Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд

Дверь в кабинет Хуртига была открыта нараспашку. Войдя, Жанетт увидела там Олунда и Шварца. Оба воззрились на нее, Шварц ухмыльнулся и покачал головой.

– Послушай-ка его, – предложил Олунд, указывая на Хуртига.

Жанетт протиснулась между ними, подтащила к себе стул, села:

– Послушаем.

– Полярный круг, – начал Хуртиг. – Наттаваара, регистрация в церковно-приходской книге. Аннет Лундстрём, урожденная Лундстрём, и Карл Лундстрём. Они двоюродные брат с сестрой.

– Двоюродные? – не вполне поняла Жанетт.

– Да, двоюродные, – повторил Хуртиг. – Родились в трехстах метрах друг от друга. Отцы Карла и Аннет – братья. Два дома в Лапландии, в городке Польсиркельн. Интригующе, а?

Жанетт не знала, подходит ли здесь слово “интригующе”.

– Я бы сказала, неожиданно, – заметила она.

– Дальше еще интереснее.

Жанетт казалось, что Хуртиг вот-вот рассмеется.

– Адвокат Вигго Дюрер жил в Вуоллериме. Это всего три-четыре мили от Польсиркельна. Для тех мест не расстояние. Три мили – это практически соседи. О городке Польсиркельн я могу рассказать кое-что еще.

– А вот это действительно здорово, – вставил Шварц.

Хуртиг жестом показал: молчи.

– В восьмидесятые годы в газетах всплыла одна история. Речь шла о некой секте с ответвлениями по всей Северной Лапландии и Норрботтену, а угнездилась она в Польсиркельне. Сбрендившие лестадиане. Может, знаете такое – движение Корпелы?

– Не могу сказать, что знаю, но полагаю, что знаешь ты.

– Тридцатые годы, – драматически объявил Хуртиг. – Секта Судного дня в Восточном Норрботтене. Пророчества о конце света и серебряном корабле, который заберет тех, кто крепок в вере. Члены секты предавались оргиям, то есть, согласно цитате из Библии, были как дети: прыгали по-вороньи на дорогах, раздевались догола и так далее. Игры назывались – Псалмы Агнца. Имели место прелюбодеяния с детьми. Было допрошено сто восемьдесят человек и сорок пять оштрафованы, некоторые – за сексуальные действия с несовершеннолетними.

– А что было в Польсиркельне?

– Нечто подобное. Все началось с заявления в полицию на движение, которое так и называло себя – Псалмы Агнца. В заявлении говорилось о сексуальных посягательствах на детей, но проблема в том, что заявитель остался анонимным и никто конкретно не был обвинен. В газетных статьях, которые я прочел, – одни бездоказательные догадки, основанные на слухах вроде того, что восемьдесят процентов жителей поселков вокруг Польсиркельна, вероятно, являются активными членами секты. Назывались имена Аннет и Карла Лундстрёмов, а также их родителей, но доказать ничего не удалось. Полицейское расследование закрыли.

– У меня нет слов, – сказала Жанетт.

– У меня тоже. Аннет Лундстрём было всего тринадцать. Карлу – девятнадцать. Их родителям – около пятидесяти.

– А что потом?

– Да ничего. История с сектой заглохла. Карл и Аннет перебрались на юг и через несколько лет поженились. Карл унаследовал отцовскую строительную фирму, вошел в строительно-промышленный концерн, стал заместителем директора в Умео. Потом семья начала ездить по всей Швеции – Карл получал новые задания. Когда родилась Линнея, они жили в Сконе, но это ты уже знаешь. – А Вигго Дюрер?

– Его имя всплывает в одной из статей. Он работал на лесопилке и высказывался в газете. Цитирую его: “Семейство Лундстрём невиновно. Псалмов Агнца не существует, они – измышление журналистов”.

– А что с заявлением в полицию?

– Дюрер утверждал, что его, вероятно, написал один из журналистов.

– Почему у него взяли интервью? Он был среди тех, на кого указали?

– Нет. Но я подозреваю, что он хотел появляться в газетах как можно чаще. У него же были амбиции.

Жанетт подумала про Аннет Лундстрём.

Родилась в богом забытом поселке на севере Норрланда. Ребенком, вероятно, была вовлечена в религиозное движение, где практиковалось сексуальное использование детей. Вышла замуж за своего двоюродного брата Карла. Сексуальные посягательства продолжались, они тянутся от поколения к поколению, как яд.

Семьи распадаются. Рушатся. Они искореняют себя сами.

– Ты готова услышать кое-что еще?

– Разумеется.

– Я проверил банковский счет Аннет Лундстрём, и… – Что ты сделал? – перебила Жанетт.

– Просто есть одна догадка. – Хуртиг посидел молча, подумал и продолжил: – Ты всегда говоришь, что надо следовать за интуицией. Я так и сделал, и оказалось, что кто-то недавно положил на ее счет полмиллиона крон.

Вот черт, подумала Жанетт. Дюрер хочет скрыть, что творили с Линнеей.

Тридцать сребреников.

Юхан-Принцвэг

Ульрика Вендин захлопнула мобильник и спустилась в метро на станции “Сканстулль”. Она звонила психологу сказать, что больше не придет, и чувствовала облегчение от того, что ей ответила секретарша, а не сама София.

Ульрике Вендин было стыдно за то, что она позволила заткнуть себе рот.

Пятьдесят тысяч – невеликие деньги, но она сможет заплатить за съемную квартиру за полгода вперед и к тому же позволит себе новый ноутбук.

На турникете она вытянула ногу под металлическую штангу – достаточно далеко, чтобы активировать датчики. Потянула крестовину на себя и протиснулась в открывшийся проем.

Вигго Дюрера встревожило, что она встречалась с Софией. Наверное, он испугался, что во время беседы с психологом она раскроет, что он и Карл Лундстрём сделали с ней.

Две минуты ожидания на зеленой ветке метро, протянутой до района Скарпнэкк.

Поезд пришел полупустой, нашлось свободное место.

Ульрика думала о Жанетт Чильберг. Она хоть и легавая, а вроде классная.

Может, надо было рассказать ей все?

Хотя нет. Она, Ульрика, не в состоянии еще раз пройти через все, к тому же она сомневалась, что кто-нибудь ей поверит. Лучше промолчать. Будешь разевать рот – рискуешь получить в челюсть.

Через девять минут она вышла на станции “Хаммарбюхёйден” и без проблем миновала турникет.

Контролеры ей не встретились ни в поезде, ни на выходе из метро.

Финн-Мальмгренсвэг, мимо школы, через густую рощицу между домами. Юхан-Принцвэг. В подъезд, вверх по лестнице, отпереть дверь и войти.

Груда почты.

Рекламные листовки, бесплатные газеты.

Ульрика закрыла дверь, заперла, накинула цепочку.

Опустилась на пол в прихожей, и тут накатили рыдания. Под спиной была мягкая бумага, и Ульрика легла на бок.

За все те годы, что она жила с мужчинами, которые били ее, она ни разу не заплакала.

Когда классе в пятом-шестом она пришла домой из школы и застала мать вытянувшейся на диване, она не заплакала.

Бабушка описывала ее как хорошо воспитанного ребенка. Тихого ребенка, который никогда не плачет.

Но теперь Ульрика заплакала – и тут ей послышалось какое-то движение в кухне.

Ульрика поднялась и подошла к двери.

В кухне стоял Вигго Дюрер, а у него за спиной – еще какой-то человек.

Адвокат Вигго Дюрер ударил ее прямо в переносицу, и Ульрика услышала, как что-то хрустнуло.

Эдсвикен

Линнея Лундстрём смыла обугленные остатки отцовского письма в унитаз и вернулась к себе. Одежда, которая ей больше не понадобится, лежала, аккуратно сложенная, на идеально застеленной кровати. Красная сумка стояла на полу.

Все готово.

Линнея думала о своем психологе, Софии Цеттерлунд. Они с ней как-то говорили о том, как Дарвину пришла в голову идея книги “О происхождении видов”. Как идея мгновенно привлекла его внимание и как он употребил остаток жизни, чтобы собрать доказательства своего тезиса.

Еще София рассказывала, как в мозгу Эйнштейна зародилась теория относительности – быстрее, чем он успел бы хлопнуть в ладоши.

Линнея Лундстрём понимала, каково это, потому что сейчас ровно с такой же ясностью наблюдала за происходящим.

Жизнь, которая когда-то была загадкой, стала суровой действительностью, и сама она – не более чем оболочка.

В отличие от Дарвина ей не нужно искать доказательства, а в отличие от Эйнштейна ей не нужна никакая теория. Некоторые доказательства находятся внутри нее, душа словно покрыта красноватыми шрамами. Другие видны на теле – это раны, разрывы на ее женских органах.

Доказательство – когда она просыпается утром, а постель мокрая от мочи, или когда она нервничает и не может стоять близко к кому-нибудь.

Тезис сформулировал ее отец целую вечность назад. В те времена, когда она едва умела говорить. В садовом бассейне-лягушатнике в Кристианстаде он доказал свой тезис на практике, и с тех пор тезис этот стал правдой длиною в жизнь.

Она помнила его усыпляющие слова на краю кровати. Его руки на ее теле.

Их совместную вечернюю молитву.

“Я желаю двигаться с тобой, желаю, чтобы мне позволили утолить твое желание. Это мое утоление – видеть тебя довольной”.