Запретная Магия - Энгус Уэллс

— Мне здесь совсем не нравится, — тоскливо заметил Брахт, и Каландрилл, полностью разделявший его мнение, тихо рассмеялся.

— Может, дальше будет легче, — пробормотал он, не сводя глаз с желто-зеленого свечения, плясавшего на окрашенном в серебро мангровом дереве.

— Да, хуже и не придумаешь, — заметил Брахт.

— Вы забываете о драконах, — улыбнулась Катя, — Иссым обещает крупных особей.

— Точно, а я и забыл, — сухо ухмыльнулся керниец. — Драконы, и еннымы, и гришами, и эстифы. Я ничего не забыл из прелестей Гессифа?

— Фешинов, — подсказал Каландрилл.

— И шивимов, — добавила Катя. — Да и пожирающих плоть деревьев мы пока что не встречали.

— Ваш оптимизм приободряет меня, — промычал Брахт. — А то уж я начал было сожалеть, что меня занесло тогда выпить в ту треклятую таверну в Секке.

— Если бы тебя туда не занесло, — ухмыльнулся Каландрилл, — ты оказался бы в стороне от героического приключения.

— Сюда нас привела судьба, — задумчиво произнесла Катя. — Нам было предписано встретить друг друга. Мне кажется, что по-другому и быть не могло.

Брахт с улыбкой посмотрел на нее.

— В таком случае я благодарен судьбе, — сказал он.

Она тоже улыбнулась, но тут же отвернулась, отводя серебрившиеся в странном свете волосы с бледного, как сладкий мед, лица.

— Нас ожидают, вернее, ожидали, — заметил Каландрилл, — вот чего я не понимаю. Откуда Древним было знать о нашем приходе?

— Они предвидели не только нас троих, — кивнула Катя. — Иссым говорил и о других предсказанных Древними.

— Варент, — сказал Брахт. — Чтоб сгнила его душа.

— Эти Древние, видимо, отменные ясновидцы, — предположил Каландрилл, — если смогли предсказать все это столько лет назад. Я не знаю ни одного чародея, способного заглядывать так далеко вперед.

— Есть магия, которую мы давно забыли, — сказала Катя. — Древнее искусство, которое было известно миру, когда он был совсем юн. Нечто, доставшееся ему от древ них богов. Может, это и к лучшему.

— Угу, — согласился Брахт. — Мне бы не хотелось знать заранее своего будущего. Я предпочитаю узнать его сам.

— Наше будущее лежит перед нами. — Каландрилл обвeл рукой странный ландшафт маленького островка. — Вместе с сывалхинами и Древними.

— И со сном, — добавил Брахт, растягиваясь на тростниковой кровати, — если таковым можно воспользоваться в этом месте.

Но они все-таки поспали, хотя голоса топи и неудобная постель всячески им в этом мешали. С рассветом, единственным предвестником которого была смена оттенков света, они поднялись, промокшие и не отдохнувшие, и, съев холодный завтрак, вновь забрались в лодки и направились вглубь, по извивающемуся протоку.

Мангровый лес уходил далеко в глубь Гессифа, и в течение нескольких дней они видели только огромные деревья, измученные фешинами и гришами, безостановочно ползавшими по вьющимся лианам. Одну из лучниц Куары укусило насекомое, и она тут же потеряла сознание, несмотря на то, что Иссым приложил к ранке какие-то растения и настойку собственного изготовления. Женщина не пришла в себя даже к ночи, и дыхание ее было хриплым и затрудненным; к рассвету она умерла. Им ничего не оставалось, как оставить тело, хотя они и понимали, что очень скоро его сожрут мириады обитающих в топи тварей.

Это была первая потеря. Через некоторое время они потеряли еще двоих. Гребец, поздно заметивший бледные цветы, прилепившиеся к длинному корню, не смог вовремя поднырнуть под фешин. Цветок скользнул по его щеке, и гребец закричал, почувствовав ядовито-смертельную ласку растения. Иссым тут же приказал всем остановиться и внимательно присмотрелся к поверхности воды, опасаясь появления шивима, а затем ступил в воду и стал пригоршнями собирать маленькие желтые почки, которые он растолок и приложил к ярко-красному пятну, образовавшемуся на щеке вануйца.

— Может, выживать, — сказал он. — Может, нет… Надо отдыхать… Яд распространяться…

Они усадили гребца с бледным, обезображенным ужасом лицом среди багажа и продолжили путь. Вечером Иссым приготовил новую мазь, и гребец вроде бы стал отходить и возмутился тем, что его заставляют сидеть сложа руки. В полдень следующего дня Каландрилл услышал крик со второй лодки. Резко повернувшись, он увидел, как один из гребцов яростно трет себе лицо; гребца начало колотить так, что товарищи даже не успели его подхватить, и он вывалился за борт. Иссым закричал, когда лучница прыгнула в воду к корчащемуся товарищу. Она услышала его слишком поздно — поверхность воды тут же зарябила от шивимов, привлеченных всплеском. В мгновение ока вокруг нее собралась целая стая серо-голубых существ, и вода в топи, где она стояла, закипела. Лучница завизжала. Рыбы выскакивали из воды, цеплялись зубами за тунику и отхватывали куски мяса; другие набросились на ее защитные ботинки, мгновенно пропавшие под живым покрывалом. Все были в ужасе. Вода окрасилась в красное, и лучница упала. Потрясенный Каландрилл не мог отвести от нее глаз; его первым порывом было броситься ей на помощь, но Иссым твердо держал его за плечо, и только тут он сообразил, что уже ничего не может сделать ни для этой женщины, ни для гребца.. Ему оставалось только смотреть на то, как от них в считанные мгновенья остались одни кости, а шивимы все кружили и кружили в поисках новой жертвы.

Этот вечер путешественники провели в подавленном молчании на еще одном мшистом островке. Вануйцы скорбели о товарищах; у Кати в глазах стояли слезы, и она с тоской смотрела на фосфоресцирующие тени, виня себя в этих смертях. Даже Брахт притих и не отважился ничего сказать, ограничившись только тем, что положил ей на плечо руку.

На следующий день они продвигались вперед крайне осторожно, держась как можно дальше от ползучих растений, голубых цветов и от нависающих лиан. Еще через день они разглядели впереди открытую воду и приободрились, радуясь тому, что мангровому ужасу приходит конец. Перед ними расстилалось целое поле лилий с редкими вкраплениями открытой воды, откуда торчали одиночные толстые стебли с единственным кремовым цветком, украшенным в центре желтым пестиком; в воздухе стоял сладковатый запах. Опять над головой у них появилось ярко голубое небо с солнцем. После удручающего мрака леса открытое пространство казалось им настоящим благословением.

Но не успели они порадоваться, как Иссым тут же испортил им настроение, заявив:

— Здесь дракон большой.

Он указал на громадные тени меж островков лилий, и у Каландрилла перехватило дыхание. Такого ему еще видеть не приходилось! Некоторые особи напоминали скорее небольшие островки, разукрашенные веселым птичьим оперением. Другие походили на летающих ящеров, подставивших солнцу спины в зубьях.