Секретные миссии - И. Колвин

— Например, адмирал Номура? — спросил я.

— Да, адмирал Номура подойдет для этой цели, — сказал Ёкояма с воодушевлением.

— На мой взгляд, было бы замечательно, если бы Номура и другие деятели смогли прибыть к нам для переговоров на эту тему. Они не должны касаться вопросов вооружения, они должны строго придерживаться тех вопросов, которые мы с вами обсуждали. И вести разговоры открыто, не скрывая ничего.

Мой собеседник задумался на несколько секунд, затем повернулся ко мне и сказал с чувством:

— Наш разговор очень интересен и полезен. Мне бы хотелось еще не раз побеседовать в таком духе прежде, чем я вернусь в Японию. Я хочу сделать все зависящее от меня для установления более дружественных отношений между Японией и Соединенными Штатами.

— Это единственный способ достигнуть разрешения вопроса, — сказал я. — Я уверен, что вы заметили, с какими дружественными чувствами встречали вас вчера американцы — мужчины и женщины. Они рады встретиться и побеседовать с вами. Некоторые из них бывали в Японии, некоторые — нет, но у всех у них одно чувство. Вы хорошо знаете, что чувство людей на Западном побережье определяется чисто экономическими проблемами. Мы обращаемся с рабочими так же, как и вы в Японии, но ваше отношение к корейским и китайским рабочим резко отличается от нашего. Таким образом, те из вас, кто понимает стоящую перед Японией проблему и нашел пути к ее разрешению, обязаны не допустить такой постановки вопроса, которая бы вела к разжиганию ненависти между народами наших стран.

Когда мы вернулись в Ньюпорт, я заметил, что настроение Ёкояма изменилось к лучшему: он держал себя дружелюбно, свободно, был весел, и, помимо всего прочего, мне, кажется, удалось убедить его.

Но Ёкояма — это только один японец; и хотя он, возможно, и пользовался влиянием как человек, который провел некоторое время в Соединенных Штатах и был достаточно умен, чтобы трезво оценить существующую обстановку, он не имел большого успеха, когда вернулся в Японию. Он встретил сильный отпор со стороны своих противников и, тем не менее, присоединился к группе, образовавшейся внутри японского флота, члены которой разделяли его мысли и убеждения. Эту группу возглавлял адмирал Ионаи, один из участников встреч в начале двадцатых годов в чайном домике на Симбаси, когда мы обсуждали идентичные проблемы с Номура и Нагано. Двое из этих трех человек сохранили свои первоначальные убеждения и до конца выступали против войны с Соединенными Штатами. Третий, адмирал Нагано, пристал к группе, сеявшей смуту среди народа, и сделался самым ярым, после Ямамото, проповедником войны с нами. Ионаи, хотя и проиграл большинство своих битв против войны, все же выиграл последнюю, когда он приобрел влияние, прокладывая путь к капитуляции Японии. И вот в этот самый период Ёкояма выступал заодно с ним, возможно постоянно напоминая ему о нашем разговоре в Ньюпорте, имевшем место много лет назад.

Глава 14

В ТИСКАХ ШПИОНАЖА

Я понимаю, что заголовок этой главы напоминает мелодраму — выражение, заимствованное из тех самых объемистых журналов, которые я сам же высмеял раньше. Но если такое название теперь кажется несколько мелодраматическим, то такими были и годы, как мне помнится, когда впервые после окончания первой мировой войны Соединенные Штаты снова оказались в тисках шпионажа. Внезапное появление агентов противника в мирной стране является признаком (на него слишком часто не обращают внимания), что страна избрана в качестве военного объекта в планах агрессоров. Шпионы всегда появляются перед нападением армии и воздушного флота, и их появление должно раскрыть внимательному наблюдателю планы, разрабатываемые в других странах за закрытыми дверями оперативных отделов постоянно запятых генеральных штабов. Франция кишела немецкими шпионами в 60-х годах прошлого века во время подготовки кампании 1870—1871 гг. Бельгия была наводнена немецкими шпионами в 1912—1913 гг. В 1913 году в Сербии обитало много австрийских агентов. Было очевидно, что эти страны избраны для завоеваний пруссаками, немецким рейхом и австро-венгерской монархией; точно так же в 1934—1935 гг. мне было ясно, что Соединенные Штаты выдвигаются на передний план немецких и японских интересов.

После почти трехлетнего пребывания в море и в колледже военно-морского флота я снова возвратился к тому, что считал своим призванием. В Вашингтоне меня ожидала старая работа в качестве начальника дальневосточного отдела управления морской разведки.

Когда я оставлял свой отдел в 1931 году, он не был еще полностью укомплектован, был перегружен работой и как действительная эффективная часть нашей оборонительной системы, увы, не отвечал своему назначению. Но теперь, в 1934 году, царила совсем другая атмосфера: освежающий бриз впервые наполнил паруса корабля военно-морской разведки. Как великая морская держава, США осознали необходимость укрепления своего флота. В министерстве военно-морского флота пробудилось сознание своей ответственности за флот, как за первую линию национальной обороны. Встречая все еще препятствия со стороны некоторых личностей с пораженческими настроениями, особенно в наших дипломатических кругах, и изоляционистское безразличие, распространенное среди отдельных групп в конгрессе, флот, тем не менее, энергично развертывал свою деятельность, поощряемый поддержкой Белого дома и его главы, настроенного в пользу военно-морского флота.

Перемены чувствовались в каждом управлении флота, но особенно они сказывались в военно-морской разведке. Теперь во главе ее стоял человек, обладающий идеальной способностью разрабатывать планы. Он умел заразить подчиненных своим энтузиазмом, умел указать пути к достижению успеха, был энергичен, изобретателен и безраздельно предан делу. Я говорю о капитане 1 ранга военно-морского флота Соединенных Штатов Уильяме Дилуорте Пьюлстоне — одном из немногих настоящих руководителей военно-морской разведки в числе тех, которые занимали этот пост раньше. Прогресс, достигнутый нашим управлением при нем, ощущается даже сегодня в каждом шаге нашей разведывательной деятельности, ибо Пьюлстон понимал, как нужно выполнять практически многие задачи, которые оставались нерешенными при его предшественниках. Он давал нам возможность осуществлять наши идеи до тех пор, пока они были конструктивными, и охотно брал на себя ответственность, если кто-нибудь выходил в процессе работы за установленные рамки. В течение этих лет военно-морская разведка испытывала удовлетворение от своей активной деятельности; эти годы, вероятно, были годами наибольших успехов в области нашей разведки.

Работы хватало с избытком, когда я вновь занял свой пост в отделе Дальнего Востока с соответствующим штатом для выполнения стоящих перед нами задач. Краткий обзор деятельности отдела убедил меня, что мы находимся в начальной стадии борьбы со шпионажем. В течение предыдущих лет я концентрировал свое внимание на стратегической разведке в ее позитивных аспектах; но теперь, когда «противник» развернул свою секретную службу против нас, я и мои подчиненные становились контрразведчиками, то есть вместо сбора информации о «противнике» мы старались не допустить сбора информации «противником».

Вскоре после моего прибытия в Вашингтон один из осведомителей прислал нам японскую книгу, которая давала убедительное доказательство тому, что Соединенные Штаты находятся на пути японской экспансии. С первого взгляда книга казалась довольно безвредной: всего-навсего детская книжка, составленная для развлечения и забавы японских мальчиков и девочек, вроде наших веселых детских приключений «Волшебника Оза». Но более подробное изучение этой книги показало, что в ней содержатся развлечения совсем другого типа. Книга являлась самым прямым изложением будущих японских планов из всех тех, которые когда-либо попадались нам до этого времени. Особенно показательной явилась одна грубая маленькая иллюстрация, она раскрывала стремления наших противников: два мальчика, а под ними подпись — «Новая карта империи». Сами мальчики выглядели довольно воинственно — один одет в армейскую форму со стальным шлемом, другой — в форму моряка; они кричали во все горло «банзай», подняв руки и широко открыв рты. Сама карта, на которой они стояли, охватывала весь Тихий океан от Филиппинских островов до Сан-Франциско и Маре-Айленд. Японские флажки с восходящим солнцем показывали этапы японских завоеваний. Один развевался на том месте, где находились Филиппины, другой — на Гуаме, третий — на. Гавайских островах, четвертый — в Сан-Франциско. Мальчик в армейской форме стоял на Филиппинах и Гавайях, в то время как юный моряк одной ногой стоял на Гуаме, а другой — на Маре-Айленд, символически выражая задачи армии и флота.

Изучив книгу и осознав ее значение, я предложил послать ее оригинал с полным переводом в Белый дом. Так и сделали, и материал был немедленно предложен вниманию президента Рузвельта. Если и имелась надежда, что японцы все еще преследуют мирные цели, или если оставалась какая-нибудь иллюзия в этом вопросе, я чувствовал, что эта картинка послужит тому, чтобы развеять эту иллюзию. Президент отнесся к книге с большим интересом и изумлением. Это, без сомнения, повлияло на формирование нашей будущей политики, которая привела нас к знаменитой речи президента в Чикаго, в которой Рузвельт предложил изолировать агрессоров.