Сто полей - Юлия Латынина

– Почему?

– Они везли оружие, – сказал Баршарг, – и если с их кораблем случилась беда, они побоялись, что все взорвется, как взрывается порох для праздничных ракет, если подпустишь к нему огонь.

– Что ты предлагаешь делать?

– Проверять, для начала, всех тех, кто пересекает границу между страной аломов и Варнарайном.

Экзарх помолчал.

– Проверять – означает брать взятки. Ты думаешь, что предлагаешь? Это будет указ, равносильный запрету на внешнюю торговлю! Даттам первый закричит, что я хочу восстановить монополию государства!

– Добейтесь такого указа от государя и выставьте его как происки государыни Касии, – пожал плечами Баршарг.

Прошло три недели, и господин экзарх получил из столицы официальное приглашение участвовать вместе с государем и народом в летней прополке риса.

За день до отъезда экзарха араван Баршарг явился во дворец с письмами от столичных шпионов. Господин экзарх вставал с рассветом, стало быть, дворец вставал до рассвета, а Баршарг и вовсе не спал всю ночь.

– Никаких известий о людях со звезд? – спросил экзарх.

– Никаких, – вздохнул Баршарг. – Я вчера получил письма из Верхнего Варнарайна. Господин Даттам хочет торговать с Западными Землями.

– Западными Землями? Теми, что оставил Аттах? Но ведь там одни дикари…

– По мнению Даттама, торговать с дикарями как раз выгодно: за один железный наконечник они дают десять жемчужин.

Экзарх замолчал и глянул на стену. На стене висела карта мира, утреннее солнце прыгало в шелковых реках и долинах. Карта была шита, как положено, в ортографической проекции, центром проекции была столица империи. Искажения нарастали по мере приближения к окраинам, и Варнарайн выглядел вовсе не так, как в действительности. Картам полагалось кончаться границами ойкумены, но эта была вышита по личному распоряжению экзарха. За Варнарайном шла тонкая полоска сканого золота – горы, дальше – море, и за морем – Западные Земли, оставленные по распоряжению императора Аттаха еще полтысячелетия назад.

Полоска сканого золота, отделявшая провинцию от моря, тоже была когда-то частью ойкумены, и даже сейчас официально именовалась Горным Варнарайном.

Именно оттуда спустились триста лет назад в империю основатели нынешней династии и предки Иршахчана. Но аломская знать Горного Варнарайна не согласилась с великим исправлением государства, предпринятым Иршахчаном, и, что гораздо важнее, сумела с оружием в руках отстоять право на несогласие. Для этого, правда, пришлось превратить войну из способа самозащиты в способ существования.

Империя давно оставила их в покое, но сеньоры аломов все истребляли друг друга, видя в войне единственную прибыль, дозволенную благородному, утратив культуру и государственность, города и ремесла.

Баршаргу было известно, как экзарх бредил морем: не то что Горный Варнарайн, но и дикие западные земли мечтал он вышить на своем подоле…

– Если Даттам просится за море, значит, Арфарра сдержал обещание, – проговорил Баршарг, – значит, он заставит варваров присоединиться к империи.

– А ты сомневался? – засмеялся экзарх.

И вдруг взял Баршарга за подбородок.

– Сомневался – или не хотел? Признайся, рыжий алом, тебе горько, что твои родичи признают над собой мою власть! И ты никогда не простишь Арфарру!

После ухода Баршарга экзарх долго стоял у карты, горевшей на утреннем солнце. Все! Императрица Касия устала ждать, он тоже. Ему уже тридцать семь. Его главная жена умерла, не дождавшись трона. Его сыну уже семь лет – на год больше, чем сыну Касии.

Империя – да возродится!

Накануне отъезда экзарх неожиданно посетил желтый Иров монастырь: чиновники обычно избегали желтых монахов за бескорыстие и юродство. И точно: монахи взяли из подарков лишь то, что можно бесполезно скормить нищим. Экзарх попросил отслужить молебен за мертвецов прошлого и будущего.

После молебна тощий молодой желтый монах справился о заветных помыслах наследника.

– Процветание народа, спокойствие государства, – отвечал Харсома.

Монах глядел на него огромными синими глазами, чуть склонив голову, как ребенок на диковинного паука. Харсома сощурился, неприятно улыбнувшись.

– Власть, – сказал экзарх.

Монах глядел все так же исподлобья.

– Удивительно, – сказал он, – но я не вижу, какой из ответов – ложь.

Через неделю после отъезда экзарха в город пришли письма из страны аломов. Храмовый торговец Даттам и бывший королевский советник Арфарра извещали о скором приезде в Варнарайн. Были письма и от варваров. Варвары называли Харсому своим королем и просили его защитить их от короля Алома.

Расшифровывал письма молодой, преданный экзарху секретарь Бариша. Вместе с письмами пришел и трогательный подарок – длинный и легкий, как паутинка, шарф, вышитый в прилеп пряденым серебром. Шарф сплел маленький Неревен, послушник господина Арфарры, сплел так, как их плели тысячу лет в его родной деревне Песчаные Мхи. Песчаные шарфы ценились очень высоко, и не только из-за качества работы, – из-за тождественности узоров и древних оберегов. Когда пятьсот лет назад Аттах восстанавливал буквенное письмо и запрещал словесный рисунок, в деревне рассудили, что шитье буквами нарушит суть оберега, и продолжали вышивать словами-картинками: те утратили гражданский смысл, но не тайную силу.

Бариша, тоже родом из Песчаных Мхов, подвесил шарф перед собой и стал пересчитывать паучки и отвивные петли. Бариша помнил наизусть все цифры в центральных годовых сводках, и взглянув на отчет, ловил, если надобно, чиновника на жульнической арифметике. Тройное тайнословие: шелковой сканью, новейшими шифрами и запретной грамотой – даже доставило ему удовольствие.

Маленький послушник Неревен, скучая и кашляя в темных покоях королевского замка, подробно докладывал о поведении и окружении Арфарры.

"Я не знаю, что он хочет, – писал Неревен, – потому что он сам этого не знает. Говорил вчера городской головке: «Запретим на Весеннем Совете всякую войну и сделаем государство всемогущим!» Его спросили: а что, мол, такое, всемогущее государство. Он и говорит: «В законах Иршахчана сказано, что во всемогущем государстве нет ни бедных, склонных к бунтам, ни богатых, склонных к независимости. А я говорю, что во всемогущем государстве бедняк не опасается за свою жизнь, богатый – за свое имущество».

Но больше всего писал Неревен о семи купцах из Западной Земли, явившихся по весне в Ламассу. «Понятливы, но дики. Никаких ремесленных изделий с собой не привезли, только золото, камни и слоновую кость, и китовый ус, и меха. Камни обработаны не лучше, чем в империи пятьсот лет назад, у мехов выделка грубая, как аломская. О брошенных городах империи говорят, как о городах богов, хотят потому в ойкумену и даже амулеты носят такие, как пятьсот лет назад – в западных городах. Господин Даттам берет их с собой в ойкумену, хочет торговать с западом, Арфарра ему не препятствует и считает их лазутчиками».