Толковая Библия. Том 4 - Александр Лопухин

19-28

Предлагаемые в ст. 19 похвала труду и порицание праздности высказывались уже в XI:11. В ст. 20 восхваляется истинность и справедливость человека и, по контрасту с тем, осуждается излишнее стремление человека к быстрому обогащению, как само по себе, так и потому, что такое стремление обычно соединяется с нравственно не безупречными средствами приобретения (ср. XX:21; XXI:5). Лицеприятие на суде осуждалось не раз и прежде: XVIII:5; XXIV:23, осуждается и здесь - ст. 21. Ст. 22 восполняет сказанное в ст. 21, указывая на последствия неумеренной страсти к приобретению. Указываемое в ст. 24 преступление заклеймено, как позорнейшее, еще в Притч. XIX:26, а особенно в словах Спасителя (Мф. XV:5; Мк. VII:11). Высокомерие и самонадеянность ст. 25 - осуждались еще в XXI:4; сн. XIII:10; XV:18; XXIV:22. Ст. 26 в противоположность тому указывает мудрость в отсутствие самонадеянности и в надежде на Бога. Ст. 27 осуждает немилосердие к бедным (ср. Втор. XV:7; 2 Кор. IX:9). Ст. 28 повторяет мысль ст. 12.

Глава 29. 1-7. Против разных видов нравственной нечувствительности и ожесточенности. 8-11. Против страсти к раздорам, кровожадности и гневливости. 12-17. Увещание правителям к справедливому и милостивому правлению, а воспитателям - к серьезному и строгому воспитанию детей. 18-23. Против беззакония, необузданности, гневливости и высокомерия. 24-27. Против общения с нечестивыми в их преступлениях, против человекоугодничества: поучение страху Божию и благочестию

1-7

В ст. 1 осуждается глубокая нераскаянность человека, не внимающего никаким вразумлениям откуда бы ни исходили призывы к исправлению: это так часто обличаемая в Пятикнижии, "жестоковыйность" (Исх. XXXII:9; XXXIII:3; XXXIV:9; Втор. IX:6; XXXI:27 и др.), ср. XXVIII:14. Ст. 2 сн. XXVIII:12, 28. Ст. 3 сн. VI:26; XXVIII:7. В ст. 4-7 проявлением нравственного огрубения представляется в особенности неправосудие (ст. 4, 7) и лесть (ст. 5).

8-11

Здесь идет речь об обнаружениях греховности и злобы человеческой в жизни.

12-17

В ст. 12-14 продолжается изображение явлений социальной и, отчасти, политической жизни, а в ст. 15 и 17 говорится о необходимости здравого охранения и надлежащей постановки и самого основания общественной жизни - воспитания детей (ср. XXIII:13).

18-23

Ст. 18 утверждает необходимость живого пророческого слова в разъяснении и охранении закона; бедность такого слова, а тем, более полное отсутствие его в известные времена (ср. 1 Цар. III:1; Ос III:4; Ам VIII:12; Пс. LXXIII:9) сопровождается упадком истинной религии и нравственности в народе (ср. Исх. XXXII:25). Ст. 19 заключает приложение ветхозаветной педагогики с ее физическими мерами воздействия к системе отношений господ к рабам. Ст. 20, сн. XXVI:12. Ст. 21 дополняет мысль ст. 19, ср. Сир XXXIII:21. Ст. 22 сн. XV:18. Ст. 23 сн. XV:33; XVI:18.

24-27

Воспроизводя и углубляя требования закона, Премудрый внушает (ст. 24) слушателям своим всячески избегать какого-либо сообщества с нечестивыми в их преступлениях, даже простым сокрытием последних (ср. Лев. V:1). К такому сокрытию может побуждать человека человекоугодничество и страх перед людьми (ст. 25); но для человека верующего и благочестивого, по учению Премудрого, выше всего должно стоять чувство страха Божия (ст. 25а), и лишь у Бога, как всеправедного Судьи, человек должен искать истины и правды (ст. 26). Заканчивается Глава (XXIX), а вместе и вся группа Притчей в гл. XXV-XXIX, мыслью о глубокой нравственной противоположности и полной разъединенности и отчуждении праведников и нечестивых (ст. 27, сн. XI:20; XXVIII:4).

Глава 30. 1. Надписание. 2-6. Введение к последующему, с размышлениями о необъятности мироздания, о величии и всемогуществе Божием и о значении и непреложности слова Божия. 7-10. Молитва приточника к Богу о сохранении его от крайностей в обладании материальными благами и от соблазнов неверия и нечестия; в связи с предыдущим - наставление (ст. 10), запрещающее злословить раба при его господине. 11-14. Четыре притчи о разных видах нечестия. 15-16. О ненасытимости разных видов. 17. Вставочное суждение о тяжести треха непочтительности к родителям. 18-20. Непонятное в мире физическом и человеческом. 21-23. Нечто трудно переносимое в силу кажущейся неестественности. 24-26. Малое по видимости и вместе великое по значению. 29-31. Аналогии царя в царстве животных. 32-33. Предостережение от высокомерия и гневливости

1

Смысл и значение данного надписания, как и надписания ст. 1 гл. XXXI, в древности и в новое время понимались неодинаково, в зависимости от того, принималось ли еврейское Agur за собственное имя, имя нарицательное или еще иначе. Таргум признает это слово собственным именем неизвестного царя, Мидраш, напротив, считает таким же аллегорическим именем Соломона, как Когелет или Екклезиаст, тоже и многие раввины, а также блаж. Иероним, видящий в Агуре Соломона, а в Иакее Давида, verba congregantis filii vomentis (Vulg.). LXX же в своем переводе устраняют самую мысль о каком-либо Агуре-царе. Слав.: "сия глаголет муж верующим Богови, и почиваю!". В новое время многие западные толкователи готовы были видеть в Агуре как затем и в Лемуиле, царя или вообще правителя Идумейской области Масса (Быт. XXV:14; 1 Пар. I:30), имея в виду употребленное в обоих случаях - XXX:1 и XXXI:1 - евр. масса; при этом оба эти лица, Агур и Лемуил, почитаются или язычниками или прозелитами иудейства. Со всей точностью и бесспорностью вопрос едва ли может быть решен. Однако более основательно считать оба названия собственными именами каких-то учителей мудрецов, из которых Лемуил был несомненно царем (XXX:1, 4), вероятно, правителем упомянутой Масса. Об Агуре этого прямо не говорится - евр. масса в XXX:1 имеет нарицательное значение: "изречение". Вполне допустимо предположение, что в изречениях Агура (гл. ХXХ) и Лемуила (XXXI:1-9) мы имеем произведение или по крайней мере отзвук интеллектуальной культуры "сынов востока" - арабов, идумеев и др., как и в книге Иова (Иов I:3), но под определяющим и преобразующим влиянием библейско-еврейским, так что ни по содержанию, ни по форме речи оба отдела не разнятся от остальных частей книги. Имя Ифиил встречается, как имя лица, в Неем. XI:7. Как и имя Агура, Ифиил и Укал должны обозначать известных лиц, - быть может, слушателей учеников Агура.

2-4

Во главу угла своего приточного учения, Агур полагает решительное признание совершенней ограниченности разумения и познаний (ст. 2-3) его собственных, а конечно, и вообще людей, - признание, полное истинно религиозного смирения (ср. Пс. LXXII:22), а вместе свойственное истинной философии (припомнить можно Сократовское: "я знаю только то, что ничего не знаю"). Вопросы ст. 4, подобно вопросам речи Иеговы в книге Иова (гл. XXXVIII), суть ораторский, поэтический образ выражения той мысли, что никто из людей не в состоянии проникнуть в тайны миротворческой и Миропромыслительной деятельности Божией: человек - совершенный невежда в разумении чудес природы; явления атмосферы, дождя, снега, ветра, облаков составляют лишь предмет изумления для человека, образуя собственную, недосягаемую для смертного, область владычества Творца. Тем не менее, конечно, может сам собой узнать о существе самого Творца, или - особенно в ветхозаветные времена - Сына Его (сказанное в Притч. VIII:22 сл. о миротворческой деятельности Ипостасной Премудрости Божией - Сына Божия видимо составляло скорее неясное предощущение бытия и деятельности Сына Божия, чем определенное понятие о Нем, что сделалось возможным лишь в Новом Завете).

5-6

Вместо бесплодных и небезопасных умствований о внутренней жизни Божества и о недоступных человеческому разумению тайнах творения, человек должен тщательно и свято хранить откровенное слово Божие, возвещающее человеку все нужное для его блага и спасения. Слово Бога чисто (ст. 5, сн. Пс. XI:7; XVII:31), т. е. очищено и свободно от примесей человеческих умствований; и таким оно должно оставаться: человек не должен ничего ни прибавлять к нему, ни убавлять от него (ст. 6, сн. Втор. IV:2; ср. Апок. ХХII:18-19), потому что то и другое было бы искажением для святыни слова Божия, а повинный в искажении его оказался бы лжецом. Связь между ст. 4 с одной стороны и 5-6 с другой, таким образом, характеризуется переходом от природы к откровению, от сомнения и скепсиса к положительной вере и уверенности в истине.

7-9

В своеобразной числовой форме (ср. Притч. VI:16) притчи обращающийся к Богу с молитвой приточник указывает две главных причины греха богохульства и богоотступничества: это, во-первых, всякого рода суета и ничтожество и в особенности ложь разного рода, и, во-вторых, соблазны крайней нищеты и чрезмерного богатства (ст. 8), взамен чего Агур просит у Бога даровать ему умеренный достаток насущного хлеба (ср. Мф. VI:11). Что действительно излишнее богатство и крайняя бедность могут располагать человека к тем религиозно-нравственным проступкам, о которых говорится в ст. 9 рассматриваемой главы, это утверждается и другими библейскими местами, по которым излишнее пресыщение благами мира легко приводит к забвению Бога - так, например, было не раз с целым народом Божиим (Втор. VIII:12-14; XXXII:15 сл.); в свою очередь и крайняя нужда озлобляет людей вызывая их на злословие, ропот и даже на богохульство (Ис. VIII:21).