Ленинград действует. Книга 2 - Павел Лукницкий

Осмотревшись, мы отправились в штаб строительства.

Заместитель по политчасти руководителя строительных работ западного направления подполковник Ковалев оказался человеком гостеприимным, встретил нас приветливо и вместе с майором инженерных войск Новиковым рассказал много интересного.

– Получив в ночь на девятнадцатое января приказ снять людей с Ладоги, – говорил Ковалев, – мы подумали: а как к нему отнесутся люди, отдавшие всю душу строительству? Работают, не уходя со льда, презирая бомбежки и обстрелы, уносящие их друзей и товарищей. Каждый ощущал реальность близкого окончания стройки… И вдруг все начать сызнова!.. Начинаем объяснять людям, но слышим только одно: «А вы не беспокойтесь! Мы прекрасно все понимаем. Только бы наша армия наступала! А мы любую задачу выполним…»

Нам, 9-й железнодорожной бригаде и приданным ей частям, было приказано построить мост, сделать к нему подходы, соединить мост железнодорожной линией со станцией Шлиссельбург, построить новый путь от Невы до Назии – всего тридцать три километра. Бригаде восточного направления предстояло работать с другой стороны Назии – от Волховстроя.

Но как строить мост? Проекта нет, берега – оплошные минные поля, один берег выше другого, мост должен быть без быков, без ферм. Грунты и льды Невы не исследованы, течение реки – быстрое…

Инженеры, техники, рабочие выступают горячо, говорят: минные поля с рассвета начнем разминировать. Мост построим и без проекта. Чтобы избавиться от уклона, поведем мост по кривой, сделаем дугообразным, хоть это и запрещено любыми техническими законами… Что у нас, мало опыта? В дно Ладоги сваи забили – забьем и здесь, а уйдут глубоко – будем каждую сваю наращивать…

Еще до начала работ всем было понятно, что, строя мост на сваях, тем более вбитых близко одна к другой, нельзя рассчитывать на устойчивость конструкции в период ледохода. Это значило, что мост будет временным. Строители решили, что сразу же после того, как через Неву будут пропущены первые поезда, надо приступить к строительству второго, более прочного моста.

Начальник управления И. Г. Зубков собрал у себя специалистов-мостовиков. Специалистов было тридцать два человека, они спорили три часа, но ни к какому заключению не пришли. Голоса разделились поровну: шестнадцать человек стояли за ряжевые опоры, шестнадцать – за свайные. Зубков объявил перерыв: «Пообедайте, подумайте, потом соберемся снова!»

На мой вопрос: как же в итоге решилось дело? – мне ответили:

– Решилось хитро, благодаря неожиданной идее совсем не специалиста, а человека, который никогда мостов не строил.

– Кто же он? – спросил я.

– Есть такой человек… Вы не знаете его. Железнодорожник Виролайнен…

– Вольдемар Матвеевич? – удивился я.

– Да, он… – в свою очередь удивился мой собеседник.

Виролайнен, посетив Зубкова в момент, когда совещание было прервано, робко высказал мысль: «А может быть, ряжи выдержат напор льда, если внутрь забить сваи, а пространство вокруг каждой сваи заполнить камнем?»

Услышав эти слова, Зубков несколько секунд смотрел на Виролайнена с недоумением, затем разразился хохотом. Виролайнен смутился, решив, что предложил какую-то нелепость.

Зубков вызвал к себе специалистов и объявил им, удивленным такой поспешностью:

– Двадцать лет строил я мосты, и у каждого из вас, товарищи, немалый стаж. Но никто из нас не строил мостов с комбинированными опорами… А вот зашел ко мне человек посторонний и внес такое предложение, за которое, думаю, будут голосовать все.

Зубков оказался прав: все единодушно поддержали идею Виролайнена.

Первый мост решено было строить на сваях, а второй – на свайно-ряжевых опорах[61].

.. На рассвете 19 января на пустынные, заминированные берега Невы против Морозовки и Шлиссельбурга вышли роты саперов. По воронкам от взорванных ими мин двинулись тракторы и автомашины, подвозя лесоматериал, копры, все необходимое для множества спешащих сюда строителей…

Но кроме моста и подходов к нему надо было в тот же срок проложить вдоль Старо-Ладожского канала железнодорожную линию. Ее решили вести без насыпей, по замерзшему болоту, то есть в полном противоречии со всякими техническими нормами и установлениями. Да, весной болото раскиснет, да, рельсы вместе со шпалами начнут погружаться в жижу. Допустим даже, что ледоход снесет и весь мост… Но то будет весною, а до весны удастся перевезти в Ленинград десятки, может быть сотни тысяч тонн драгоценных грузов! За это время строители придумают, как обеспечить пропускную способность дороги в весенние и летние месяцы… Да, конечно, и мост и железная дорога будут строиться и действовать под непрерывным обстрелом, жертв не миновать, – но то ли уже ленинградцами пережито, то ли преодолено!

Строительство моста началось 24 января.

Толовыми шашками во льду были пробиты сотни лунок Бойцы копровых команд вставляли в лунки двадцатиметровые сваи Под ударами копровых «баб» сваи пошли в грунт, но грунты на невском дне оказались разными. Там, где они были рыхлыми, свая уходила метра на три, прежде чем достичь твердого основания. Разными оказались и глубины. На рыхлых грунтах и на больших глубинах сваи пришлось наращивать.

Работа эта была не только тяжелой, но и смертельно опасной: немцы вели артиллерийский обстрел.

Наша артиллерия, прикрывая строительство, отвечала методическим огнем. Все дни шла артиллерийская дуэль.

Позавчера вражеский снаряд убил наповал бригадира женской бригады ленинградку Анну Васильевну Москаленко. Опомнившись от испуга, глядя на окровавленное тело подруги, работница Новикова тихо сказала:

– Буду я теперь за нее!

И бригада не прервала работу. В тот же день была убита и Новикова. Ее заменила третья женщина. Бригада хмуро, молча, но столь же напряженно продолжала работать.

За девять суток было забито три тысячи свай. И почти все эти сваи пришлось наращивать. Многие люди жили на льду, не уходя на берег. В мирное время одним копром полагалось забивать двадцать свай за рабочий день. Здесь в одни из суток восемь копров забили семьсот свай!

Дело сделано. Мост в тысячу триста метров длиной построен!

– Вот вам пример для сравнения, – сказал Ковалев. – В тридцать третьем году на Украине один наш полк первого июля начал строить мост длиной в шестьсот десять метров. Мы пустили по мосту войска пятнадцатого июля. А здесь построен вдвое более длинный мост за девять дней.

6 февраля. Товарный вагон в Морозовке

В вагоне душно. С группой командиров я ввалился в этот вагон ночью, чтобы присутствовать при подходе первого поезда и участвовать в митинге, для которого уже приготовлена трибуна.

Поезд вчера вышел со станции Волховстрой. Мы ждали всю ночь, возбужденные и бессонные.

Один конец вагона отделен невысокой перегородочкой, там телефон.

Только что к мосту ходил маневровый паровоз отвести в сторону состав с бревнами. Он довез меня до предмостной эстакады и ушел обратно. Прохаживаясь здесь по шпалам, я прочел надпись, выведенную по всей верхней перекладине арки над эстакадой:

«Путь свободен! Привет героическому Ленинграду!»

Разглядывая противоположный берег, я увидел паровоз, выползающий из пространства между горой Преображенской и ситценабивной фабрикой. Именно оттуда недавно стреляли по Морозовке гитлеровские минометы…

Паровоз трудился, густо дымя, вытягивая десяток платформ с танками KB на изогнувшийся дугой мост. Я поспешил к станции, закричал:

– Поезд идет!..

Все шумно, толкаясь, бегом – из вагона. Поперек рельсов – перед трибуной натягивают красную ленту. Общая команда:

– Становись!

На пульмановском вагоне-станции, над трибуной плакат:

«Привет железнодорожникам Волховского узла от железнодорожников Ленинграда!»

… Поезд идет!.. Серый дым медленно приближающегося паровоза уносится в сторону Ленинграда. Паровоз обтянут красным полотнищем, над ним плакат:

«Пламенный привет героическим трудящимся города Ленина!»

Номер паровоза спереди: «Л-1208», а на будке по сторонам: «ЭУ имп 708-64»[62].

На площадках вдоль котла – машущие шапками люди.

Струи пара… И на всю ширь прибрежья люди от чистой души кричал.

– Ура!

Поезд останавливается. Гляжу на часы: 12 часов 10 минут.

Митинг длится десять минут. И пока идет митинг, я у паровоза дружески здороваюсь с Виролайненом:

– Узнаете?

– Товарищ Лукницкий? Как договорились, значит?

– Конечно!

Мы крепко пожали друг другу руки.

Виролайнен сказал, что от разъезда Левый берег до Шлиссельбурга за реверсом паровоза стоял он сам и что поведет поезд дальше, до Ленинграда.

Больше ни о чем тут говорить не было возможности. Не успели мы опомниться, как уже оказались: Виролайнен и Зубков на паровозе, а я – вместе с другими пассажирами – в одном из двух классных вагонов.