Робинзон Крузо. История полковника Джека - Даниэль Дефо

Джек. Прекрасно согласуется, сэр. Во-первых, сэр, он сейчас пребывает в ожидании ужасного наказания, с которым по строгости не сравнится ни одно, знакомое прежде неграм. Этого парня, с вашего разрешения, я хотел завтра освободить, избавив от наказания кнутом, но разъяснив ему, как я это обычно делаю, всю тяжесть его проступка, чтобы он тем выше оценил проявленное к нему милосердие. Если это скорее послужит его исправлению, чем самая жестокая порка, тогда вы, полагаю, признаете, что я выиграл?

Господин. А если нет? Ведь эти люди не знают чувства благодарности.

Джек. Только потому, сэр, что их никогда не прощали. Уж коли провинился, помилования не жди! За что же им испытывать благодарность?

Господин. Вы, конечно, правы, кто не встречал милосердия, тому неведомо и чувство долга.

Джек. А кроме того, сэр, когда их и прощают, что случается очень редко, им ведь не говорят, почему их прощают, никому не придет в голову внушить им чувство благодарности, разъяснить, какое благодеяние им оказали, и почему они должны быть за это перед кем-то в долгу, и какая им от этого польза.

Господин. А вы думаете такое обращение с ними поможет? Произведет на них должное впечатление? Вы-то, может, и убеждены, что так, но сами знаете, это ведь противоречит взглядам, принятым в нашей стране.

Джек. Бывают же общие заблуждения и ошибки даже в государственном правлении, вот это одна из таких ошибок.

Господин. А сами вы испробовали новый метод? Вы не можете говорить, что это ошибка, пока не подвергли его испытанию и не доказали свою правоту.

Джек. Вся плантация — доказательство моей правоты. Этот малый никогда бы не натворил ничего подобного, если бы ром не ударил ему в голову и не лишил его рассудка, так что, по правде говоря, единственное преступление, за которое его следовало бы проучить, заключается в том, что он украл бутылку рома и весь его до капли выпил. Подобно Ною{141}, он не ведал силы его, и, когда ром ударил ему в голову, он словно обезумел, впал в бешенство и ярость, за что его скорее следует пожалеть, чем наказывать.

Господин. Вы правы, безусловно, правы! И вам цены не будет, если вы сумеете на практике доказать верность ваших убеждений. Мне бы хотелось, чтобы вы испытали их на каком-нибудь одном негре, сделав из него наглядный пример. Я готов дать на этот опыт пятьсот фунтов.

Джек. Мне ничего не надо, сэр, кроме вашего одобрения, и, пользуясь вашей благосклонностью, я докажу это на примере одного из ваших негров, и вся плантация признает мои взгляды.

Господин. Если вам это удастся, вы очень порадуете мое сердце. И даю вам обещание, что не только верну вам свободу, но и помогу обеспечить ваше будущее.

В ответ я низко поклонился ему и поведал следующую историю:

— На вашей плантации, сэр, есть негр, который был невольником еще до того, как я попал сюда. Однажды он провинился, последствия сего проступка были невелики, но они могли быть много серьезней, если бы с ним поступили, как это принято. Я же приказал доставить его на обычное место наказаний и, чтобы проучить, велел привязать за большие пальцы рук, кроме того, я сказал ему, что его высекут со всей жестокостью, да еще посыплют солью.

Таким образом, устрашив его сообщением о предстоящей ужасной пытке и убедившись, что он уже достаточно чувствует свое унижение, я вошел в дом, отдав приказ, чтобы его отвязали и вывели на экзекуцию. После того как ему обнажили спину и привязали его, а потом дважды вытянули кнутом, причем очень крепко, я прервал наказание. «Стойте, — сказал я двум слугам, которые взялись уже было обрабатывать беднягу, — подождите, дайте мне с ним сначала потолковать».

Его отпустили, и я начал беседовать с ним, описал ему, сколько добра сделали ему вы, его большой господин[9], напомнил, что вы никогда его не обижали, обращались с ним мягко, что ни разу за много лет он не подвергался такому наказанию, хотя за ним и водились кое-какие грехи, что он позволил себе вопиющий проступок, украв бутылку рома и напившись пьяным[10] еще с двумя неграми, отчего всеми тремя овладело безумие и они совершили насилие над двумя негритянками, у которых были мужья, служившие у нашего же господина, только на другой плантации, и еще натворили много всяких непотребных дел, за что я и назначил ему это наказание.

Он кивал головой и знаками показывал, что «оччэн выноваты», как он произносил это, и тогда я его спросил, как он поступит и что скажет, ежели я уговорю большого господина его простить. «Я вот намерен пойти попросить за тебя», — сказал я ему. Он ответил мне, что готов лечь на землю и пусть я убью его. «Моя всю жызн будет для тэбе бегать, туда-сюда ходыть, носыть, все доставать», — сказал он. Это был как раз тот случай, которого я ждал, чтобы проверить, свойственны ли неграм, наряду с движениями души, какие испытывают все разумные существа, и порывы великодушия, то есть те порывы, в которых обычно выражает себя благодарность и без которых она немыслима.

— Меня очень порадовало начало вашей истории, — сказал мои господин, — надеюсь, вам удалось выполнить, что вы задумали.

— Да, сэр, — ответил я, — и, возможно, я зашел даже дальше, чем вы предполагаете или сочли бы возможным в данном случае. Однако я не был столь тщеславен, чтобы извлечь из этого пользу лишь для себя. «Нет, нет, — сказал я ему, — я вовсе не прошу, чтобы ты бегал и делал все для меня, ты должен стараться для своего большого господина, потому что от него одного зависит, простить тебя или не прощать. Ведь ты оскорбил именно его. Скажи мне теперь, будешь ты ему благодарен, станешь ты для него бегать, ходить туда-сюда, носить и доставать все до конца своей жизни, как ты обещал это мне?»

«Ну да, конэчн, — сказал он, — и многа-многа делать для тэбе (он никак не хотел отступиться от своего), толко ты просить его за мэна».

Я полностью отверг обещанную мне благодарность и, как мне диктовал мой долг, направил ее в ваш адрес, объяснив ему, что, как мне известно, вы человек «очэн добры, очэн жалостлив», и я постараюсь убедить вас. Я сказал, что поеду сейчас к вам, и до моего возвращения его пороть не будут. «Только вот что, Мухат (так звали негра), — сказал я, — мне говорили, когда я шел сюда, что с вами, неграми, нельзя обращаться по-доброму, что, когда мы жалеем вас и не бьем кнутом, вы смеетесь над нами и ведете себя еще хуже». Он очень серьезно посмотрел на меня и ответил: «О нэт, этого нэт, это надсмотрщик говорыт, что так, но этого нэт, верит мнэ». Вот весь наш разговор:

Джек. А почему же тогда они так говорят? Уж наверное, они всех вас испытали.