Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды - Николай Зенькович

б) В этот же вечер, 27.08.58 г., осужденный вместе с бесчинствующими хулиганами направлялся к зданию Главпочтамта, где явился инициатором разговора по телефону с приемной секретариата ЦК КПСС, в процессе которого от имени бесчинствующих предъявил требования шовинистического характера.

Определением Коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 9 февраля 1959 г. приговор оставлен в силе. Обвинение осужденного обосновано по показаниям свидетелей Пинчука и Пекарского, допрошенных в судебном заседании, а также подтверждено вещественным доказательством по делу (в дело приобщен т. н. «Проект резолюции»), актом и заключением графической экспертизы, установившей авторство Шваюк.

Осужденный виновным себя не признал и показал: «…Свои действия не отрицаю и считаю их не преступными…

…В автобусе я услышал разговор. Говорили о том, что назначается митинг по поводу зверского убийства работника химзавода… В порыве гнева по поводу услышанного, я дома написал проект резолюции митинга и поехал на площадь. Прибыв на площадь, я зашел в обком партии, где этот проект резолюции отдал 2-м комсомольцам…

…В обкоме я находился примерно 5 минут, но видя, что мне здесь делать нечего, вышел снова на площадь. Я все же надеялся, что будет митинг… Находясь на площади, я увидел, как одного мужчину окровавленного окружила толпа, в числе которой очутился и я. Толпа прижала ко мне потерпевшего, и я,боясь испачкаться в крови, оттолкнул его от себя, но все равно я испачкался в крови. Я выбрался из этой толпы и зашел снова в обком партии, где встретил Пекарского. Пройдя с ним на 3 этаж, мы зашли с ним в приемную 1 секретаря, где увидел генерала, который просил освободить кабинет… Я поддержал требование генерала, но меня назвали провокатором… Когда ко мне подошел Пекарский и предложил уйти из обкома, то я с ним согласился, и мы ушли из здания снова на площадь. Там мы увидели, как толпа со знаменем пошла на почту. Мы с Пекарским пошли не с толпой, а одни. На Главпочтамте я Пекарского потерял, меня толпа прижала к кабине. Телефонистка соединила нас с Москвой, но т. к. по телефону некому было говорить, то мне передали трубку. Я стал разговаривать с Москвой, с приемной 1-го секретаря ЦК партии. Я у него спросил: «Знаете ли Вы о том, что творится в Грозном, что народ ждет представителей из Москвы, что нужно положить конец зверским убийствам, дело дошло до того, что некоторые требовали возвращения Грозненской области и выселения чеченцев…»

…Содержание резолюции имеется в тексте, лично написанном мною. Текст… написан лично мною… Я считаю, что мой проект не направлен на разжигание национальной вражды. Когда я подошел к обкому, было уже около 8 часов вечера. Я не обратил внимания на разбитую вывеску, стекла. Войдя внутрь, не заметил, что творилось внутри здания… До передачи проекта я ничего не видел, а когда уже передал проект, то заметил творившиеся беспорядки… Проект резолюции меня никто не уполномочивал писать, а также разговаривать с приемной 1-го секретаря ЦК партии, разговаривать я стал по своей инициативе…»

Свидетели в суде показали:

Пинчук: «Шваюк говорил мне, что он сознательно принимал участие в демонстрации жителей г. Грозного, и свои требования признавал справедливыми».

Пекарский: «27. 08. 1958 г. в часов 9 вечера я встретился со Шваюк в обкоме партии, пошли с ним в приемную 1 секретаря, оттуда мы пошли на площадь… Мы пошли с Шваюк на Главпочту, где я его в толпе потерял. Вторично я его встретил в трамвае. Он мне рассказывал, что звонил в Москву и разговаривал с приемной 1-го секретаря, он сказал, что творится в Грозном, на что из Москвы ответили, что им ничегонеизвестно. Шваюк мне рассказывал, что по телефону он при разговоре назвал свою фамилию… Потом рассказал, как на площади избивали чеченца, и говорил, что он написал и передал проект резолюции. Когда я был в обкоме партии, то кто-то мне рассказывал, не помню кто, что с балкона обкома партии зачитывался какой-то документ, т. е. проект, в котором указывались требования о переименовании республики в Грозненскую область, выселении чеченцев, и этот проект был принят и одобрен толпой…»

В «Проекте резолюции митинга трудящихся гор. Грозного 27 августа 1958 г.», написанном осужденным Шваюк, указывается: «Учитывая проявление со стороны чечено-ингушского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающихся в резне, убийстве, насиловании и издевательствах, трудящиеся города Грозного от имени большинства населения республики предлагают:

1. С 27 августа переименовать Чечено-Ингушскую АССР в Грозненскую область или же многонациональную советскую социалистическую республику.

2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10% от общего количества населения…

…4. Лишить всех преимуществ чечено-ингушское население по сравнению с другими национальностями с 27. 08. 58 г.».

Указанный «Проект резолюции» был обнаружен в здании Чечено-Ингушского обкома КПСС 28 августа 1958 г. в 2 часа ночи вместе с копиями этого «проекта» на бланках обкомаКПСС.

Амбулаторной судебно-психиатрической экспертизой осужденный Шваюк Г. М. признан вменяемым.

Не усматривая оснований для принесения протеста в порядке надзора на приговор Верховного суда Чечено-Ингушской АССР, учитывая, что вина осужденного доказана, осужден он обоснованно, а мера наказания определена с учетом содеянного.

Руководствуясь ст. 428 УПК РСФСР

ПОЛАГАЛ БЫ:

В принесении протеста в порядке надзора на приговор Верховного суда ЧИ АССР по делу Шваюк отказать.

Жалобу осужденного Шваюк и настоящее постановление (в 2 экз.) направить в Отдел по надзору за рассмотрением в судах уголовных дел Прокуратуры РСФСР, по принадлежности.

Дело по обвинению Шваюк Г. М. направить в УАО КГБ при СМ ЧИ АССР для дальнейшего хранения.

То, что происходило в Грозном в августе 1958 года, подробно исследовал историк В. Козлов. Вот хроника событий, восстановленная им с завидной скрупулезностью.

23 августа 1958 г. Убийство рабочего Степашина. Началось все с «интернациональной» выпивки. В ней участвовали три чеченца и русский. Кто-то из чеченцев, разогретый спиртным, стал требовать (по версии расследователей) от русского, чтобы он поставил еще одну бутылку. Завязалась ссора. Один из чеченцев ранил русского ножом, другой за него заступился. После этого хулиганы отправились на танцы в Дом культуры, где встретились с двадцатитрехлетним рабочим химического завода В. Степашиным и его товарищем А. Рябовым. Пьяные чеченцы начали ссору из-за девушкии, обладая численным превосходством, стали преследовать молодых людей. Рябову удалось скрыться, а Степашин поскользнулся и упал. Преследователи настигли его, избили и нанесли пять ножевых ранений. Молодой рабочий умер на месте. Оба преступника были арестованы. Убийство, не носившее политического характера, получило широкую огласку. Активизировались античеченские настроения…

25 августа. Вечер и ночь в доме убитого. Утро похорон. Устанавливать гроб с телом в клубе в здании горкома партии власти посчитали нецелесообразным – это, по их мнению, могло вызвать еще большую напряженность между чеченцами и русскими. И тогда обиженные друзья убитого установили гроб в саду перед домом его невесты в поселке Черноречье. Там жила основная масса рабочих химического завода. Молодые люди решили превратить прощание с другом в своего рода митинг протеста. Были написаны и расклеены объявления.

У гроба Степашина начались стихийные выступления. Инициатива исходила от заслуженных и вполне вроде бы законопослушных людей. Приехал семидесятитрехлетний старик Л. И. Мякинин, хорошо знавший убитого как товарища своего сына. Мякинин сказал у гроба: «…чеченцы убивают русских – то одних, то других, не дают нам спокойно жить. Надо написать коллективное письмо, собрать подписи, выделить человека, который отвезет письмо в Москву…» Его поддержали.

Утром 26 августа стали появляться петиции к властям. Автор одной из них, Галина Корчагина, инвалид 1-й группы, написала в ученической тетради: «Председателю Президиума Верховного Совета СССР товарищу К. Е. Ворошилову. Мы, матери, отцы своих детей, юноши и девушки, обращаемся к Вам как можно скорей принять меры к прекращению убийств и хулиганских поступков со стороны чеченцев и ингушей, так как мы, русские, живем под страхом». Автор зачитала написанное у гроба, попросила подписать.

К часу дня в поселок Черноречье явилось обкомовское партийное начальство. Секретарь обкома запретил митинг перед выносом тела. Тогда начались разговоры, что надо идти к обкому и продолжить митинг там.

26 августа. Траурная процессия. Стихийный митинг. Гроб с телом Степашина его товарищи понесли на руках. К 5 часам вечера похоронная процессия, обросшая множеством случайных людей, подошла к обкому. Площадь была запружена – собралось около 4 тысяч человек. Все же чернореченцы поддались на уговоры властей, перебрались от здания обкома на площадь Орджоникидзе и оттуда, уже на машинах химического завода, отправились на кладбище.