Сочинения - Александр Грибоедов

Список условных сокращений

АВПР – Архив внешней политики России.

ПСС – Полное собрание сочинений А. С. Грибоедова. Под редакцией и с примечаниями Н. К. Пиксанова, т. 1–3. СПб. – Пг., 1911–1917. Академическая библиотека русских писателей, вып. 9.

АКАК – Акты, собранные Кавказской археографической комиссией, т. 7. Тифлис, 1878.

Воспоминания – А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980.

ГБЛ – Рукописный отдел Государственной библиотеки имени В. И. Ленина.

ГИМ – Отдел письменных источников Государственного исторического музея.

ГПБ – Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

КС – Кавказский сборник, т. 30. Тифлис, 1910.

ЛН – Литературное наследство.

ЛГТБ – Ленинградская государственная театральная библиотека.

ОЛРС – Общество любителей российской словесности.

ПД – Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.

Письма к Бегичеву – Письма Карамзина к А. Ф. Малиновскому и письма Грибоедова к С. Н. Бегичеву. Издание ОЛРС при имп. Московском университете. М., 1860.

Попова – Попова О.И. А. С. Грибоедов в Персии. 1818–1823. М., 1932.

РА – Журнал «Русский архив».

РЛ – Журнал «Русская литература».

РС – Журнал «Русская старина».

ЦГАЛИ – Центральный Государственный архив литературы и искусства.

ЦГАОР – Центральный Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства.

ЦГИА Армянской ССР – Центральный государственный исторический архив Армянской ССР.

ЦГИА Грузинской ССР – Центральный государственный исторический архив Грузинской ССР.

ГЦТМ – Государственный Центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина.

Черновая тетрадь – Смирнов Д. Черновая тетрадь Грибоедова. – Русское слово, 1859, № 4, 5.

Шляпкин – Полное собрание сочинений А. С. Грибоедова. Под редакцией И. А. Шляпкина, т. 1–2. СПб., 1889.

Шостакович – Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. М., 1960.

Горе от ума*

ПСС, т. 2. 7-10 явления первого действия и третье действие комедии – в альм. «Русская Талия» (СПб., 1825); первое издание – М., 1833, второе – СПб., 1839 (в обоих случаях с большими цензурными искажениями и пропусками).

Существует несколько легендарных свидетельств мемуаристов о раннем замысле комедии: университетского товарища драматурга, В. В. Шнейдера, который якобы слышал еще в начале 1812 года чтение «начатков «Горя от ума» (см.: Воспоминания, с. 338), кавказского попутчика 1819 года Д. О. Бебутова («Он мне читал много своих стихов, в том числе, между прочим, и из «Горя от ума», которое тогда еще у него было в проекте» – см.: там же, с. 343), а также С. Н. Бегичева: «…известно мне, что план этой комедии был у него сделан в Петербурге 1816 года и даже написаны были несколько сцен; но, не знаю, в Персии или в Грузии, Грибоедов во многом изменил его и уничтожил некоторые действующие лица, а между прочим, жену Фамусова, сантиментальную модницу и аристократку московскую (тогда еще поддельная чувствительность была несколько в ходу у московских дам), и вместе с этим выкинуты и написанные уже сцены» (там же, с. 26). Два первых свидетельства можно отнести за счет обычных ошибок мемуаристов, «запоминающих» в кратковременном и случайном своем общении со знаменитым современником именно то, что принесло ему общеизвестную славу. Что же касается хорошо осведомленного С. Н. Бегичева, то, судя по его высказыванию, он принимал за план «Горя от ума» какое-то другое произведение писателя, возможно, замысел, вылившийся в ближайшее время в комедию «Студент» (см с. 177 наст. изд.). Во всяком случае, все эти свидетельства противоречат собственному признанию Грибоедова: «Первое начертание этой сценической поэмы, как оно родилось во мне, было гораздо великолепнее и высшего значения, чем теперь в суетном наряде, в который я принужден был облечь его» (см. с. 371 наст. изд.). Следовательно, первоначальный замысел, приведший к «Горю от ума», вовсе не был комедийным. Житейским зерном такого замысла могло быть впечатление от посещения Москвы в 1818 году, о чем Грибоедов писал Бегичеву 18 сентября (см. с. 452–453 наст. изд.). «Будучи в Персии в 1820 году, – вспоминал Булгарин со слов драматурга, – Грибоедов мечтал о Петербурге, о Москве, о своих друзьях, родных, знакомых, о театре, который он любил страстно, и об артистах. Он лег спать в киоске, в саду, и видел сон, представивший ему любезное отечество, со всем, что осталось в нем милого для сердца. Ему снилось, что он в кругу друзей рассказывает о плане комедии, будто им написанной, и даже читает некоторые места из оной. Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад и в ту же ночь начертывает план «Горя от ума» и сочиняет несколько сцен первого акта» (Воспоминания, с. 342). Это свидетельство подтверждается и уточняется письмом к неизвестной, написанным им в Тавризе 17 ноября 1820 года (см. с. 481 наст. изд.). Первые два действия комедии были написаны им в Тифлисе, куда он попадает в конце 1821 года. Кюхельбекер, в то время бывший там же, вспоминал: «Грибоедов писал «Горе от ума» почти при мне, по крайней мере мне первому читал каждое отдельное явление непосредственно после того, как оно было написано» (Воспоминания, с. 401). О первом впечатлении от комедии при московской встрече с другом (март 1823 г.) позже рассказывал С. Н. Бегичев: «Из комедии его «Горе от ума» написаны были только два действия. Он прочел мне их, на первый акт я сделал ему некоторые замечания, он спорил, и даже показалось мне, что принял это нехорошо. На другой день приехал я к нему рано и застал его только что вставшим с постели: он неодетый сидел против растопленной печи и бросал в нее свой первый акт лист по листу. Я закричал: «Послушай, что ты делаешь?!!» – «Я обдумал, – отвечал он, – ты вчера говорил мне правду, но не беспокойся: все уже готово в моей голове». И через неделю первый акт уже был написан» (Воспоминания, с. 27–28). Уточнить это свидетельство помогает автограф ранней редакции комедии. Из него действительно вырваны несколько листов, на которых был записан первоначальный вариант 2-4-й сцен первого действия. Текст этот до некоторой степени можно восстановить по оставшимся корешкам вырванных листов, сохранивших части стихотворных строк. Заигрывание Фамусова с Лизой и его подозрения насчет Софьи с Молчалиным были первоначально изображены более откровенно, что, вероятно, и смутило Бегичева. Между прочим, даже в переработанном виде впоследствии эти сцены раздражали многих критиков своим «неприличием» и служили предлогом для цензурных придирок к комедии.

Свежие московские впечатления позволили Грибоедову развернуть некоторые картины, лишь отдаленно намеченные в Тифлисе. Так, на место риторического монолога Чацкого во втором действии «Вы правы, что в Москве всему печать…» встал знаменитый монолог «А судьи кто?..». В то же время московская жизнь мешала сосредоточиться для творческой работы. 3-е и 4-е действия комедии были написаны осенью 1823 года в тульском имении Бегичева, в селе Дмитревском (то же Локотцы) Ефремовского уезда. Уже в декабре 1823 года Пушкин запрашивал из Одессы Вяземского: «Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чедаева…» Очевидно, чтобы пресечь подобные слухи, Грибоедов несколько изменяет фамилию главного героя (первоначально Чадский – вероятно, от «чад», ср. в его монологе 3-го действия: «Ну вот и день прошел, и с ним // Все призраки, весь чад и дым // Надежд, которые мне душу наполняли»). Уже в московской редакции произведение получило и окончательное название, более комедийное, чем вначале (было: «Горе уму»).

Рукопись комедии (Музейный автограф) была оставлена в Москве Бегичеву, когда в июне 1824 года Грибоедов переехал в Петербург, имея главной целью напечатать комедию и провести ее на сцену. Впоследствии с этого автографа был снят список И. П. Бехтеевым, близким другом Бегичева (см.: ПСС, т. 2, с. 230–231). Уже в дороге Грибоедову пришла мысль об изменении концовки пьесы (см. с. 496 наст. изд.): первоначально Софья не была невольной свидетельницей заигрывания Молчалина с Лизой, и ее окончательная отповедь Чацкому звучала не полуоправданием, а благородным негодованием («Не лицемерила и права я кругом…»). В процессе публичных чтений текст пьесы непрерывно совершенствуется, и стих комедии обретает в конечном счете ту энергию, раскованность и выразительность, которые являются яркими приметами грибоедовского стиля. С другой стороны, предвидя цензурные затруднения, Грибоедов смягчает особо острые политические намеки: «Нет? нынче худо для дворов» (в окончательной редакции: «Нет! нынче свет уж не таков»), «Да, был нам черный год, не послужило впрок» («Дома новы, а предрассудки стары»), «Что за правительство путем бы взяться надо» («Что радикальные потребны тут лекарства») и т. п. «Когда Грибоедов приехал в Петербург и в уме своем переделал свою комедию, – вспоминал А. А. Жандр, – он написал такие ужасные брульёны (brouillon – фр. черновик. – С. Ф.), что разобрать было невозможно. Видя, что гениальнейшее создание чуть не гибнет, я у него выпросил его полулисты. Он их отдал с совершенною беспечностью. У меня была под руками целая канцелярия; она списала «Горе от ума» и обогатилась, потому что требовали множество списков. Главный список, поправленный рукою самого Грибоедова, находится у меня» (Воспоминания, с. 248).