Грязь - Motley Crue

Когда Томми вышел из тюрьмы, он не позвонил никому из группы. Только три дня спустя я узнал, что его уже выпустили. А узнал я об этом потому, что кто-то видел его на улице. Я был в ярости. Я навещал его почти каждую неделю. Я сделал всё, что мог, чтобы он не сошёл там с ума, даже начал кампанию по сбору подписей для его досрочного освобождения. И теперь, когда он даже не сообщил мне о своём выходе из тюрьмы, это было похоже на пощёчину.

Я позвонил ему и сказал, "Что происходит? Почему ты не сказал мне, что тебя выпустили?"

"А в чём проблема?" ощетинился он. "Это не моя работа — докладывать тебе".

В продолжение всего тура "Greatest Hits" он был холоден и замкнут. Он был бомбой негодования с часовым механизмом. И это был всего лишь вопрос времени — когда она взорвётся. Поэтому, когда все восстали против Винса после драки в аэропорту, я увидел, как это было на самом деле: Томми сам подлил масла в огонь. Несомненно, Винс вёл себя как придурок по отношению к нашей сотруднице. Но в то же самое время Томми влез в плохую ситуацию и сделал её ещё хуже, схватив Винса за шею. После этого в самолёте Томми очень разнервничался и начал кричать, в то время как Винс сел как можно дальше, мрачный и возмущенный. Они были похожи на двух маленьких детей.

Я наблюдал миллион раз, как такие вещи случались между кем-либо из нас. Но когда пыль оседала, мы снова становились группой. Каждый совершал ошибки. Каждый иногда вёл себя, как последний засранец.

В самолете я рассказал им о новых замыслах: "Слушайте, мы теперь вправе делать всё, что захотим: теперь у нас есть свой собственный лейбл. Поэтому мы можем переиздать наши старые альбомы со всеми этими нереализованными треками, о чём так просят наши фанаты, записать новый по-настоящему улётный роковый альбом (new album of pure kick-ass rock) и к сентябрю 2001-го взять тайм-аут и поработать над своими сольными проектами".

Но Томми ничего из этого не устроило. По возвращении в Лос-Анджелес он отказался поговорить с Винсом и помириться. А Винс отказался разговаривать с Томми. Они оба были не правы, но ни один из них не хотел этого признать, и я знал, что, если бы они просто сели, как мы с Винсом после нашей драки в туре «Swine», они смогли бы уладить свои проблемы. Но лучшее, что я мог сделать, это поговорить с Томми по окончании тура.

"Отлично", сказал он мне. "Но я хочу свой личный тур-автобус. И я хочу свою собственную гримёрку. И даже не думайте о том, чтобы сажать меня в один самолёт с этой залупой (dickhead). Я не хочу видеть этого козла, пока не зажгутся софиты. А когда мы возвращаемся за кулисы, то лучше, чёрт подери, везите его в одном направлении, а меня в другом. Я не хочу с ним даже встречаться, мать его. Потому что, чувак, я за себя не ручаюсь".

Когда мы вернулись домой из тура, мне позвонил один друг и сказал, чтобы я включил «KROQ» (название радиостанции), потому что там шло интервью с Памелой Андерсон. Она сказала, что они с Томми снова вместе, и что Томми решил покинуть «Motley Crue», чтобы записать свой сольный альбом.

Именно так я узнал о том, что Томми покинул группу: от Йоко Оно (Yoko Ono — так остальные участники группы прозвали Памелу) на «KROQ». Я звонил Томми, но он не отвечал на мои звонки. Я заезжал к нему домой, но он не открывал дверь. Я писал ему письма и имейлы, но он так мне и не ответил. Он просто ушёл, как будто последних двадцати лет дружбы и музыки вовсе не существовало. Это ужасно больно. Но теперь уже нет.

Глава шестая

«ОБ ОДНОМ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОМ ПРИКЛЮЧЕНИИ, КАСАЮЩЕМСЯ ТАКИХ ФАНТАСТИЧЕСКИХ СУЩЕСТВ, КАК ПРИВИДЕНИЯ, ПРИШЕЛЬЦЫ И ПСИХИАТРЫ»

Я сказал своему врачу, что тяжело засыпаю и с трудом выползаю из кровати по утрам. Он сказал, "У вас депрессия".

Возможно, я рассказывал ему об этом (I could have told him that). Я пребывал в депрессии уже много лет. Каждый день я испытывал боль и был измотан поездками за 780 миль на каждое выступление с группой, которая по-прежнему ссорилась из-за всякой ерунды, как грудные младенцы. Это становилось просто невыносимым (It was getting pretty hairball). Когда Томми ушёл из группы, моим чувством было: если тебе безразлично то, чем ты занимаешься, то ты перестаёшь прикладывать к этому усилия. А потом ты начинаешь обижаться на людей, которые, как тебе кажется, сдерживают твой рост, поэтому каждая мелочь сносит тебе крышу, как это произошло в аэропорту с Винсом. Поэтому, если Томми хочет покинуть группу, нужно позволить ему это сделать, чтобы он лично мог убедиться в том, прав он был или не прав. Точно так же, когда я был в «White Horse», они постоянно твердили мне, что я играю хуже всех, поэтому я положился на свою интуицию и ушёл, чтобы делать то, что я действительно хочу. В конце концов, я оказался тем, кто смеётся последним. Поэтому, кто знает, что произойдёт с Томми?

От депрессии врач назначил мне «Золофт» и «Веллбуртин» («Zoloft» и «Wellbutrin» — антидепрессанты). Уходя домой, я притворился, что смогу развеять свою апатию, брошу курить, стану активным, буду гулять и выполнять все предписания. Чёрта с два! Я принял таблетки и мгновенно переместился в другое измерение. Ночью я проснулся в панике, думая, что меня похитили инопланетяне или что за мной наблюдают привидения. Но я огляделся вокруг, ничего этого не было. Вдруг какое-то странное дерьмо начало капать с потолка и подниматься с пола.

Я позвонил врачу и рассказал ему о том, что произошло, но он сказал, чтобы я продолжал придерживаться лечения, потому что мой организм скоро привыкнет. Три недели подряд я испытывал бесконечные галлюцинации. С каждым днём я путешествовал всё дальше и дальше от своего сознания. Когда я ходил по своему бежевому ковру, я видел следы от своих ботинок, которые пылали фосфоресцирующим оранжевым светом. Я был уверен, что в один прекрасный момент что-нибудь щёлкнет у меня в голове, и я либо покончу с собой, либо достану один из своих пистолетов и перестреляю всех соседей. Я знал, что мой мозг работает неправильно, но я ничего не мог сделать, чтобы остановить это.

Наконец, я пошёл на приём к психиатру, и он поставил мне диагноз — шизофрения. Депрессия казалась ничем по сравнению с шизофренией. Психиатр прописал мне ещё одну таблетку для того, чтобы контролировать действие других лекарств. А затем он позвонил моему ортопеду и сказал ему, что необходимо прервать приём обезболивающих препаратов, которые я принимал от болей в спине, так как он беспокоится, что я стану наркоманом. Я не мог стать наркоманом — за последний месяц я прошёл только десятидневный курс приёма лекарств (I was never an addict — I'd make a ten-day supply of pills last a month). Но теперь, благодаря всем этим врачам, я стал шизофреником и испытывал постоянные боли от прогрессирующей болезни костей, которая длилась вот уже тридцать лет. Ко всему прочему, как побочный эффект от приёма одной из их таблеток, мои руки начали распухать, и я не мог играть на гитаре.