, штопа они предстата пред Незримый омыта…

Последовало еще несколько фраз, затверженных наизусть и тупо повторяемых при каждом удобном случае. Это христианское плаксивое нытье оказывало на него столь же тошнотворное действие, что и убранство комнат. И как убранство, это было делом рук Кезуар. Она упала в объятия Скорбящего всего несколько месяцев назад, но это не помешало ей заявить, что она — Его невеста. Еще одна неверность, хотя и менее сифилитичная, чем сотни предыдущих, но не менее патетичная.

Автарх предоставил Конкуписцентии возможность продолжать свое нытье и отправил телохранителя на поиски Розенгартена. Появились вопросы, на которые надо получить ответы, и поскорее, а то головы полетят с плеч не только в Скориа.

2

Во время путешествия по Постному Пути Миляга пришел к мысли, что Хуззах оказалась не обузой, как он вначале предполагал, а благословением. Он был уверен, что, не будь ее вместе с ними в Колыбели, Богиня Тишалулле не стала бы за них вступаться, да и ловить попутки было бы не так-то просто, если б этим не занимался обаятельный ребенок. Несмотря на месяцы, проведенные в недрах сумасшедшего дома (а может быть, и благодаря им), Хуззах была очень общительна и всех стремилась вовлечь в разговоры, а из ответов на ее невинные вопросы Миляга и Пай почерпнули немало информации, которую они едва ли смогли бы узнать другим путем. Даже пока они пересекали дамбу по пути к городу, она успела завязать разговор с какой-то женщиной, которая с радостью огласила перечень Кеспаратов и даже показала те, что были видны с того места, где они находились. Для Миляги в ее речи было чересчур много названий и инструкций, но, взглянув на Пая, он убедился, что мистиф слушает очень внимательно и наверняка выучит все наизусть еще до того, как они окажутся на другом берегу.

— Восхитительно, — сказал Пай Хуззах, когда женщина ушла. — Я не был уверен, что смогу найти дорогу к Кеспарату моих сородичей. Теперь я знаю, куда идти.

— Вверх по Оке Ти-Нун, к Карамессу, где делают засахаренные фрукты для Автарха, — сказала Хуззах, словно перед глазами у нее был путеводитель. — Идти вдоль стены Карамесса до тех пор, пока не упрешься в Смуки-стрит, а потом наверх к Виатикуму, и оттуда уже будут видны ворота.

— Как ты умудрилась все это запомнить? — спросил Миляга, в ответ на что Хуззах слегка презрительно спросила у него, как он позволил себе все это забыть.

— Мы не должны потеряться, — сказала она.

— Мы не потеряемся, — ответил Пай. — И в моем Кеспарате найдутся люди, которые помогут нам отыскать твоих дедушку и бабушку.

— Даже если и не помогут, это не страшно, — сказала Хуззах, переводя серьезный взгляд с Пая на Милягу. — Я пойду с вами в Первый Доминион. Мне тоже хотелось бы посмотреть на Незримого.

— Откуда ты знаешь, что мы направляемся именно туда? — сказал Миляга.

— Я слышала, как вы об этом говорили, — ответила она. — Вы ведь не передумали? Не беспокойтесь, я не испугаюсь. Мы же видели Богиню? Он будет таким же, только не такой красивый.

Это нелестное мнение о Незримом немало позабавило Милягу.

— Ты просто ангел, тебе известно об этом? — сказал он, присаживаясь на корточки и обнимая ее. С тех пор как они отправились в путешествие, она прибавила несколько фунтов, и ответное объятие было довольно крепким.

— Я хочу есть, — прошептала она ему на ухо.

— Мы найдем чего-нибудь поесть, — ответил он. — Мы не можем позволить нашему ангелу разгуливать голодным.

Они пошли по крутым улицам Оке Ти-Нун и скоро избавились от толпы попутчиков. Вокруг было много мест, где можно было перекусить, начиная от лотков с жареной на углях рыбой и кончая кафе, которые вполне могли бы находиться и на улицах Парижа, вот только посетители их отличались несколько большей экстравагантностью, чем та, которой могла похвастаться столица европейской экзотики. Многие из них принадлежали к видам, странности которых Миляга уже воспринимал как должное: этаки, хератэа, отдаленные родственники мамаши Сплендид и двоюродные братья Хаммеръока. Было несколько таких, кто был похож на одноглазого крупье из Аттабоя. Но на одного представителя более или менее знакомого ему племени приходилось два или три экземпляра совершенно неизвестных ему пород. Как и в Ванаэфе, Пай предупредил его, что лучше не приглядываться к ним слишком внимательно, и он изо всех сил старался придать бесстрастность своим наблюдениям за манерами поведения, нравами, причудами, походками, лицами и голосами обитателей улиц. Но это было не так-то просто. Через некоторое время они нашли небольшое кафе, откуда исходили особенно соблазнительные ароматы, и Миляга устроился у окна, из которого можно было созерцать парад, не привлекая особого внимания к себе.