Приключения Перигрина Пикля - Тобайас Смоллет

Отсюда моя компаньонка отправилась в почтовой карете к своим друзьям, а я вместе с другой женщиной наняла открытый почтовый экипаж, хотя был сильный снегопад, и без приключений добралась до Лондона, где встретилась со своим возлюбленным, который в невыразимой радости заключил меня в объятия. И в самом деле, я заслужила его любовь теми лишениями, опасностями и неудобствами, которым подвергалась, чтобы быть вместе с ним. Ибо я никогда не отказывалась от своих намерений, если могла этим доказать искренность своих заверений.

Приводя в исполнение наш план, я назвалась вымышленным именем и не появлялась публично, удовлетворяясь присутствием любимого человека и беседой с ним; когда же он уехал в поместье, я довольствовалась перепиской, поддерживаемой им с большой исправностью, и получала от него чувствительные, искренние и нежные письма.

По возвращении в конце сезона в Лондон он посвящал большую часть времени тому, чтобы развлекать меня; он с неохотой меня покидал, если его отрывали неотложные дела или долг вежливости по отношению к знакомым, и очень редко появлялся в местах публичных увеселений, ибо я не могла веселиться вместе с ним; столь велико было его внимание ко мне, что однажды вечером, вынужденный встретиться с друзьями в театре, он явился туда точно в назначенное время, и так как они не пришли пунктуально минута в минуту, вернулся ко мне в таком восторге, как будто это бегство избавило его от серьезной опасности. Его постоянство не уступало силе его любви. Однажды мы отправились вдвоем на бал в Хаймаркет, где присутствовало множество красивых женщин, очарованию которых способствовало своеобразие их нарядов, но его ничто не могло поколебать, и верность его осталась неизменной, несмотря на все соблазны.

Летом он поместил меня в доме по соседству со своим; но дом был неудобен, а в этой местности не оказалось другого подходящего, и потому он перевез меня к себе; это вызвало всеобщее возмущение, хотя я совершенно отказалась от общества и вела столь уединенную жизнь, что только глубокое чувство поддерживало мою бодрость. Он уделял мне все время, свободное от неизбежных визитов, охоты и других деревенских развлечений, в которых я не могла участвовать. Впрочем, я училась раньше стрелять и охотиться, но забросила оба эти занятия, и потому теперь мне оставалось только читать или гулять. Но что значили для меня эти лишения, для меня, которая почитала наиболее достойным жить ради любви! Если бы мне посчастливилось найти спутника жизни, способного искренно любить и зажечь во мне ответное чувство, я была бы вполне довольна судьбой. Корыстолюбие и тщеславие мне не свойственны; любовь, которая есть наслаждение, или наслаждение, которое есть любовь, — в этом для меня все. Такое сердце не может быть лишено других хороших качеств; ему должно быть знакомо чувство сострадания и милосердия; если кому-нибудь оно и враг, то только себе. Во имя справедливости к самой себе я осмеливаюсь это утверждать, поскольку открыто признавалась во всех своих ошибках и заблуждениях.

В конце лета меня слегка встревожили слухи о том, что мой любовник собирается заключить брачный договор, но я не придавала им значения, пока не поехала по делу в Лондон, где слухи подтвердились. Хотя я сочла это пустой болтовней, но все же написала ему о такой молве, а в ответном письме, находящемся и сейчас у меня, он клялся, что эти слухи вздорны. Удовлетворенная его заявлением, я вернулась в поместье и, хотя сплетни все еще звучали у меня в ушах, верила, что они безосновательны, пока одно весьма незначительное обстоятельство не пробудило моих подозрений.

Однажды, когда он вернулся с охоты, я увидела на нем дрезденские кружевные гофрированные брыжи, которые, казалось, не стоило бы надевать для такого деревенского развлечения, Я встревожилась. Когда я проявила интерес к этой принадлежности его туалета, он изменился в лице; и хотя он пытался отвести мое подозрение, ссылаясь на промах лакея, я не удовлетворилась объяснением и стала добиваться истины с великой настойчивостью; в конце концов он не мог отрицать, что был в гостях. Постепенно я исторгла у него признание в том, что он зашел дальше, чем было допустимо, и не сообщил мне о своем плане; он пытался оправдать свое поведение и успокоить меня, уверяя, что план осуществится нескоро, а быть может, и вообще дело ничем не кончится; но он был крайне смущен и вряд ли понимал, что говорит.

Я покинула бы его дом немедленно, если бы раньше не обещала ему не принимать опрометчивых решений и если бы он не лишил меня возможности уехать от него. Я не стала его упрекать, но лишь попеняла на то, что он заставил меня вернуться в неведении в поместье после того, как я оттуда уехала. Он клялся, что не допускает мысли расстаться со мной. Такие слова были тогда загадкой для меня, но впоследствии я поняла причину его поведения и от души простила ему его несправедливость. Я искренно думаю, что если кто-нибудь и заслуживал счастья, то именно он был достоин этой привилегии, и да позволено мне судить о том, что он обладал сердцем, которому были знакомы самые деликатные чувства.

Когда волнение и скорбь от нанесенного удара слегка утихли, я стала размышлять и порешила покинуть дом в его отсутствие. В этом решении меня поддержал наш друг шотландец, приехавший примерно в это время из Лондона навестить своего бывшего товарища по путешествию. Такой внезапный отъезд, полагали мы, потрясет менее, чем прощание с любовником, чье сердце было столь деликатно, что, когда я ему поведала о своем намерении уехать в его отсутствие, он возвращался с охоты или после какой-нибудь увеселительной прогулки трепеща при мысли о моем бегстве.

Через некоторое время, когда благодаря моему предупреждению он свыкся с этими опасениями, я, наконец, уехала, хотя сердце мое надрывалось, ибо я любила его и была любима. Его любовь не вызывала сомнений, невзирая на тот шаг, какой он предпринял по настоянию всех своих родственников, явившихся помехой его любви, тогда как в остальном они всегда принимали в соображение его интересы.

Пока я ждала в ближайшем городе свежих лошадей, меня посетил джентльмен, бывший раньше приятелем моего любовника; между ними произошла ссора, и теперь он пришел пожаловаться на дурное с ним обращение. Угадав мое нежелание выслушать его историю, он заговорил обо мне и заметил, что со мной обошлись очень плохо. Я ответила, что держусь другого мнения, ибо не только справедливо, но и разумно, чтобы юноша, обладающий таким состоянием, как мистер ***, позаботился о выгодном браке с целью укрепить положение своей семьи; упрекаю же я его только в том, что он так долго умалчивал о своем намерении.

Тогда этот джентльмен сообщил, что я многого не знаю и пока-де я жила в доме своего любовника, последний развлекался со всеми доступными женщинами в городе, познакомившись с иными из них благодаря его посредничеству.

Сперва я не могла поверить такому обвинению, но он привел веские доказательства, и вскоре я не могла сомневаться в истине. Я почувствовала такое негодование, что моя любовь немедленно испарилась. Отказавшись от поездки в Лондон, я поехала обратно, и написала ему о своем желании встретиться с ним в домике, находящемся на полпути между его поместьем и городом, откуда я приехала. Он повиновался и явился в назначенное время, где я встретила его горькими упреками. Он сознался в своих похождениях, объяснив их желанием преодолеть любовь ко мне; но такое средство оказалось неудачным, и он убедился в том, что навеки останется несчастным.

Я не сочла это откровенное признание искуплением его былого притворства и в припадке мстительности потребовала от него содержания, в чем он наотрез отказал; была минута, когда мы питали друг к другу ненависть. Спустя некоторое время я стала себя презирать за свою слабость, вызванную советами компаньонки и вспышкой гнева. Тем не менее он просил меня вернуться к нему или остаться ночевать в этом домике, но я была глуха ко всем мольбам и, сказав ему несколько насмешливых любезностей, попрощалась и двинулась в путь. Отъехав, я оглянулась и увидела его; он ехал верхом, и вид у него был такой невинный и простодушный, что я глубоко вздохнула, несмотря на происшедший между нами разговор.

Добравшись до Лондона, я сняла квартиру на Лейстер-Филдс и в ответ на письмо, полученное мною несколько месяцев назад, написала мужу о согласии вернуться домой; я не оговаривала никаких условий, чтобы испытать, какое влияние возымеет моя доверчивость на его великодушие. Он с готовностью принял предложение и тотчас же снял дом на Сент-Джеймс-стрит, где я предполагала жить, считаясь с его причудами во всем, что не нарушало моего спокойствия.

Тем временем мой любовник скучал в своем поместье вместе с другом, к которому, по-видимому, питал ревность, разгоревшуюся после получения этим джентльменом от меня письма, пока он не ознакомился с моим посланием, перечитав его раз пятьдесят. Его страсть вспыхнула сильнее, чем раньше, и он не только изъяснился в своих чувствах в письме, немедленно мною полученном, но приехал в город и выражал такое отчаяние, какого я никогда ни у кого не видела, если не считать лорда Б. Я могла отомстить ему и своей дерзкой сопернице, весьма резко потребовавшей, чтобы я покинула его дом, хотя он решительно отказался удовлетворить ее желание, ибо готов был сделать все, чего бы я ни пожелала. Но я знала ему цену и слишком заботилась о его добром имени, чтобы толкнуть его на бесчестный поступок.