Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор - Колин Генри Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале сентября Литтлуэй решил присоединиться ко мне, пока не закончатся гостевые визиты. И тут разразилось самое неприятное, что только можно представить. Роджера Литтлуэя обвинили в изнасиловании и попытке убийства несовершеннолетней. Улики были абсолютно неопровержимыми. Поздно вечером в субботу он возвращался из Лестера и предложил подвезти подвернувшуюся попутчицу до Одби, в полдороге от Грейт Глен. На какой-то неприметной развилке он свернул, остановил машину и пригрозил убить девушку, если та воспротивится. Она разумно решила не сопротивляться, но вскоре дело обернулось к худшему. Кончилось тем, что он бросил ее голую и, очевидно, бездыханную в леске при дороге. Через полчаса мимо проезжала машина, и водитель увидел, что из кювета на дорогу пытается выкарабкаться девушка. В больнице она почти неделю пролежала без сознания, а затем, слегка оправившись, описала и насильника, и его машину. Через двое суток при опознании она указала на Роджера.
Когда Литтлуэй, позвонив, сообщил мне об этом, я помчался обратно в Лэнгтон Плэйс. Он считал, что ответственность лежит на нас; «силы», заставившие обратиться против нас Джекли и Кирхнера, наслали временное помешательство на Роджера Литтлуэя. Я не сомневался в его правоте. Итальянка Кларета рассказала, что Роджер вот уже несколько недель кряду вел себя странно. Он стал угрюм, неразговорчив и часами не выходил из верхней комнаты, где у него хранятся какие-то суперобразчики порнографии. Он стал зачитываться де Садом и поговаривал, что напишет книгу, которая сделает его самым революционным мыслителем в западной истории. Под разными предлогами он под вечер уходил и никогда не возвращался на ночь. Помимо того, он вошел во вкус, требуя, чтобы Кларета стегала его хлыстом.
Литтлуэю позволили свидеться с братом после ареста. Он сказал, что Роджер пребывал как бы в шоке и сознался, что именно он совершил изнасилование.
Литтлуэй спросил, сознавался ли он в этом кому-нибудь еще; тот ответил, что нет. Литтлуэй посоветовал ему помалкивать, пока не переговорит с адвокатом. Ему показалось, что самой лучшей защитой стало бы сумасшествие. Но юрист, обычно ведущий семейные дела, был стар и слыл большим буквоедом; Литтлуэй решил нанять наилучшего адвоката. Он слышал о Треворе Джонсон-Хиксе, специализирующемся на защите сумасшедших, и попросил его встретиться с Роджером в тюрьме. Результат был неожиданный и нежелательный. Джонсон-Хикс, выслушав Роджера, решил, что улики против него недостаточны. До этих пор Роджер все отрицал. На нем не было царапин или синяков (так как жертва решила не сопротивляться). Но девица настаивала, что сопротивлялась и царапалась — возможно, из стыда, что сдалась так легко. Она неправильно назвала марку и цвет машины, к тому же в первом ее описании насильник был «очень высоким мужчиной» (у Роджера рост примерно пять футов девять дюймов). Все это привело Джонсон-Хикса к решению, что Роджер должен рискнуть и заявить о своей невиновности. А Роджер, впав вдруг в безудержную радость от мысли о предстоящем оправдании, охотно на все согласился.
Нет смысла описывать, какой кавардак царил в Лэнгтон Плэйс следующие семь недель. Литтлуэй сказал Джонсон-Хиксу, что знает: Роджер виновен, и что всякое прочее заявление в суде безнравственно. Джонсон-Хикс парировал, что склонен считать Роджера невиновным. Если он и «исповедался» своему брату, то это из-за своей эмоционально нестабильной натуры, желающей страдать. Свидетельство Клареты доказывает, что он не садист, а мазохист… и далее в том же духе.
До суда дело так и не дошло. Девица забрала свое заявление, сказав, что, вероятно, ошиблась при опознании. Я более чем уверен, что к этому приложила руку Кларета, очевидно, предложив девице круглую сумму. Уверен и в том, что Джонсон-Хикс в предстоящей защите делал ставку на то, что девица немногим лучше проститутки, и в машину залезла, думая продать свои услуги шоферу. Возможно, Кларета указала девице на это, как и на то, что с осуждением Роджера она ничего не выиграет, а вот, сняв обвинение, выиграет очень существенно.
Как бы там ни было, к середине октября Роджер снова был в Лэнгтон Плэйс. И жизнь стала абсолютно невыносимой. Все в округе по праву считали его виновным, но каждый уверен был и в том, что именно деньги и влияние Литтлуэя уберегли его от заслуженного наказания, и соответственно негодовали. Литтлуэю дюжинами пошли угрожающие звонки; пришлось поставить определитель номера. Садовник и горничная в один день уволились. Поутру на газоне мы всякий раз находили битые бутылки и камни, а два раза на подъезде к дому — натыкались на мусорные кучи. Окна нам били так часто, что Литтлуэй в конце концов установил вокруг дома датчики, предупреждающие о приближении любого нарушителя, кроме того, купил двух огромных волкодавов. Один из них вскоре набросился на прачку, что только усугубило сложности. Но самым худшим было то, что Роджер явно не подавал признаков улучшения. Он был таким же угрюмым, нетерпимым и часами просиживал в мансарде.
Вся эта сумятица не остановила наше дальнейшее изучение проблемы. Мы оба находили силы на несколько часов полностью уходить в работу, забывая обо всем. Но все происходило несравненно медленней. Мы жили теперь с чувством постоянной опасности. Если «им» удалось превратить в сексуального маньяка Роджера Литтлуэя, то чего они только не натворят, когда мы вплотную приблизимся к секрету? Роджер и без того уже относился к Генри с ненавистью; Джонсон-Хикс рассказал ему, что Литтлуэй хочет, чтобы он признал себя виновным. Что, если ему вдруг придет в голову спалить дом? Однажды вечером в начале ноября мы с Литтлуэем сидели в библиотеке; я читал книгу о майя, он отсутствующим взглядом смотрел на огонь. Неожиданно он произнес:
— Знаешь, а ведь все бы наладилось,
