Благословение Небожителей. Том 1 - Мосян Тунсю

Хуа Чэн повёл левой бровью.

— Оу? Гэгэ, и ты тоже слышал? О моей сабле.

Се Лянь:

— До меня дошли кое-какие слухи.

Хуа Чэн, посмеиваясь, произнёс:

— Я так понимаю, что ничего хорошего эти слухи из себя не представляют. Наверняка кто-то сказал тебе, что моя сабля создана при помощи темного кровавого ритуала, где в качестве жертвоприношения использовался живой человек?

Как всегда, поразительная проницательность. Се Лянь ответил:

— Не так уж и плохо. Обо всех ходят какие-то не слишком приятные слухи, но ведь не все же верят в них. Не знаю, выпадет ли мне честь своими глазами увидеть легендарный изогнутый клинок Эмин?

Хуа Чэн:

— Гэгэ, на самом деле, ты уже давно его увидел.

Он в несколько неторопливых шагов приблизился к Се Ляню и прошептал:

— Смотри. Гэгэ, это и есть Эмин.

Клинок на поясе Хуа Чэна вновь открыл глаз, взгляд которого скользнул в направлении Се Ляня. Возможно, это было лишь обман зрения, но Се Ляню показалось, что серебряный глаз слегка прищурился, будто улыбаясь ему.

Глава 42. Удача, взятая взаймы. Ночная вылазка в Дом Блаженства. Часть первая

Тогда принц наклонился и обратился к сабле:

— Здравствуй!

Услышав приветствие, глаз прищурился ещё сильнее и прямо-таки вытянулся дугой, будто улыбаясь в ответ. Глазное яблоко поворачивалось то вправо, то влево, столь подвижно, что казалось, это вовсе не вырезанный на рукояти сабли узор, а настоящий глаз, ничем не отличающийся от человеческого.

Хуа Чэн приподнял уголок губ.

— Гэгэ, ты ему нравишься.

Се Лянь посмотрел на него.

— Правда?

Хуа Чэн повёл бровями.

— Гм. Правда. На тех, кто ему не нравится, он даже не смотрит. Эмину вообще очень редко кто-то нравится.

После таких слов Се Лянь обратился к сабле:

— Что ж, благодарю тебя. — затем вновь повернулся к Хуа Чэну, — Он мне тоже очень понравился.

Услышав его слова, глаз принялся непрерывно моргать, а висящая на поясе Хуа Чэна сабля вдруг задрожала. Но Хуа Чэн отрезал:

— Нельзя.

Се Лянь:

— Что — нельзя?

Хуа Чэн повторил:

— Нельзя.

Эмина снова затрясло, будто сабля изо всех сил старалась выпрыгнуть из ножен. Се Лянь поинтересовался:

— Ты это ему говоришь — нельзя?

Хуа Чэн преспокойно ответил принцу:

— Да. Он хочет, чтобы ты его погладил. Я запрещаю.

Се Лянь расплылся в улыбке:

— Но что же в этом плохого? — и протянул руку к сабле. Эмин тут же широко распахнул глаз, будто в нетерпеливом ожидании. Се Лянь подумал: «Здесь трогать нельзя, если попаду в глаз, ему будет больно», и потому опустил руку пониже, аккуратно скользнув по изогнутым дугой ножнам. Глаз от его действий окончательно превратился в тонкую щелку, а сабля задрожала с новой силой, словно от удовольствия.

Се Лянь, поглаживая саблю, чувствовал себя довольно необычно. Животные всегда тянулись к принцу, и раньше ему приходилось гладить пушистых котят или щенят, при этом они так же жмурились от удовольствия, то и дело прижимаясь к его груди с фырканьем и сопением. Но когда ощущения от прикосновения к изогнутой сабле из холодного серебра, и не просто сабле, а легендарному проклятому клинку, оказались почти не отличимыми от поглаживаний щенка, это стало для принца неожиданностью. Да разве ж это — кровожадная демоническая сабля, клинок, приносящий несчастья?

Се Лянь и так не верил в слухи, а когда увидел своими глазами, так и вовсе выкинул те злые наветы в мусорную корзину с надписью «не верить». Невозможно при помощи кровавого и бесчеловечного тёмного ритуала сотворить такое милое и смышлёное создание, наделённое сознанием.

Они ещё немного задержались в оружейной, обмениваясь мнением о легендарных драгоценных клинках, после чего Се Лянь в приподнятом настроении взял Хуа Чэна за руку и вместе с ним вернулся в Дом Блаженства.

Юношу тоже привели туда, уже умытого, причёсанного, переодетого в чистые одеяния и с белоснежными бинтами на голове. И хотя лицо его по-прежнему скрывалось за плотными повязками, юноша будто полностью преобразился. Изящные очертания худощавых рук и ног выдавали в нём прекрасного молодого человека, каким он должен был выглядеть. Вот только сейчас юноша опасливо ссутулился и опустил взгляд, будто не решался стоять с поднятой головой. Его вид вызывал сочувствие.

Се Лянь усадил его и произнёс:

— Дева Сяоин перед тем, как уйти, поручила тебя мне. И я пообещал, что позабочусь о тебе. Но я всё же должен спросить, желаешь ли ты с этого дня и впредь следовать за мной и заниматься самосовершенствованием?

Юноша остолбенело уставился на принца, будто не смел поверить, что кто-то будет помогать ему самосовершенствоваться. Он смотрел на принца с колебанием, но в то же время и с надеждой.

Се Лянь добавил:

— Условия, в которых я живу, с трудом можно назвать хорошими, но я точно могу пообещать, что тебе не придётся больше прятаться, красть еду и терпеть побои.

Произнося это, принц заметил, что Хуа Чэн рядом с ними, прищурившись, смотрит на юношу ледяным, испытующим взором.

Се Лянь мягко продолжил:

— Раз уж ты не можешь вспомнить своё имя, давай дадим тебе новое.

Юноша, подумав, произнёс:

— Ин.

Се Ляня посетила догадка, что парнишка решил таким образом почтить память девы Сяоин[1], поэтому принц кивнул.

— Хорошо. Прекрасное имя. Ты из государства Юнань, а фамильный знак царствующего дома государства Юнань — «Лан». Как насчёт такого нового имени — Лан Ин?

В итоге юноша медленно кивнул. Се Лянь понял, что такой ответ можно считать согласием отправиться с ним.

И началось пиршество. Это был небольшой приём, который Хуа Чэн устроил специально в честь Се Ляня. Однако по размаху мероприятие ничем не уступало празднеству в честь нескольких десятков гостей. Грациозные девушки, держа в руках