Опасное наваждение - Натали Питерс

– Нет, я хочу уехать, – перебил он меня. – Я не выношу деревенскую жизнь.

Его холодность не ввела меня в заблуждение. Он просто не мог выносить вида умиравшей сестры и свою беспомощность.

В последующие несколько дней никому бы и в голову не пришло, увидев Сета, подумать, что он чем-то расстроен. Слишком он много пил, слишком громко смеялся и смело рисковал за карточным столом. Меня-то он не мог обмануть, но люди вокруг считали, что он на редкость веселый малый. И поскольку он больше не приводил к себе в комнату Иветту, я была уверена, что он переспал со всеми шлюхами Сан-Франциско. Иногда, уже после того, как заведение закрывалось, Сет уходил и не возвращался до утра.

Я ненавидела его. И любила. И жалела. Но я не могла сделать того, о чем просила Габриэль. Я не могла поговорить с ним. Я не верила ему.

С того раза мы никогда не ездили на гасиенду вместе. Я только говорила Сету, когда собираюсь поехать на ферму и когда вернусь, давая ему возможность самому планировать свои визиты. Зима кончилась. К Габриэль понемногу возвращались силы, и она даже прибавила в весе пару фунтов. Кашель утих, и у меня вновь зародилась надежда.

В конце марта дожди почти прекратились. На склонах возле дома расцвели крошечные полевые цветы, и я бросилась собирать букет, чтобы принести его Габриэль. Она уже могла сидеть и провела днем несколько часов во дворе, наблюдая, как Адам ползает вокруг фонтана.

– Ты поправишься, – сказала я ей. – Теперь я в этом уверена.

– Поправлюсь, если на то будет Божья воля, – сказала она со смиренной улыбкой. – Спасибо, Рони.

– За что?

– За то, что ты научила меня быть сильной. За то, что любила меня и помогла мне снова полюбить себя.

Через неделю ей опять стало хуже. Мне так не хотелось уезжать, но Габи настояла, сказав, что это всего лишь легкая простуда.

Однажды ночью, когда мы закрыли «Золотую цыганку», я поднялась к себе наверх и уже хотела раздеться, как вдруг услышала смех, доносившийся из комнаты Сета. Я сказала себе, что это не мое дело и он может заниматься, чем хочет. Я зажгла свечу и понесла ее в спальню. Мой взгляд случайно упал на огонь, и я внезапно увидела там знаки смерти. В первый раз за много лет. Я увидела капли крови на снегу и поняла, что Габриэль умирает. Я поспешно оделась в костюм для верховой езды и направилась к лестнице, но остановилась. Я должна ему сказать. Он, наверное, захочет быть рядом.

Рукояткой хлыста я постучала в дверь. Смех перешел в громкий визг. Дверь была не заперта, и я вошла. Сет и Иветта сидели на диване и поили друг друга шампанским. Оба, к моему облегчению, были одеты.

– Эй, ты, – сказала я Иветте по-французски, – убирайся! – Она смущенно покосилась на меня. Ведь я тоже была ее хозяйкой, не только Сет. – Уходи, быстро!

Она неуверенно встала и направилась ко мне. Схватив ее за руку, я бесцеремонно вытолкнула Иветту за дверь.

– Убирайся отсюда, а если еще хоть раз явишься, я отделаю тебя так, что ты никогда не сможешь больше заниматься своим ремеслом! – прошипела я по-французски. Я замахнулась на нее хлыстом, и она с испуганным визгом кинулась вниз по лестнице.

Я вернулась в комнату Сета.

– Какого черта ты это сделала? – сердито спросил он. Он был пьян. – Это моя комната. Собственная.

– Твоя сестра умирает, – сказала я. – У меня были видения, а ты знаешь, что они мне не лгут. Я еду прямо сейчас. Просто я подумала, что тебе следует знать об этом.

Я оседлала Огненную и понеслась из города по дороге, которую знала уже наизусть. Не промчавшись и нескольких миль, я услышала позади стук копыт. Я знала, что это Сет. Мы молча гнали лошадей и на полдороге встретили Хуана. Он ехал нам навстречу сообщить печальную новость. На ферму мы добрались, когда уже забрезжил рассвет. Дверь открыла Мария. Она была вся в слезах.

Рядом с Габриэль на стуле спала одна из многочисленных дочерей Хуана. Я разбудила девочку и отправила ее домой. Сет наклонился над сестрой, пощупал ей пульс и прикоснулся ко лбу. Она еще дышала. Пальцы правой руки сжимали четки. Хуан сообщил нам, что приехал священник. Габриэль открыла глаза и посмотрела на Сета.

– О, Сет, ты здесь? А Рони приехала? Вы приехали вместе?

– Да, дорогая, – сказала я, опускаясь на колени возле кровати. – Я здесь.

– Я так рада. – Голос у Габриэль был тихим, как шелест крылышек мотылька по стеклу. – Уже светает? Рассвет. Весна наступила. Я ждала тебя.

– Я знаю, – сказала я. – Ты такая храбрая, такая сильная.

– Сет?

– Да, Габи, я здесь. – Он приподнял ее за плечи и прижал к себе.

– Сет, позаботься об Адаме. Будь для него хорошим отцом.

– Да, Габи, обязательно, – хрипло сказал он. – Я воспитаю его, как собственного сына. Не беспокойся о нем.

– Рони. – Она повернула лицо ко мне. Я не пыталась удержать подступившие слезы. – Заботься о Сете, Рони. Ты ему очень нужна. Я знаю. Очень нужна.

– Да, дорогая, обязательно. Не беспокойся о нас.

– И об Адаме. Теперь ты его мама.

Затем глаза ее помутнели, она тихонько вздохнула, и душа ее отлетела. Я протянула руку и закрыла Габриэль глаза. Сет все еще держал сестру в объятиях и гладил по щекам. Его лицо было мокрым от слез. Я оставила брата и сестру вместе и вышла во двор. Ко мне подошла Мария, и мы, обнявшись, зарыдали.

Час спустя я вернулась. Сет все еще держал Габриэль на руках.

Я обняла его и тихо сказала:

– Позволь ей уйти, Сет. Мы должны приготовить Габриэль в последнее путешествие. Идем со мной, выпьем на кухне этого ужасного кофе, который готовит Мария. Идем.

Сет позволил увести себя. Он словно находился в трансе. Я вложила ему в руки чашку и усадила его за стол. Мария и жена Хуана подготовили тело Габриэль к погребению. Они надели на нее красивое голубое платье, которое я заказала у моей портнихи к тому дню, когда ей станет лучше и она сможет выходить. Платье нравилось Габриэль. Мы с Сетом вернулись в комнату. Лицо покойницы было спокойно и почти красиво.

Потом Хуан принес гроб, и они с братом и сыновьями понесли тело на холм. Габриэль сама выбрала это место, когда мы однажды сидели вместе во дворе. Габи указала на птичку, севшую на камень возле оливкового дерева, и сказала, что вот то место, где ей хотелось бы лежать после смерти. Она так старалась быть храброй. Мы с Сетом шли за гробом. Я несла Адама. Малыш крепко спал.

Гроб опустили в землю. Я обернулась к Сету.

– Скажи что-нибудь.

Он покачал головой:

– Не могу. Мне нечего сказать.

– Понятно, – сказала я и посмотрела на украшенный цветами гроб. – Мы провожаем тебя в последний путь, сестра. Твои боль и страдания окончены, и мы рады. Мы всегда будем с любовью и улыбкой вспоминать о тебе, как ты и хотела. А когда твой сын вырастет и станет большим, мы расскажем ему, какая ты была храбрая. Ты показала нам, как надо жить, красиво и благородно, без злобы и ненависти в сердце. Ты показала нам, как нужно умирать. Мы гордимся тобой, Габриэль.