Пуритане - Вальтер Скотт

— Вот как! — воскликнул Мортон. — Так, стало быть, это вы сидели в красном плаще у дороги и сказали ему, что на тропе — лев?

— Господи Боже! Кто же вы? — сказала старуха, прерывая в изумлении свой рассказ. — Но кто бы вы ни были, — продолжала она спокойнее, — вы не знаете обо мне ничего дурного, разве только то, что я всегда готова была спасать как друга, так и врага.

— Я и не думаю вас обвинять, миссис Мак-Люр; моею целью было вам показать, что я достаточно хорошо осведомлен о делах этого человека и что вы можете, не опасаясь, доверить мне и все остальное. Рассказывайте, пожалуйста, дальше.

— В вашем голосе есть что-то властное, — сказала слепая, — но он звучит все же приятно. Мне остается сказать немногое. Стюарты были свергнуты с трона, и теперь вместо них на нем сидят Вильгельм и Мария, но о ковенанте нет и помину, точно это мертвая буква. Они признали священников, что приняли индульгенцию, они признали эрастианскую Генеральную Ассамблею некогда чистой и торжествующей церкви Шотландии, и сделали это от всей души. А наши честные поборники скрижалей закона считают, что это нисколько не лучше, а даже хуже, чем открытый произвол и вероотступничество во времена гонений, потому что от этого черствеют и притупляются души и алчущим вместо сладостного слова Господня дают пресные отруби. И голодное, истощенное создание Божие, садясь в воскресное утро пред кафедрой, жаждет услышать то, что подвигнуло бы его на великое дело, а его пичкают праздной болтовней о нравственности, болтовней, которую насильно запихивают в его уши…

— Короче говоря, — сказал Мортон, желая пресечь эти страстные обличения, которые славная старуха, столь же ревностная в вопросах веры, сколько и в человеколюбивых делах, могла, вероятно, продолжать беспредельно, — короче говоря, вы не расположены примириться с новым правительством, и Берли одного мнения с вами?

— Многие наши братья, сэр, говорят, что мы сражались за ковенант, и постились, и возносили молитвы, и претерпевали страдания ради этой великой национальной лиги, но где же все то, ради чего мы претерпевали страдания, и сражались, и постились, и возносили молитвы? И тут некоторые подумали: нельзя ли добиться чего-нибудь, возвратив трон прежнему королевскому дому на новых условиях и основаниях; ведь сколько я понимаю, короля Джеймса сбросили в конце концов из-за спора, который затеяли с ним англичане, защищая семерых нечестивых прелатов. Таким образом, хоть часть народа поддерживала новую власть и они образовали полк под начальством графа Ангюса, наш честный друг и другие, стоявшие за чистоту веры и свободу совести, решили не принимать участия в борьбе с якобитами, прежде чем выяснят, что у них на уме, опасаясь, как бы не рухнуть на землю, словно стена, связанная негашеною известью, или как тот, кто уселся между двух стульев.

— Странное, однако, выбрали они место, — заметил Мортон, — где искать свободы совести и чистоты веры.

— Ах, дорогой сэр! — сказала хозяйка. — Дневной свет рождается на востоке, а духовный может родиться на севере, ибо что нам, слепым смертным, ведомо?

— И Берли поехал на север в поисках света? — спросил ее гость.

— Вот именно, сэр, и он видел самого Клеверза, которого теперь зовут Данди.

— Как! — вскричал изумленный Мортон. — Когда-то я готов был бы поклясться, что такая встреча должна одному из них стоить жизни!

— Нет, нет, сэр; в смутные времена, сколько я знаю, — сказала миссис Мак-Люр, — случаются внезапные перемены: Монтгомери, и Фергюсон, и еще многие были злейшими врагами короля Иакова, а теперь они на его стороне. Так вот, Клеверз тепло встретил нашего друга и послал его посоветоваться с лордом Эвенделом. Но тут-то между ними и вышел разрыв, потому что лорд Эвендел не пожелал его видеть, и слышать, и повести с ним разговор; и теперь он злится, и в бешенстве грозит отомстить лорду Эвенделу, и не хочет ни о чем слышать, кроме как о том, чтобы сжечь его заживо или убить. Эти припадки гнева — они еще больше растравляют его ум и служат на пользу врагу.

— Врагу? Какому врагу? — переспросил Мортон.

— Какому врагу? Вы близко знакомы с Джоном Белфуром Берли и не знаете, что у него часто бывают жестокие бои со злым духом? Вам не приходилось видеть его в одиночестве с Библией в руке и с обнаженным палашом на коленях? Вам не случалось спать с ним в одном помещении и слышать, как он борется в своих сновидениях с кознями сатаны? Плохо же вы его знаете, если видели только при дневном свете, потому что никому не под силу были бы те посещения и сражения, которые выпадают на его долю. Я видела, как после такой борьбы он так ослабел и трясся, что его мог бы одолеть даже малый ребенок, а с волос на его лоб так текло, как никогда не течет с моей бедной соломенной крыши даже после летнего ливня.

Слушая миссис Мак-Люр, Мортон вспомнил, каким застал спящего Берли на сеновале в Милнвуде, рассказы Кадди о том, что он помешался, и слухи, ходившие среди камеронцев, которые нередко не без гордости толковали о душеспасительных трудах Берли и о его борьбе с врагом человеческим. Сопоставив все это, он пришел к выводу, что и сам Берли

— жертва своих иллюзий, хотя, наделенный от природы умом сильным и проницательным, не только скрывает свои суеверные представления от тех, в чьих глазах они могли бы набросить тень на его умственные способности, но усилием воли, доступным, как считают, страдающим эпилепсией, в состоянии задерживать наступление очередного припадка, пока не останется в одиночестве или с людьми, во мнении которых эта одержимость может только его возвысить. Можно было предположить, — и это вытекало из рассказа миссис Мак-Люр, — что оскорбленная гордость, разбитые надежды и неудачи той партии, которой он служил с такой самозабвенной преданностью, усилили присущий ему фанатизм и довели его до временного безумия. Действительно, в те странные времена такие люди, как сэр Гарри Уэйн, Гаррисон, Овертон и другие, находясь во власти самых диких и необузданных грез, на общественном поприще вели себя в трудных обстоятельствах не только со здравомыслием и мужеством в опасностях, но и выказывали при этом поразительную силу ума и настоящую доблесть. Все остальное, сказанное миссис Мак-Люр, укрепило Мортона в этих выводах.

— На рассвете, — сказала она, — пока не встали солдаты, моя маленькая Пегги поведет вас к нашему другу. Но вам придется переждать, пока минет опасный час, как это он сам называет, и только тогда входите к нему в убежище. Пегги скажет, когда можно будет войти. Она хорошо знает его повадки, потому что уже давно носит ему кое-какие вещи, без которых он не мог бы существовать.

— Но где же тайник, в котором этот несчастный обрел для себя убежище?