Паноптикум. Книга первая. Крах - Александр Гракх

— А, сеньора, — промолвил доктор, в голосе которого чувствовалась усталость, — проходите, пожалуйста…

Усадив гостью на скамью, он сел рядом и с осунувшимся видом уставился на собственные лакированные ботинки.

— Док, — обратилась к Арчибальду Кристина, — с вами всё в порядке?

— Со мной — то — да, — ответил он, — но вот как помочь людям, сеньора, я не знаю. Наши запасы препаратов подходят к концу, а в условиях гражданской войны восполнить запасы будет трудно, тем более что Даутсон, где всё это производится в массовом порядке, находится в противоборствующем лагере… Помимо этого, среди населения начался массовый психоз — любое недомогание они расценивают как лучевую болезнь, создавая лишний и ненужный ажиотаж…

— В холле больницы стоят ящики с нужными вам медикаментами, — сеньора Руфо увидела, как доктор оживился, услышав это. — Скоро должна прийти помощь с Эритеи, где на оставшихся от армии складах есть всё необходимое…

— Но… — Феникс вопросительно уставился на Кристину, словно та — добрая фея из древних сказок. — Но откуда…

— Это неважно, док, — перебила его женщина. — Я хотела бы справиться о здоровье генерала Мендозы…

— Несмотря на большую дозу радиации, — доктор вспомнил, как извлекал осколки из плеча этого человека, о котором упомянула женщина, — он в норме. Сейчас генерал проходит курс интенсивной терапии и скоро встанет на ноги, хотя «Протектор» с антидотами будет ему прописан на ближайшие полгода…

Внезапно доктор замолчал.

— Вы слышали это? — Арчибальд, насторожившись, поднял палец вверх и огляделся по сторонам.

Кристина поначалу нахмурилась, посчитав, что у доктора, видимо от истощения, начались слуховые галлюцинации. Но приглушённый грохот, заставивший стёкла кабинета задребезжать, рассеял её сомненья относительно вменяемости доктора Феникса. Встав с лавки, она подошла к окну и с удивлением обнаружила, что по улицам бегают люди, держащие в руках горящие факелы.

— Если я не ошибаюсь, — вслух вымолвил Арчибальд, — этот звук похож на выстрелы орудий — колоссов оборонного периметра…

Услышав это, Кристина, не сказав ни слова, выбежала из кабинета и устремилась к выходу, расталкивая толчею. Сателлиты, ничего не понимая, устремились вслед за ней.

Оказавшись на улице, Кристина поймала за руку пробегавшего мимо парнишку, который исступлённо орал: «Смерть негодяям», размахивая пылающим факелом.

— Что случилось? — выкрикнула она, пытаясь совладать с нехорошими предчувствиями, обуявшими её разум.

— Эти пришельцы с пустошей изнасиловали и убили дочерей казначея Дэвиса, — проорал молодой человек, всем своим видом выражая ненависть. — Мы идём к башне викария, чтобы выкурить этих мерзавцев из их логова, госпожа…

Сердце Кристины ёкнуло, а она сама, побледнев, ослабила хватку, после чего парнишка вырвался и побежал в сторону башни, где, помимо кучки дикарей, находился престарелый и обездвиженный муж Кристины, а также её ребёнок. Мысль о Герасиме вывела её из состояния ступора и она, подгоняемая материнскими инстинктами, устремилась вслед за убегающим подростком…

Боливар Дельгадо стоял в одиночестве под одним из уличных фонарей, которые освещали зеленую аллею, расположенную у подножия башни викария. Наблюдая за разъяренной толпой вооруженных горожан, сконцентрированной у основания этого величавого сооружения, он поедал сочный зеленый фрукт — черимойю, которая произрастала в горных районах Южной Америки. Боливар так увлеченно ел, что со стороны казалось, что к происходящему столпотворению он абсолютно не имел никакого отношения.

Но это лишь казалось только тем людям, чьи представления о Боливаре разительно отличались от его реальной натуры — натуры, которая яростно ненавидела всё, что связано с Кристиной Руфо. Причиной такой ненависти была далеко не смерть близких ему родственников — семьи Сантос. Причина лежала в том, что последовало далее.

Узнав о смерти племянника Мигеля Сантоса и его сына, Боливар, наоборот, тешил себя мыслью о неожиданно свалившемся на его голову наследстве в виде доброй сотни ферм по выращиванию грибов ману, в которые Мигель, будучи живым, вложил все свои сбережения. Ману — этот популярный деликатес мог бы сделать Боливара богатейшим человеком Виктории, поэтому он сострадательно покивал головой на городском собрании, когда Кристина, вернувшаяся с переговоров, назвала убийство отца и сына семьи Сантос — минимальной жертвой за те расстрелы сторонников республики, которые, к тому же, одобрил городской совет, выразив этим кровавым жестом почтение короне.

Однако судьба распорядилась немного иначе, посмеявшись над далеко идущими планами Дельгадо. Причём произошло это сразу же после того, как он смирился с потерей горячо любимых родственников, понимая, с его слов, «ту сакральную жертву, которая помогла спасти город и всех нас». Когда внезапно усопших почтили минутой молчания, Кристина перешла к следующему пункту — отмене эдикта о рабстве. С этого дня на территории округа, как и в других округах трещащей по швам метрополии, все люди становились свободными.

Учитывая то, что движущей силой на фермах был рабский труд, в свете отмены эдикта витавшее в голове Боливара богатство внезапно превратилось в добрую сотню разбросанных по округу железных клеток с минимальными удобствами, да и те, ко всему прочему, изрядно пропахли обитателями пустошей. Практически всех рабов на эти фермы поставлял сам Дельгадо, ежемесячно проводивший рейды в пустоши со своей группой головорезов.

Для Боливара, в одночасье потерявшего работу и потенциальное наследство, это был двойной удар. Тогда, буквально через минуту после ратификации городским советом Виктории условий капитуляции, Дельгадо облокотился на стоящее рядом кресло и глубоко задышал, находясь в предынфарктном состоянии…

Но перенесёмся в настоящее, где Боливар, доедая черимойю, считал себя безумно счастливым, удовлетворённо наблюдая за штурмом горожанами башни викариата. Разъярённая толпа, не сумевшая проникнуть за закрытые ворота, уже начала швырять горящие факелы в витражные цветные окна зиккурата власти.

После того как Кристина Руфо отняла доход от рынка медикаментов, располагавшийся на земле Дельгадо, Боливар решил действовать. Его головорезы похитили дочерей казначея Дэвиса, после чего удушили молодых девушек— погодок в старом подвале. На место преступления люди Боливара подбросили стрелы, выдубленную накидку из старой шкуры, а также мужское украшение в виде большой раковины неизвестного моллюска.

Провокация, реализованная Дельгадо, удалась с помпой. Призвав убитого горем отца к мщению, Боливар послал на улицы подстрекателей. Ещё не успели остыть тела жертв, как город к вечеру наполнился гневом и жаждой справедливости, которая вылилась не только в штурм башни викария, где забаррикадировались предводители пришедших с юга дикарей, но и в полноценную атаку на лагерь чужаков, располагавшийся под стенами Виктории.

Сейчас казначей Дэвис координировал ополченцев, которые в условиях наступающей темноты поливали свинцом шатры, стоявшие за периметром стен города на песках. Обитатели пустошей в панике отступили от стен, потеряв множество своих соплеменников. Орудия — колоссы, бившие снарядами за горизонт, создавали больше шума, нежели причиняли реального урона, но вносили в панику и хаос, творящейся в стане лагеря пустынников, самый большой вклад.

Боливар, выкинув в кусты огрызок, достал из кармана платок и вытер им свой квадратный подбородок. Внезапно мимо него просвистела стрела. Посмотрев вверх, Дельгадо различил в окнах верхних этажей силуэты лучников. Толпа горожан, получив отпор, рассредоточилась по укрытиям, после чего принялась обстреливать верхние этажи башни из огнестрельного оружия. Пара зажигательных гранат, выпущенных из автоматического гранатомёта, попали в окна седьмого и девятого этажа, откуда, после яркого светопреставления, повалил чёрный дым, подстёгиваемый ярко оранжевыми всполохами.

Эта картина, озаряющая наступившие сумерки, настолько понравилась Дельгадо, что он, забыв об осторожности, выпрямил грудь и сложил руки, высунувшись из — за ветвистого дерева.

— Ах ты, ублюдок! — Боливар услышал позади себя разъяренный женский голос.

Повернувшись, он увидел перед собой Кристину, которая прыгнула на него словно кошка. Приблизившись, она попыталась вцепиться в лицо Дельгадо, но тот ловко увернулся, сделав шаг назад.

— Это что ещё такое, сеньора? — возмущённо и немного с пафосом произнёс Дельгадо, пятясь назад.

Но внезапно его глаза округлились, а тело как — то неестественно дёрнулось. Боливар, вытянув голову и закинув руку за спину, попытался до чего — то дотянуться. Когда у него изо рта пошла кровь, и он упал, пылающая гневом Кристина увидела стрелу, торчащую из спины Дельгадо. Гнев Кристины сменился ужасом, но не от увиденной смерти Боливара, а от того, что в окнах детской, расположенной на седьмом этаже башни, горел огонь.