Эльфийский клинок - Ник Перумов

Гномы уставились на него широко раскрытыми глазами.

– В уме ль ты, брат хоббит? – начал было Торин, но Фолко перебил его:

– А голос?! Неужели вы забыли голос в Башне?! Что за дерево Нур-Нур? Что такое Тропа Соцветий, и куда она ведёт? Кто этот Единственный? Мы стоим у края тайны, которой не обладает никто из Смертных, – неужели ж теперь трусливо отвернём?! Надо рискнуть, надо проникнуть в Ортханк!

– А дверь его мы, очевидно, прогрызём собственными зубами? – фыркнул Малыш. – Ты же сам рассказывал, что в Ортханке Саруман был неуязвим и даже смог бы противостоять Девятерым! Нет, ты ответь мне, как ты туда пролезешь?!

– Через окно! – ни минуты не раздумывая, ответил Фолко. – То, что над балконом. Нужно закинуть кошку, я влезу и скину вам верёвочную лестницу.

– Ты хочешь войти в эту Проклятую Башню? – прогудел над ними удивлённый голос Старого Энта. – Хуум-хом, корни и сучья! Небывалое дело!

– Но ты ведь поможешь нам, Древобород? – обратился к нему Фолко.

– Всем, чем только смогу, но только чем именно?

– Скажи, ты не знаешь, все ли бойницы Ортханка заперты изнутри?

– Хуум, откуда мне знать? Но я скажу, что кое-какие из них не выдержали ударов камней, когда мы только вошли в Исенгард и пытались развалить Ортханк. Энты тогда забросали окна камнями, и я сам видел, как ставни на многих не выдерживали. Так что, – он лукаво усмехнулся, – пожалуй, этим-то я смогу вам помочь. Отойдите-ка!

Друзья поспешно отбежали в сторону. Древобород не торопясь нагнулся, выбрал среди валявшихся повсюду каменных глыб одну, не очень большую, величиной в рост гнома, примерился, взвесил её в ладони, а затем вдруг как-то согнулся, с резким шумным выдохом распрямился – камень со свистом пронёсся вверх и ударился точно в оконный проём, окутавшийся пылью и мелкой каменной крошкой. Раздался звонкий удар.

– Вот и всё, – довольно сказал Старый Энт. – Теперь можно лезть.

– Рискнём, друзья! – вновь обратился к гномам Фолко. – Вы сами же никогда себе не простите, если упустите такой случай!

Торин и Малыш переглянулись. Какое-то время они ещё колебались, но затем Малыш первый беззаботно махнул рукой и стал доставать из недр своего мешка острую трёхзубую кошку и моток прочной верёвки.

– Теперь моя очередь, – во всеуслышание объявил он, щуря глаз и в задумчивости пропуская верёвку меж уцелевших пальцев покалеченной руки. Он взялся за канатик, локтя на полтора выше якоря, со свистом крутнул его разок-другой над головой, словно пращу, и в следующее мгновение кошка звонко ударилась о камень и намертво зацепилась за край окна. Для верности Маленький Гном подёргал верёвку, даже повис на ней – якорь держал крепко. Гномы повернулись к хоббиту.

Фолко прикусил губу. Лезть ему как-то расхотелось: Башня нависала над ним всей своей громадой, словно грозила вот-вот рухнуть и погрести под своими обломками дерзнувших нарушить её вековой покой. Фолко оглянулся на Древоборода. Тот понял его взгляд по-своему.

– Не бойся, малыш, – прогудел он. – Энты встанут под окном, и в случае чего смело прыгай вниз!

– Древобород… А почему было не сломать ту дверь, что над балконом?

– Мы пробовали, – во вздохом ответил энт. – Множество раз, все вместе. Но никак! Сломать можно лишь верхние ставни. Я и так выбрал самое нижнее окно.

Это «самое нижнее» находилось саженях в тридцати над их головами; Фолко мельком удивился, каким же глазом должен был обладать Малыш, чтобы с первого раза точно закинуть якорь!

– Давай мешок. – Хоббит почувствовал на себе помогающие ему пальцы Торина. – Кольчугу, шлем, меч оставь на себе. Мало ли что… Лестницу я тебе на спину приторочил. Главное – не вздумай что-либо делать, пока не окажешься внутри! Там можешь и лестницу бросать, и что хочешь. Ты понял?

Губы гнома предательски дрогнули, когда он, нагнувшись, взглянул в лицо Фолко. Тот вздохнул, покосился на вставших под стеной энтов, поймал ободряющий взгляд Древоборода, поправил меч и взялся за верёвку.

Против его ожиданий лезть оказалось не так уж трудно. Гномы крепко держали нижний конец верёвки; энты замерли, подняв свои длинные многопальцевые руки, и хоббит постепенно осмелел. Он изрядно окреп за год трудов и теперь неспешно, без особых усилий подтягивался вверх. Он миновал балкон; одну, другую, третью бойницу; он хотел бы узнать, какими ставнями они закрыты, но верёвка вдруг стала раскачиваться, и ему пришлось целиком сосредоточиться на своём восхождении.

Самым нелёгким оказалось вскарабкаться на карниз под стрельчатым проёмом бойницы; до его слуха донеслось угрожающее поскрипывание стальных зубьев по камню – кошка медленно, но неуклонно сползала. Хоббит стиснул зубы и, превозмогая острую боль в перенапряжённых мускулах живота, подтянулся и перевалился через выступ; едва он успел вцепиться в искорёженную ударом камня ставню, как кошка сорвалась и верёвка, свиваясь причудливой змейкой, полетела вниз, под ноги гномам и энтам.

– Всё в порядке! – крикнул вниз хоббит. – Ставня выбита, я спускаю лестницу! – Он осторожно отполз в глубь амбразуры и закрепил лестницу за намертво вбитый в стену толстенный крюк, на котором только что висела ставня. Вскоре снизу донеслось пыхтенье, и Торин первым вскарабкался на карниз, сразу заполнив собой всё узкое пространство амбразуры; не без труда он протиснулся внутрь. За ним последовал Малыш, и только после этого Фолко решил оглядеться.

Они стояли в пустом, полутёмном помещении с голыми стенами и высокой дверью в противоположной стене. Вокруг их ног медленно кружилось сероватое облачко пыли, толстым слоем покрывавшей весь пол, так что с трудом можно было разглядеть сложный рисунок каменной мозаики. На каждой из стен раньше, очевидно, тоже находились какие-то мозаики или барельефы; теперь от них остались лишь серые прямоугольники со следами камнетёсных зубил по краям; кто-то вырубил целые плиты. Они подняли глаза вверх – потолок был иссиня-чёрный. Вокруг царила мёртвая тишина, от которой ломило уши.

Торин осторожно подошёл к двери и приложил к ней ухо. Некоторое время спустя он толкнул ручку, и створка распахнулась. Перед ними открылся кусок полуосвещённого коридора. Переглянувшись, друзья крадучись вышли из комнаты.

Голос обрушился на них внезапно, со всех сторон, едва они переступили высокий порог. Он шёл отовсюду – и ниоткуда, они не могли уловить направление. Он был очень нежен и музыкален, этот голос, изобилуя чарующими низкими тонами; его хотелось слушать не отрываясь, и Фолко сразу же вспомнилось описание последнего разговора Гэндальфа с Саруманом и тайна его обманчивого голоса.

– …Нет, это не так, мой милый Ренбар, – говорил голос. – Ты получишь то, что просишь, точнее, ты обретёшь давно принадлежащее тебе по праву, праву сильного и мудрого. Иные лишь растратят то богатство, употребить которое на доброе и разумное, не сразу понятное для прочих низких умов, сможешь лишь ты один…