Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

25_____

Утром приехал Толя с барышней. Вместе поехали в город, причем он был мрачен и ворчлив. Видел Потемкина, приехал Модест, Городецкого арестовали{853}. От Чулкова, сидевшего без денег, отправились в «Шиповник», где видел Сологуба, Гржебина и Волынского. Зашел в Café Central, причем обнаружил, что забыл в Удельном кошелек. Я провел неприятные секунды, пока не нашел серебра прямо в кармане. Придется ехать в Удельную. «В мире искусства» прислано с моими стихами, мною в числе сотрудников{854}. Занял у швейцара 60 коп., покатил к тете. Варя и Марья Ник<олаевна> сидели на балконе и печально беседовали; приплелся Толя, недовольный Петербургом, делами; я сидел очень недолго и, не обедая, поехал в театр. Всех почти видел; репетировали «Беатрису» без костюмов, и были смешны эти люди в пиджаках, говорящие трогательные вещи. Мейерхольд не мог со мной ехать, условились на завтра и с Сережей пошли в «Вену», куда хотя и пришли рано, но досидели до публики. С нами был Лазаревский. Ночевал.

26_____

Утром приехали Званцевы, прислали мне кофею, было солнце, звонили колокола, из церквей шел народ. Сережа пришел очень поздно, т<ак> что к Модесту не поехали и отправились прямо к тете. Фабрика вчера вся сгорела. Приехала Ольга Петр<овна> с мальчиками, ходили смотреть футболистов на лужку, есть красивые 3, 4 фигуры, лица, — прочие затрапезки, но все-таки приятно. После игры они пили воду из перкали, брызжась, смеясь, догоняя друг друга, думая себя интересными для публики и милыми{855}. Проехал в театр. Шло «Пробуждение весны»{856}. Было скучно. С Мейерхольдом вышли в «Вену», хотя он и боялся газетчиков. Нашли на нас Лазаревский, Абрамович и Каменский, потом пришел Потемкин. Вс<еволод> Эм<ильевич> был в отчаяньи. «Евдокию» Коммиссаржевская не очень-то хочет, вероятно, имея что-нибудь против меня, выражаясь о ней как о «изящной безделушке», в которую Мейерхольд хочет вложить содержание{857}. Дома письмо от Юши{858}, посылка из театра. Денег очень мало. Печально. Приготовлен умывальник, вода, постель, горшок. Это приятно. Ничего не надо думать. Я ни о ком, ни о чем не мечтаю, вот что плохо.

27_____

Встал поздно. Узнав, что уже около часу, поехал к Нувелю, которого не было дома. Он так же бодр и оживлен, рассказывает невообразимые вещи про Тавриду. Поболтали, пошли гулять по Невскому, видели моего студента, Серафиму Павловну. Заходили в café, отделываемое Лансере, и в кафе Рейтер{859}. Вернулся домой, обедал, ел дыню, пришла Кармин, беседовала о литерат<уре>, как вдруг является и Потемкин с новыми стихами. Начали таскать мои вещи, выехали вместе, швейцар подсаживал и меня и Потемкина на хромую лошадь. П<етр> П<етрович> поехал в «Буфф»{860}, я же к Сомову. Туда приехали также Бенуа и Аргутинский, было приятно, Сомов пел, Бенуа рассказывал о балетных интригах. Потом они ушли, мы же читали дневник. В пятницу пойдем на «Китеж» ложей, в среду в Тавриду, завтра Нувель просто придет поболтаться ко мне. Завтра нужно еще быть в Удельной. Нувель говорил, что Брюсову «Кушетка» меньше понрави<лась> и что вообще он меньше любит мои современные вещи. Очень всегда меня защищает.

28_____

Утром Сережа телефонировал мне, что зайдет за мною ехать на дачу; пили чай на вокзале; тетя мила и благодушна, там тоже пили чай. Варя завтра не едет. Было мирно и не без приятности. Заезжал к Черепенникову за чаем и проч. Дома устроил чай. Нувель долго не приходил, и я играл Rameau. Читал ему все, ему очень понравились «Ракеты». Вернулись откуда-то Званцевы, гулять мы не пошли, а я рано лег спать. Как-то тупо и без блеска все мне представляется.

29_____

Утром зять мне телефонировал прийти к нему в 7 ч. Хотел пойти к Верховским посмотреть словарь. Через Неву переезжал со мной какой-то юноша, попросивший было разменять 10 р., но за которого я заплатил, и пошли вместе, разговаривая, по-моему, очень грамотный. Верховских не оказалось, зашел в Central выпить чаю, вдруг встретил Павлика, посвежевшего за лето. Поехали ко мне. Была fatalité, обедал с девами, с ними же пил чай, поиграл на фортепьяно и поехал к Сереже. Просили подождать; прочел 2 письма ко мне, рассказ Каменского и, не дождавшись, снова поехал домой. Вскоре пришли Сомов и Renouveau. Зная, что Таврида заперта, мы пробежали битком набитый Reiter, пили чай в Central и добрались до «Вены». На Невском были встречи 2, был Валентин, какой-то длинный армянин etc. Гричковский забавно рассказывал, как Шурочку Дубровского выселили из комнаты и багаж его состоял из маленького чемодана и громадного бидэ. Были Потемкин, Пильский, Аничков, Каменский, Ходотов — у нашего стола. Было очень приятно. Пильский совсем таял, когда обращался ко мне. Каменский очень мил. Трубников говорил Аничкову свои восторги по поводу «Эме Лебефа». Нужно бы его отыскать.

30_____

Что было утром? Был у Сомова, играл Гретри, тогда как он рисовал эмблемы жизни в виде Амура, держащего отраженными в зеркале влюбленных. Денег не платить, что ли? Гржебин просит до среды. Обедал в «Вене», почему-то вспоминая Дягилева; оттуда проехал к Сереже, и мы пошли к Сологубу. Его не было дома, напились чаю у меня, Нувель долго не шел, никуда не шли, просидев у меня, и потом потащились зачем-то в «Вену», чувствуя какую-то тяжесть, неохотно. Было пусто, к нам подсаживался только Потемкин, хотя были и Каменский, и Ю. Беляев, и Маныч, и Гордин, и Гога Попов. Довольно скверно. Денег нет. Жалели, что пропустили Тавриду.

31_____

Ждал Сережу, который не зашел, пиша музыку к «Ослу». Пошел в парикмахерскую и в Central. Сережа видел Блока. «Руно» действительно предлагало ему быть редактором, но отказался, чтобы предоставить Иванову, если тот не откроет собственного <журнала>{861}. Потемкин к Сереже не пришел, и я, посидев, отправился обедать в «Вену», где беседовал с Косоротовым; в театре были Аргутин<ский>, Бенуа и Анна Петровна. «Китеж» — невообразимая скука, но сидеть было приятно{862}; видел Трубникова, в антракте ходил с Нувелем, ища пищи для глаз. Пошли с В<альтером> Ф<едоровичем> в «Вену», где сегодня у нашего стола сидели Каменский, Пильский, Потемкин, Гога, Цензор и еще кто-то. Насилу наскребли денег, Гога налил в кофе зельтерской и уверял maître d’hotel, что это за кофе; потребовал деньги обратно. Все целовались, мы не были отринуты и покинуты, как вчера. Пильский потащил меня и Потемкина в шахматный клуб без денег, П<етр> П<етрович> мне шепнул, чтобы уезжал, как только он скажет, а то у Пильского есть такая манера покидать, завезши без денег. Пили очень вкусный кофе и коньяк, закусывая лимоном с сахаром. Дали мне билет. Пильского не отпускали ни на шаг. Когда он куда-то вышел, мы ушли, смеясь. Дома я нашел у себя еще 85 коп.