РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливин

На юге Россия граничит с пятью среднеазиатскими республиками - Казахстаном, Узбекистаном, Кыргызстаном, Туркменистаном и Таджикистаном. Их проблемы после 1991 года очень часто напоминали проблемы бывших европейских колоний в третьем мире. Они были беднейшими из всех советских республик, но имели далеко превосходящие остальных показатели рождаемости и, следовательно, постоянно растущее количество беспокойных молодых людей, конкурирующих за неадекватное количество орошаемых земель и ограниченное количество жилья и рабочих мест в городах, А нетерпеливые и разочарованные молодые люди, как правило, являются сторонниками политического насилия, В Средней Азии очевидной мишенью для их гнева должна была стать гораздо лучше трудоустроенная и обеспеченная городским жильем русская диаспора. Экономика Средней Азии сильно зависит от единственного экспортного товара - хлопка, и это опять-таки хорошо знакомая постколониальная ситуация. Запасы нефти, газа и минерального сырья сулят будущее процветание Туркменистану, Казахстану и Узбекистану, Но для того чтобы привлечь иностранные инвестиции, нужна политическая стабильность, сколько-нибудь приемлемый уровень коррупции, хотя бы некоторая уверенность в том, что взаимообязывающие контракты и соглашения будут хоть в какой-то степени соблюдаться, а также средства для безопасной транспортировки нефти и газа по трубопроводам. Ни одно из этих условий на сегодня не может считаться выполненным, К тому же поток нефтедолларов еще не является гарантией политической стабильности, в чем смог убедиться последний шах Ирана. Огромные долларовые прибыли от экспорта сильно поднимают политические ставки, обеспечивая процветание тем, кто контролирует ключевые правительственные позиции. Провинции, богатые нефтью, особенно если они уже обладают самостоятельной идентичностью, становятся практически неподконтрольными центральному правительству. В тех странах, где элита неподвластна контролю демократии или правовым нормам, чужда патриотическим соображениям и не чувствует никаких обязательств перед своим народом, доходы от нефти, газа и минерального сырья оседают в частных иностранных банках на счетах небольшой, сверхбогатой и часто экспатриированной руководящей клики. Такое положение вещей не только никак не отражается на доходах основной массы населения, но и вполне может привести местную экономику к полной катастрофе из-за колебаний курса валюты и нерегулярных доходов от экспорта.

Мохаммед Реза Пехлеви (1919-1980) - шах Ирана в 1941-1979 годах. В 1979 году свергнут религиозными экстремистами и изгнан из страны.

Не говоря уже об окончательном уничтожении общественных понятий политической морали, честности и патриотизма. Наглядный пример подобной ситуации в стране представляет Нигерия, и она, к сожалению, в этом отношении не уникальна.

Среднеазиатские республики традиционно были исламскими, хотя влияние религии всегда сильнее ощущалось в городах и густонаселенной Ферганской долине, чем среди казахских, туркменских и киргизских кочевников, В советское время ислам сдал свои позиции, хотя не так сильно, как христианские религии. Независимость принесла очевидные признаки возрождения ислама. Прежняя коммунистическая элита, управлявшая новыми независимыми государствами, наконец признала, что ислам играет важную роль в жизни и сознании многих людей и что он совершенно необходим для создания постсоветской национальной идентичности. Однако руководство республик сильно опасалось, как бы исламский фундаментализм, бурно развивающийся в большинстве регионов к югу от Средней Азии, не вышел из-под их контроля. А это с большой долей вероятности могло произойти, если бывшая имперская элита оказалась бы не в состоянии справиться с нарастающим экономическим кризисом, и особенно в случае раскола внутри самой элиты.

Как и в большинстве бывших колоний третьего мира, чувство национальной идентичности в среднеазиатских республиках развито довольно слабо. Эти новые государства были созданы советскими декретами. Со времени их создания в 1920-х годах у элиты порой возникало ощущение государственности, однако местная лояльность оставалась очень сильной, особенно среди народных масс. Только в Узбекистане существовала подлинная традиция государственности. Но Узбекская республика была создана на основе бывшего Бухарского эмирата, к которому при создании Узбекистана в 1920-х годах были присоединены бывшее Хивинское ханство и части царского Туркестана, что привело к подковерному, но от этого не менее ожесточенному соперничеству между главными городами и регионами республики. Положение с государственными традициями бывших кочевников Казахстана, Кыргызстана и Туркменистана обстояло еще хуже. В лучшем случае в доимперские времена различные кланы и племена этих народов могли временно объединиться в военные союзы перед лицом внешней угрозы. Необъятные просторы Казахстана (16 миллионов человек, проживающих на площади, равной всей Западной Европе), а также горы и долины Кыргызстана способствовали подобной локализации интересов. Так же как и в Африке, в Средней Азии никогда нельзя сказать с определенностью, чем именно является то или иное объединение: старинной клановой и племенной общиной, группой, представляющей региональные интересы, или политической фракцией. Причем зачастую это могло быть все вместе в одном лице.

В таких обстоятельствах эффективное и сбалансированное управление регионами всегда затруднено, и становится еще труднее, когда иностранные инвестиции вливаются в немногие провинции, богатые запасами энергоносителей и сырья, а регионы и их элиты ожесточенно конкурируют между собой, чтобы добиться расположения центрального правительства. В тех бывших колониях, где режим стремится укрепить национальную идентичность, а образованная интеллигенция горит желанием служить делу национализма, некоторые фракции внутри элиты начинают соревнование за право называться лучшими националистами. «Когда северная кыргызская элита, в массе своей городская и адаптированная к русской культуре, унаследовала власть от коммунистического режима, наибольшую угрозу для нее представляли не русские и не узбеки, а те кыргызские националистические лидеры, которые поторопились объявить себя защитниками этнических кыргызских интересов». В республиках, где имеются большие русские и узбекские национальные меньшинства, борьба за лидерство между фракциями элиты, представляющей национальное большинство, могла привести к трагическим последствиям, В момент обретения независимости 40 процентов населения Казахстана составляли русские, жившие преимущественно в северных провинциях на границе с Россией, где они составляли подавляющее большинство, причем сама граница не имела никакой исторической; экономической или географической логики. Трудно представить себе, чтобы русские солдаты с энтузиазмом отнеслись к войне с украинцами. Российскому государству при любых обстоятельствах пришлось бы заплатить огромную политическую цену (в смысле реакции Запада) за любое военное вмешательство в Латвии или Эстонии. Но можно с уверенностью сказать, что у Российской армии не возникло бы моральных проблем по поводу интервенции в Казахстане, если бы конфликт внутри казахской элиты привел бы к столкновениям русских и казахов на севере республики.

Впрочем, в настоящий момент в большей части Средней Азии царят этнический мир и политическая стабильность. В противоположность большей части постколониального мира гражданскому руководству республик региона не приходится опасаться военных путчей. Коммунистическая эпоха приучила вооруженные силы к строгой субординации и повиновению гражданским властям- Кроме того, большая часть среднеазиатских республик практически не располагала собственными вооруженными формированиями. У Советского Союза в противоположность западноевропейским морским империям не было отдельной колониальной армии, которую могли бы унаследовать постимперские режимы. Поскольку воевать за независимость в республиках не пришлось, не было также и бывших партизанских отрядов. В регионе по-прежнему находится у власти бывшее партийное руководство (преимущественно местного происхождения) t трансформировавшееся в государственных функционеров и подчиненное республиканским президентам, чьи личные власть и харизма неизмеримо выросли после обретения независимости. Не стоит и говорить о том, что ни один из этих народов не приобрел тех навыков демократии, которые ирландские и даже индийские политики получили при британском правлении, а чехи и словенцы - при австрийском. В 1999 году в трех республиках из пяти бессменно правили их бывшие коммунистические лидеры. Когда политическая стабильность в стране так сильно зависит от конкретных людей и не существует никаких правил для определения преемника, опасности для президентского правления становятся очевидными. На сегодняшний день, однако, только в Таджикистане прежняя элита временно потеряла власть и произошел правительственный кризис, результатом чего стала гражданская война, в которой за власть в республике боролись, с одной стороны, прежний коммунистический истеблишмент, поддерживаемый некоторыми районами и узбекским меньшинством, а с другой - антикоммунистические, исламские и региональные силы, находящиеся в оппозиции к центральному правительству. За несколько месяцев военных действий погибло от 50 до 100 тысяч человек, и более полутора миллионов из общего населения в 5,1 миллиона человек бежали из страны. Коммунистическая элита победила, но ей так и не удалось установить полный контроль над территорией республики - там до сих пор возникают периодические вспышки насилия, царит массовая нищета и продолжается ожесточенная (и часто кровавая) борьба между правящими фракциями. Подобное положение дел в Таджикистане стало для лидеров других среднеазиатских республик одновременно и оправданием, и причиной еще большей концентрации власти в своих руках.