Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Многие родители, подобно другим подданным Российской империи в похожей ситуации, пытаясь уберечь сыновей от слишком тяжелой судьбы, искали обходных путей. Процветавшая вокруг Бибикова (в то время уже министра) коррупция позволяет судить, что взятки были крайне распространенным явлением.

А. Иванский ярко изобразил отношение польских помещиков к этому решению, изменившему их мирное тихое существование за бортом имперской действительности: «Это распоряжение вызывало среди поляков, живших на Руси [Украине. – Прим. пер.], сильное волнение. Мой отец, у которого на земле было несколько сот душ, а при этом шесть сыновей, предпринял мучительную поездку в столицу с двумя сыновьями, чтобы устроить их в военно-инженерное заведение; однако он нашел там такого некомпетентного репетитора, что после годовой учебы один из сыновей, Эдвард, вовсе не мог сдать экзамен, а второй, Хенрик, вместо того чтобы поступить в военно-инженерное заведение, был принят в Кадетский корпус, к тому же на правительственный счет, т.е. с обязательством отслужить после завершения учебы, о чем отец вообще не просил»859. Однако благодаря протекции и подаркам отцу удалось освободить сына от армии, и тот вернулся в свое имение. Это типичный пример молодого шляхтича, который оказался в двойной тупиковой ситуации: неразвитость школьной сети и недостаток подготовки, а с другой стороны, отказ от нее как от зараженной непоправимым грехом превратиться в русского.

Эта реформа, ставшая венцом антипольской деятельности Бибикова, затронула снизу доверху все слои польского дворянства. 15 января 1852 г. он вдобавок просил губернские собрания проверить титулы князей, графов и баронов. Очевидно, речь шла о привлечении на царскую службу самых почтенных поляков. Несмотря на то, что в первом списке из Киевской губернии были, например, Браницкие, Вонсовичи, Илинские, Ходкевичи, Мощенские, Потоцкие, Бибикова удивило отсутствие Дзеконских, Раммов, Жевуских и Чарторыйских, от которых он потребовал представления генеалогий!860

Никому не удалось остаться в стороне. После двадцатилетних усилий властей к моменту смерти Николая I исчезли последние следы «золотых вольностей», и если не в душе, то по крайней мере на бумаге шляхтичи окончательно превратились в российских подданных с одинаковыми, а иногда с еще большими, чем российское дворянство, обязанностями.

Поскольку количество гражданских чиновников было ограничено, то новых «слуг» поглотила армия. Это привело к сильному развитию Владимирского киевского кадетского корпуса, содержание которого согласно указу от 2 декабря 1854 г. осуществлялось благодаря обязательным «дарам» дворянства всех трех губерний, размер которых достигал 45 033 рублей серебром. Как видим, Бибикову удалось достичь поставленной еще в 1849 г. цели: заставить, пусть и окольным путем, богатое польское дворянство способствовать развитию российской армии.

Однако польские помещики не только финансировали самое крупное на Украине военное училище, что в конечном итоге обходилось им по 5 копеек с души. На них был также возложен в 1851 – 1853 гг. ряд налогов. Кроме налога по 95 копеек с души помещики должны были отдавать по 3 копейки с души в продовольственный фонд для простого люда на случай голода861. Согласно указу от 22 августа 1851 г., они должны были давать средства на содержание 25 солдат-инвалидов в каждом уезде, а начиная с 25 декабря 1853 г. вносить по 50 копеек с души на центральную администрацию (24,5 – на губернскую и 5 копеек – на уездную администрацию). Налоги, поступавшие в казенные палаты862, вовсе не наносили ущерба хозяйству, однако они свидетельствовали о закате существовавшей испокон веков традиции, согласно которой шляхта была освобождена от уплаты налогов. Во время Крымской войны участились призывы со стороны властей делать «добровольные взносы». Польские помещики, оказавшиеся ближе к линии фронта, не могли отказать в «дарении» волов, коней, телег и даже крепостных, тем более что, согласно военному положению (объявление о котором каждый помещик должен был подписать), вся полнота власти передавалась военным, чтобы проучить тех, кто отказался бы помогать.

Все это, конечно же, не исчерпывает всей политики, направленной на объединение империи. Последние работы некоторых российских исследователей прекрасно дополняют этот образ. Саратовский историк С.В. Удалов приводит в своем исследовании крайне интересные тексты, такие как записка С.П. Шипова, полковника Семеновского полка из Винницы, «Взгляд на Подольскую губернию» 1830 г., где он подробным образом сообщал царю, каким образом «паны и шляхта польская беспрепятственно угнетают и терзают» население, и советовал усилить роль православных священников. Удалов подчеркивает действия в этом направлении Платона, Киевского митрополита, и влияние уже умножившихся к тому времени сторонников сильной руки. Он приводит цитату из записки А.И. Артемьева «Действия правительства в Киевской, Подольской и Волынской губерниях», в которой тот в 40-х годах советовал возвысить православие, ввести «элементы русские» и привести край «в безразличное единение с великорусскими губерниями». Удалов обращает также внимание на важный факт – ликвидацию отделения Польского банка в Бердичеве, о котором уже шла речь, через который помещики переводили крупные суммы на Запад, эмигрантам. С 1840 г. только Киевский частный банк, контролируемый властями, принимал депозиты от помещиков этих губерний. Удалов подчеркивает созвучие знаменитой уваровской формулы с историческим видением единой России А.Н. Пыпина, а также с идеями, представленными в невероятном учебнике польской истории для средних учебных заведений Н. Павлищева (1842 г.)863.

Польские помещики накануне 1863 года

Польскому историку Марселю Хандельсману не были известны все обстоятельства и формы порабощения, от наиболее скрытых до самых откровенных, когда он занимался исследованием вопроса о возможном оказании помощи со стороны поляков на Украине польским легионам, созданным в Турции князем А. Чарторыйским864. Несомненно, что знаменитые «казаки султана», возглавляемые М. Чайковским (Садык-пашой) и родным племянником князя Адама, Владиславом Замойским, могли бы пробудить в польских помещиках Украины какое-то сочувствие, если бы слух о них широко распространился, что само по себе сомнительно. Однако рассчитывать на то, что они выступят на стороне англичан и французов в Крыму как раз в тот момент, когда шла «вербовка» богатой шляхты на царскую службу, было несбыточной мечтой. Министр иностранных дел Наполеона III Друэн-де-Люис, по всей видимости, понимал это, поскольку не поддержал планов, предложенных ему в связи с этим Р. Белецким.

Неудивительно, что большинству консервативных польских помещиков казалась убийственной сама мысль об отмене крепостного права, как и ограничение их избирательных прав в дворянских собраниях. Консерваторы были охвачены ужасом, чувствуя, что угроза исходит отовсюду. Когда Крашевский, что было исключительным явлением, сообщил в письме к луцкому предводителю дворянства К. Корвин-Петровскому865 о необходимости предоставления земли крестьянам, это вызывало огромное возмущение всего губернского дворянского собрания в Житомире866. Через год ему объявили войну, когда он осмелился поставить в местном театре пьесу «Старая история», где крестьяне оказывают финансовую помощь помещику, который раньше освободил их из крепостничества. Как уже отмечалось, писатель был вынужден отказаться от занимаемых должностей, распродать все и уехать. Потому не стоит удивляться тому, что парижские эмигранты, призывавшие землевладельцев быть большими либералами, чем реформаторы Александра II, получали в ответ крайне сдержанные письма867.

Поэтому, подходя к концу этой главы, посвященной землевладельческой шляхте, следует констатировать то, что сначала представлялось нам столь удивительным: нельзя обвинять лишь царские власти в крайнем консерватизме поляков на Украине. Пережитки идеологии барских конфедератов, чему были представлены сотни доказательств, оказались здесь намного более жизнеспособными, чем в других частях бывшей Речи Посполитой.

Манифест Александра II от 29 августа 1856 г. в значительной степени ослабил требования к службе богатых дворян (сыновьям польских дворян позволялось служить там и тогда, а также так, как им заблагорассудится). Он был встречен с огромным облегчением, однако факт этот не склонил шляхту к изменению образа жизни, а, наоборот, лишь привел к усилению ее привычек. Эта столь мало готовая к переменам, полностью зажатая со всех сторон социальная группа была способна лишь испытывать страх. О. Авейде не преувеличивал, назвав шляхту на Украине «стадом рабов»868.