Путь к золотому дракону. Трилогия - Быкова Мария Алексеевна

— Успокойся, мальчик, — негромко произнесла она. — Его здесь уже нет. Его вообще больше нет. Он здесь был, и его уничтожили. Это всего лишь запах, след, отголосок… и он никому больше не сможет повредить.

В ее голосе не было ничего особенного, но в тот миг я отчетливо поняла, за что Валери даль Торрант называется конунгом. Мир стал прежним; тень, которая на него легла, исчезла под лучами солнца. Исчезла, чтобы больше никогда не появиться.

Рычание мало-помалу стихало, но Волк еще долго не мог успокоиться. Через какое-то время он позволил увести себя; Лерикас вернулась в свое кресло, а Фенрир лег вокруг, живо напомнив нам тот день, когда мы впервые увидели конунга Арры на центральной площади города. Правда, любимое кресло Эгмонта было немного меньше каменного трона, и это позволило Фенриру положить голову Лерикас на колени. Что же сумело так его напугать?

Кстати сказать, перемещаясь по лаборатории, ни конунг, ни Фенрир не уронили ни единой книги.

Тут сумка опять заворочалась и завздыхала. Не вставая, Валери подняла ее с пола и сообщила нам, возясь с хитроумной гномийской застежкой:

— В самом деле, нехорошо получается. Скупидонус же приготовил вам подарок…

Фраза была совершенно невинной, но Эгмонт почему-то вновь напрягся. Впрочем, как раз это меня и не удивляло. Я плохо действую на преподавателей. К примеру, ума не приложу, как это еще жив бедняга-бестиолог. Хотя ему еще два года нам лекции читать…

А вот директор после кафских слонов стал относиться ко мне немножко теплее. Вероятно, оттого, что из-за меня не пришлось заново мостить все прилегающие к Академии улицы.

Пока не пришлось.

— Ну, забирайте. — Конунг встряхнула сумку, переводя взгляд с меня на Рихтера.

Но Эгмонт по-прежнему стоял, намертво вцепившись в подоконник, и я поспешила воспользоваться моментом. Прикоснуться к легендарной Сумке Скупидонуса… ха, да близнецы за это дали бы себя обстричь если не налысо, то очень и очень коротко, а Генри Ривендейл согласился бы всю жизнь ходить кудрявым!.. Упускать такую возможность я не собиралась и потому быстренько сунула руку внутрь.

«Внутри» оказалось куда глубже, чем я предполагала; рука ушла туда по локоть, но почти сразу мне в ладонь толкнулось что-то толстое и прямоугольное. Почти одновременно я ощутила прикосновение маленькой мохнатой лапки, которая мгновенно ощупала всю мою руку целиком и каждый палец в отдельности. Чувствовался недюжинный профессионализм, и я оторопела.

— Скупидонус, — сладким голосом сказала Лерикас, — она колец не носит. Пока. И я не поняла, кто кому тут подарки дарит?

— А я что? Я ничего! — заторопилась сумка. — Я так, любуюсь! Красивые пальцы, музыкальные… А вообще, чего это она колец не носит, а, конунг? Самое время!

Я оторопела повторно, Рихтер еще крепче вцепился в несчастный подоконник. Лерикас быстро глянула на него и прикусила губу.

— Я тебе потом объясню, — мягко пообещала она. — А раз уж ты кольцами интересуешься, так я слышала, что здешний клан ювелиров готов заключить выгодную сделку…

Последние слова она договаривала уже в пустоту, вслед исчезающей сумке. Когда Скупидонус построил для своего обиталища телепорт, не заметил никто, включая, кажется, и золотого дракона. Вот что значит чувство долга, не без уважения подумала я. Всегда на работе!

Я посмотрела на то, что осталось у меня в руке. Это была книга — и впрямь довольно упитанная, но все равно не способная составить конкуренции среднему труду по боевой магии или алхимии (правда, магистр Зирак?). Сверху на обложке тонкой эльфийской вязью были выведены имена двух авторов. Ну да эльфы на то и эльфы — поодиночке не ходят, книги и то вдвоем пишут. Ниже более крупным шрифтом золотыми буквами было выведено название. Я прищурилась и разобрала среди цветочков и завитков: «Фортуна избирает златокудрых». Ничего не понимаю…

Между авторами и названием располагалась картинка. Я уставилась на нее, пытаясь хоть как-то прояснить ситуацию.

На картинке были изображены трое: девица и двое лиц предположительно мужской национальности. Если рассуждать логически, девица и была той самой Фортуной; вопреки названию, она никого не избирала, а, дико вытаращив глаза, пялилась в какой-то фолиант. Не знаю, что она там увидела, — но вряд ли заявленных златокудрых. Волосы у девицы были художественно растрепаны, брови подведены черным карандашом, а губы умело подрисованы дорогой эльфийской помадой. Шею украшала золотая цепочка сложного плетения с какой-то висюлькой. На висюльке было что-то изображено, но что именно — я не разглядела.

Со всех сторон девицу окружали стопки растрепанных пергаментов, а сбоку, под левой рукой, стояла мисочка с воткнутой туда ложкой. Мисочка определенно напоминала мне алхимические тигли, но какой же дурак будет совать ложку в зелье? И каким должно быть зелье, чтобы ложка стояла дыбом?

Чуть подальше от девицы располагался встрепанный молодой человек в зеленом кафтанчике. Руки его были вскинуты в защитном жесте, глаза — уже знакомо выпучены, и складывалось впечатление, что юноша отбивается из последних сил, не надеясь уже доказать героине, что он не златокудрый. С рук его во все стороны летели искры.

Еще дальше в полумраке едва виднелась чья-то, не побоюсь этого слова, харя. Была она черна, нос зловеще изгибался крючком, а глаза и клыки сверкали весьма кровожадно. Немного подумав, я решила, что девица, наверное, студентка, а существо на заднем плане — не кто иной, как Сессий, злой дух экзаменов. А глаза у девицы выпучены от усердия. Хотя, может, она гражданина в зеленом все пытается превратить в златокудрого — а получается только то, что нарисовано!

Тогда она может таращиться и от испуга.

— Ты книжечку-то переверни, — посоветовала мне Лерикас.

Все еще ничего не понимая, я послушно перевернула — и окончательно выпала в осадок.

На переднем плане художественно распласталась уже совсем другая девица — светловолосая, коротко и неровно обстриженная. Одета она была в обтягивающие штаны неизвестного мне покроя и кружевную прозрачную кофточку, которую я назвала бы весьма провокационной, если бы девице было чем провоцировать. Увы, судьба ее обделила: бедняжка была плоской как доска. В руке у нее горел сгусток пламени, создавать который умеют только выпускники, да и то, если верить Рихтеру, не все. От сгустка тянулся длинный огненный шлейф, каковой, причудливо изгибаясь, находил свой конец в глазу у какой-то длинной сплющенной твари. Сплющенная тварь — вероятно, ей пришлось протискиваться через очень узкую щель — вылезала на поверхность из непонятной лужи, разевая клыкастую пасть. К зубам я присмотрелась не без профессионального интереса; клянусь «Справочником», тут не надо быть дипломированным магом, чтобы понять: несчастное животное страдает от желудочного недуга, ведь с таким набором клыков технически невозможно закрыть пасть. Вероятно, это было единственной причиной, почему девица до сих пор оставалась в живых.

В некотором отдалении виднелся коренастый мужчина, наполовину лыкоморец, наполовину эльф: в рубахе до колен, подпоясанной ремешком, но с длинными светлыми волосами. Вскинув руки и растопырив пальцы, он задумчиво взирал на животное — не то замерял пропорции, не то с безопасного расстояния показывал степень своей крутизны. Первый вариант мне нравился больше. А что, историческое полотно… и название можно придумать хорошее, например «Дева и Змей».

Тут я вспомнила, что уже читала книгу с таким названием. Книга была хорошая; ладно, пускай этот… лыкоэльф придумывает другое название. И чтобы без плагиата!..

Помотав головой, я раскрыла книгу и прочитала первую строчку: «Прекрасная златокудрая Иальга хищной упругой походкой приближалась к дверям резиденции магов. „Не-эт, — на ходу думала она. — От меня еще живым никто не уходил!“». Совсем ничего не понимая, я прочла эту строчку вслух — и вот тут-то мне стало нехорошо.

А вот Лерикас, похоже, было совсем неплохо. Покосившись на Эгмонта, она провела в воздухе рукой, и перед нами повисла цветная картинка с задней обложки, увеличенная в несколько раз.