Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго... - Юлиан Семенов

— Что такое, Виталик?

— Да был вчера на приеме. Подошла ко мне вполне цивилизованная дама (жена одного сценариста) и говорит: «Виталий Константинович, мы тут смотрели фильм по сценарию Юлиана Семенова. Ведь это же ясно, что он — ваш агент. А мой муж тоже мог бы писать про шпионов». Я в ответ: «Сама постановка вопроса некорректна. Не хотел бы на эту тему говорить».

И тут же предлагает:

— Давайте я завтра же выступлю по телевидению и, как заместитель руководителя контрразведки заявлю, что Юлиан Семенов нашим агентом никогда не был.

Юлик вскочил:

— Только не это! Очень тебя прошу меня не дискредитировать! Если хочешь выступить, то, наоборот, скажи, что я — глубоко зашифрованный агент, выполняющий какие-то сверхсекретные задания, которые никому неизвестны.

…В Горбачева Юлиан поначалу очень верил, писал ему письма, разговаривал с ним, но тот так много выступал, что в конце концов всех нас заговорил; и как-то Юлиан сказал мне: «Оправдает ли он надежды, которые мы на него возложили?» Потребовалось время, чтобы эти опасения подтвердились…

У Юлиана было неровное отношение к оружию. Он обожал ружья, пистолеты, ножи, а мне из всех командировок привозил в качестве сувениров патроны разных калибров. Один раз даже патрон от гранатомета привез.

Я держал эти дары на своем рабочем столе в ТАССе. За годы патронов накопилось столько, что моя секретарь аккуратно, по размеру, сложила их в ящик стола. Выглядело это абсолютно невинно, но во время путча пришли с проверкой следователи, наткнулись на патроны и запаниковали. А как узнали, что я — генерал КГБ, то сразу заявили: «Ах так, теперь нам все понятно. В КГБ ведь и Крючков начинал. Вы все — заодно!»

Следователь Морозов, сверля меня глазами, достал папку с подшивкой, а там — фото патронов и траектории их полета! Я засмеялся, а он сурово:

— Зря смеетесь. Теперь-то самое трагическое и начнется. С этими документами вам не отвертеться.

— Хорошо, — согласился я, — но вы не будете отрицать, что все патроны — разных калибров?

— Да, разных.

— Так значит к каждому патрону мне было нужно отдельное оружие, вплоть до гранатомета! Где же все это?

Следователь задумался, посидел и, вздохнув, ушел ни с чем…

Юлиан в это время уже тяжело болел — инсульт. Я приезжал к нему на дачу и очень остро чувствовал, насколько ему было трудно говорить, ходить. Об этих последних встречах вспоминаю с чувством большого горя…

Сейчас я нахожусь в таком возрасте, когда приходится терять людей. Никуда не денешься — биологический процесс. Каждый уходящий или оставляет в сердце и душе что-то, или просто забываешь о нем. Все эти годы я помню Юлиана. Он был очень светлым человеком. И эта «светлость» его во мне осталась. Часто у меня возникает желание посидеть с ним, обсудить ту или иную ситуацию, послушать его политические прогнозы и анализы, в которых он был так точен, просто увидеть…

На днях я звонил к Боярову: «Знаешь, мне не хватает Юлиана», — сказал он.

ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ ВАЛЕРИЯ ПОВОЛЯЕВА

Писателем Юлиан Семенов был выдающимся. Известность его могла сравниться только с популярностью его героя штандартенфюрера СС Штирлица. Со страниц книги, а затем с экрана фильма «Семнадцать мгновений весны» Штирлиц перекочевал на видеокассеты, в анекдоты, растиражирован ныне по всему свету.

Рассказывают, что когда Брежнев посмотрел все серии «Семнадцати мгновений весны», то распорядился: Штирлицу, если живой, немедленно присвоить звание Героя Советского Союза. Если мертвый — посмертно.

Леониду Ильичу объяснили, что Штирлиц — фигура вымышленная, но он не поверил и вручил золотую звезду актеру Вячеславу Тихонову, исполнявшему роль легендарного разведчика. Правда, не Героя Советского Союза, а Героя Социалистического Труда.

На съемочную группу посыпался дождь наград, а автор не получил ничего.

Роман «Семнадцать мгновений весны» многие справедливо считают лучшим произведением Семенова. Построен он очень динамично, написан сочно, литературные образы выверены, каждый персонаж запоминается. Это, на мой взгляд, вообще лучшее произведение приключенческого жанра в литературе России двадцатого столетия.

Юлиан написал его на одном дыхании. Работоспособность и скорость письма у него была огромная. Роман этот он написал за две недели, сидя в Крыму на пляже, под стенами гостиницы «Ялта».

Каждое утро он выходил на пляж как на работу, ставил на стол под грибком пишущую машинку и начинал стучать по клавиатуре. Страницы спархивали с машинки будто птицы.

Вскоре читатели знакомились со Штирлицем на страницах журнала «Москва». И о нем сразу заговорили.

Меня Юлиан заставил написать первую детективную книгу. Произошло это так. Мы с ним состояли в редколлегии журнала «Человек и закон», представляя там Союз писателей. Детективов я никогда не писал, ограничивался повестями на нравственно-этические темы.

— Тебе нужно выступить в журнале с детективом, — настаивал Юлиан, — обязательно.

— Но я же в жизни никогда не писал детективов. Даже не знаю, как это делается.

— Детектив пишется так же, как и любая книга, — пером. Затем перепечатываете на машинке.

— И все-таки это особый род литературы, — сомневался я. И Юлиан это почувствовал.

— Знаешь, как надо писать детектив? — неожиданно спросил он и сощурился, будто во что-то целился.

— Как?

— Чтобы самому было страшно. Когда самому бывает страшно — значит, детектив удался.

Так у меня появилась первая детективная повесть. Потом она была издана-переиздана раз десять, не меньше.

Приехали мы как-то с ним в Ялту, в Дом творчества писателей. Юлиан тогда работал над романом «Горение» о Дзержинском.

Не успел я распаковать чемодан, как Юлиан появился в номере.

— Пошли в город!

Через десять минут мы были уже внизу. Для начала заглянули в аптеку.

— Здесь мы приобретем ялтинский «хрусталь», — объявил он.

Мы купили штук двадцать мензурок, испещренных рисками — 20 мл, 30 мл, 50 мл для дозированного приема лекарства.

— Хрусталь для званых приемов, — сказал Юлиан, — будем пить из «мерзавчиков» крепкие напитки.

— А менее крепкие?

— Из обыкновенных стаканов. Как Штирлиц, отмечающий вступление Красной армии на территорию Германии в 1945 году…

Но самую значительную покупку Юлиан сделал на рынке, в хозяйственном магазине. Он купил… большой ночной горшок, эмалированный, с крышкой и невинными голубыми цветочками по бокам.

Вначале я не понял, зачем это. А на следующий день началась работа — жесткая, без поблажек самому себе, изнурительная.

Он наполнял горшок водой из-под крана, опускал туда кипятильник. Потом высыпал пачку чая. Целую. Со слонами, нарисованными на упаковке. Был такой популярный «Индийский» чай. Напиток получался такой крепкий, что им хоть самолеты заправляй.

За работой, до обеда, Юлиан выпивал целый горшок этого черного чифиря. После обеда заваривал второй. И так — каждый день.

Через месяц пребывания в Ялтинском доме творчества был готов очередной том «Горения» — толстенный, написанный захватывающе интересно. Я не знаю ни одного другого писателя, который мог бы работать так, как работал Юлиан Семенов.

Однажды мы с ним ехали в поезде. Он печатал, а я читал. Так вот, чтение занимало у меня больше времени, чем у него — печатанье! Стиль его хорошей, доброй прозы всегда был прекрасен и своеобычен.

Хочется вспомнить о его политических пристрастиях — или непристрастиях. Хоть и создал он знаменитую Международную ассоциацию политического детектива (МАДПР), а следом за ним — издательство и газету «Совершенно секретно», но все-таки находился вне политики. В рассорившемся, вконец разодравшемся Союзе писателей он дружил и с «демократами» и с «патриотами», строя свои отношения по принципу личных симпатий. А уж за кого тот или иной стоит горой — за Ельцина, Горбачева, Зюганова или Руцкого с компанией, ему было наплевать. Главным мерилом оставались человеческие качества.

То же самое было присуще и его творчеству: он болел за белых и за красных, все заключалось в личности, которую описывал. И по ту и по другую сторону стояли герои, великолепные характеры. Они сами, своей жизнью и поступками определяли к себе отношение.

Юлиан Семенов был человеком дела и чести.

Однажды он приехал в Союз писателей. Я тогда работал секретарем правления. Отвечал и за правительственную связь.

— Старичок, мне надо позвонить по вертушке, — сказал он мне.

— Звони.

Трубку на той стороне провода поднял не секретарь, не референт, не помощник, не советник, а сам хозяин телефона.

— Юрий Владимирович, это Семенов Юлиан Семенович. Я только что прилетел из Парижа. Вопрос о переносе праха Шаляпина окончательно согласован с родственниками и с официальными лицами Франции. Теперь нужно Ваше согласие. Согласны? Я буду держать Вас в курсе дела. Хорошо?