Тайна святых - Петр Иванов

* Мысль, по существу, неверная ибо, если и признавать, что есть какой-то земной центр христианства, то это только Иерусалим, а не Рим и не Византия.

При величайшей набожности и ревности ко всем церковным обрядам христианства вовсе не было в Московском царстве. Христос не почитался там, как милостивый и любящий Господь, всегда близкий людям, а как далекий, страшный судья, который придет карать и мстить. Христом пугали, а не успокаивали человека (сравнит. духовные стихи того времени).

Отсутствие любви, владычество злобы и в то же время большое благочестие (т. е. религиозная экзальтация) делали психическую атмосферу больной и ужасной. Она была полна злыми призраками. Адские возбудители реяли в воздухе. При наружной тишине и как бы всеобщей покорности они искали воплощения в жизни. Жажда воплощения была страшная. Воплощение это осуществилось в опричнине. Московское царство распалось надвое (царство свое, порученное ему от Бога, разделил на две части): опричнина и земщина. Неограниченная царская власть разрешила опричникам делать все, что им угодно, с земскими. Кто же находился в земщине и кто в опричнине? Мы знаем из Домостроя, что игумены домов чрезвычайно любили свое налаженное хозяйство, ревниво оберегали его, а также и свою неограниченную власть над домашними. Конечно, они менее всего готовы были менять старое положение на новое. Но, разумеется, и не из бродяг составлялась опричнина — она была чрезвычайно расширенным, но все же царским двором. К царю, сказано в летописи, приводили боярских и дворянских детей. Вот те обездоленные (не наследники, а третьи, четвертые сыновья), кто под властью домашних тиранов изнывал, злобился, проклинал свою горькую долю, — наиболее злые, наиболее мстительные, наиболее вожделевшие всяких чувственных благ, они устремлялись в опричнину. и здесь их еще неутоленная ненависть получала сразу самое безумное, самое кровавое, самое разбойничье направление.

Какое место в этой оргии принадлежало царю? Сам Иван IV был порождением века, и очень религиозного, и очень злого, как безумное противоречие, таившего в себе возможность саморазрушения. В Иване два начала жили, не сливаясь — и добро и зло. Его рождение было следствием нравственного преступления его отца Василия III. Ради желания иметь собственного наследника Василий решился на антихристово дело: насильно постриг свою добрую жену Соломонию, с которой прожил 20 лет мирно. Митрополит Даниил исполнил его желание — постриг сопротивлявшуюся даже в церкви несчастную Соломонию и венчал царя с Еленой Глинской, от которой и родился желанный собственный преемник престола. Прежде чем решиться на новый брак, Василий просил у всех патриархов: константинопольского, александрийского и иерусалимского — позволить ему развестись с первой женой ради ее неплодства. Все ответили решительным запрещением. И в России несколько иерархов обличали его, за что были удалены в пустынные монастыри, а св. Максим Грек в цепях посажен в тюрьму. Нарушение запрещения святой церкви тяжкими несчастиями отозвалось на ближайшем (а дальнейшего и не было) потомстве Василия III: брат Ивана IV Юрий не имел ни рассудка, ни памяти; из детей Ивана IV: Дмитрий умер младенцем, Иван был убит отцом, Феодор был слабоумным на престоле и умер бездетным, отрок Дмитрий от седьмой жены был убит в Угличе. Но самым большим несчастьем была, конечно, ранняя смерть доброй жены Ивана — Анастасии, с которой он прожил четырнадцать лет, смерть которой поколебала рассудок царя. Тут необходимо сказать, что патриарх иерусалимский Марк, кроме того, что запретил развод, прибавил: “если дерзнешь вступить в законопреступное супружество, то будешь иметь сына, который удивит мир своей лютостью”. Что значит это ясновидение? Менее всего оно обозначает, что вышние силы хотели наказывать Василия за ослушание. Нет, это значит, что даль будущего стала тогда совершенно видимой. Что страна, где правит Василий, обрекла себя на дорогу судьбы. Христианские народы так же, как и отдельный христианин, не имеют судьбы, т. е. их путь зависит от них самих. Когда они, борясь с собой, подвигаются по узкой дороге, Дух Святой предупреждает их о грозящих опасностях, И, по молитве, им даются силы преодолевать все гибельное, когда же по злому упорству уклоняются на широкую, дорогу гибели, как она названа в Евангелии, то начинают сами творить свою судьбу — и им рано или поздно неизбежно приходится испить горькую чашу заслуженного.

Когда наступает это тяжкое время, то добрые силы как бы изнемогают, побежденные злом, несчастья становятся неотвратимыми, люди обречены.

Иван IV принадлежал по своей болезненно-психической структуре к тем довольно редким субъектам, которые именуются медиумами. Они неодолимо привлекают к себе людей, в зависимости от своего духовного состояния, того или иного качества; душевно сочетаясь с ними, безмерно усиливают как их, так и свою жизнедеятельность. Общая психическая атмосфера может совершенно овладеть этими людьми медиумами. Также может овладеть ими и какая-либо идея.

Жизнь Ивана IV как нельзя лучше это свидетельствует. В детстве он рано потерял отца (трех лет) и мать (семи); болезненно чувствовал свое сиротство. Бояре, окружавшие его, никогда не давали того, что называется душевным попечением. Иван потом жаловался, что его с братом держали, как убогих людей, плохо кормили и одевали, заставляли делать насильно не по возрасту. Вместе с тем кругом шла нескрываемая, самая, жестокая, сама постыдная ссора из-за власти различных партий. Когда мальчику минуло 12–13, т. е. возраст особенно восприимчивый, одна из партий, чтобы привлечь его на свою сторону, стала прививать ему желание жестоких и развратных удовольствий. Поэтому следует думать, что порочные наклонности были случайны, не были его прирожденными качествами.

Напротив, свое нравственное здоровье Иван доказал первым сознательным и очень важным делом своей жизни — женитьбой. 17-ти лет он сам обратился к митрополиту и просил разрешения выбрать невесту. Из бесчисленного сонма девушек, собранных со всего государства, выбор его остановился на доброй Анастасии. При своей медиумической душевности царь, конечно, легко мог бы поддаться наиболее сексуальной, даже извращенной из представлявшихся. в желании овладеть его вниманием, разумеется, не было недостатка. Как же должна была действовать среди других Анастасия? Тихо, ласково, как мать, как стыдливая невеста, чтобы ее заметить среди стремительных, страстных и покоряющих взоров, необходимо было в душе иметь исключительное расположение к доброй семейной жизни. и действительно, они прожили четырнадцать лет душа в душу. Через 18 лет, после ее смерти, когда вся натура его изменилась до полной извращенности и он умел уже несколько других жен, он говорил: только бы не отняли у меня юницы моей, кровных жертв (боярских казней) не было бы. Значит, где-то Анастасия продолжала жить в его сердце.

Благое спокойствие воцарилось в душе Ивана вместе с женитьбой. Однако деятельное добро еще не ожило в царстве Московском. Летописцы подчеркивают, что решительная перемена в Иоанне произошла после пожара в Москве. Большой пожар и народный мятеж очень напугали царя — и вот, когда в ужасе сидел он во дворце на Воробьевых горах, пришел священник и обратился к царю с горячим призывом царствовать на благо народа. И Иоанн вдруг как бы проснулся к новой жизни. Добро и свет вселились в его душу. И та особенная способность души Ивана раскрылась с чрезвычайной силой для привлечения людей одинакового жизнечувствия: самые лучшие люди собрались и сгрудились вокруг царя: и от его с ними взаимодействия стал все сильнее разгораться

добрый свет царствования.

История, удрученная кровавым безумием Ивана, не достаточно показывает, насколько года доброго времени Иоанна были противоположны духу правления второй половины княжения Иоанна III и всему княжению Василия III. Теперь милость и ласковость царили в стране, тихие ангелы реяли над людьми.

Мы не будем здесь исчислять добрых дел, вероятно, как все личное, многое и не могло остаться в памяти. Однако общее впечатление осталось, Курбский говорит: “царю некогда светлому, от Бога прославленному”. Другой, описав славные деяния царя до смерти царицы Анастасии, продолжает: “а потом словно страшная буря, налетевшая со стороны, смутила покой

его доброго сердца, и я не знаю, как перевернула его многомудреный ум в нрав свирепый и стал он мятежником в собственном государстве”. Наконец, еще отзыв: “муж чудного рассуждения”.

Теперь, мы должны отметить одно дело, касавшееся церкви. Тогда не было ничего преступнее для православного сознания, как ересь. Был созван собор для суждения о ереси Башкина; он отрицал равенство Христа с Богом. Отцом и не верил в Евхаристию — отклонения очень серьезные. За это при конце царствования Иоанна III и при Василии III непременно бы сожгли, так как требование проповедника церковных убийств Иосифа Волоцкого было не только принято, но и сам он возведен в лик святых, т. е. деяния его приравнены святым отцам церкви (в этом мы будем говорить особенно). Однако Башкина не только не сожгли, но и не подвергли никакой торговой казни, хотя митрополитом был Макарий, ученик Иосифа Волоцкого, Башкина отправили в монастырь. Конечно, это дело исключительно царя, а не членов собора из священнослужителей. Кроме того, Иван разрешил лютеранам и католикам открыто совершать свои Богослужения — дело неслыханное для того времени.