Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А то вот еще у нас случай был…
– Хватит тебе болтать-то, – остановил его Степан. – Куда правишься?
– В район насчет пилорамы. Сгоряча пообещали вам раму на три сельсовета, а теперь в кусты. Ну да не на таковских напали! Да и со школой пора решать: сентябрь на носу. Для начала хотя бы один класс на все село… Ты чего уставился? – удивился Савелий и тут же сам и догадался: – А-а… Мне тоже по первости никакая работа на ум не шла. Все чудилось, вроде жизнь кончилась. А теперь…
– Значит, продолжается жизнь? – тихо спросил Степан.
– А как же! Раз неубитые мы с тобой – будем жить. Так-то, друг Степа. Ты не думай, работать и с бабами можно: они тут за войну такие курсы квалификации прошли, какие нам с тобой и не снились! Любую мужскую работенку справят: на выставку не посылать, эт точно, а так – соответствует. Кончай войну и дуй к нам. Разделение труда сварганим: ты строить будешь, а я дефициты выколачивать, по сусекам районным скрести, с начальством цапаться. Мы тут с тобой, Степа, еще такую новую Ольховку отгрохаем!
– Вот-вот, – обиделся Степан. – И ты тоже!
– Ты о чем?
– Все о том же. Что-то больно много нынче развелось таких мужиков – жизнь задом наперед запрягают. Уж чуть ли не до того договариваются: спасибо немцам, что спалили наше старье паршивое, мы теперь на том месте получше прежнего сладим! Так, что ли? И ты туда же?
Савелий покосился на Степана, будто засомневался вдруг: тот ли это Степан, с которым они когда-то крепко дружили парнями. Бог его знает, что он там углядел, а только ухмыльнулся одобрительно. Похоже, ему даже интересно стало поближе сойтись с новым этим Степаном, с каким, к тому дело идет, поднимать ему родную Ольховку.
– Эт ты верно подметил, – посмеиваясь, охотно согласился Савелий, – бывает, и до такого непотребства договариваемся, бывает. Ни в чем середки не знаем, вот и заносит на поворотах. А кой-кому и поперед других забежать хочется, чтоб и там его, бедолагу, заметили… – Он пустил палец штопором кверху. – А только и на самом-то деле: ежли строить – так уж получше прежнего, а?
Степан досадливо махнул рукой.
– Ты сначала хоть сельсовет свой из-под земли вытащи!
– Эт само собой… Вот добивай Гитлерюгу – и назад. Встречать будем чин чинарем, в доме с крылечком! Ты только не задерживайся там.
Кажется, Савелий не шутя считал, что после того, как отчислили его из армии по ранению, так настоящая трудная война тут же и кончилась и на долю Степана осталась уже и не война вовсе, а так – одни лишь пустяковые добитки.
На разъезде они молча покурили. Савелий взгромоздился на телегу, половчей пристроил свою деревяшку и строго наказал Степану:
– Давай в полной целости вертайся. Смотри, чтоб кругом справный был, хватит тут нас, колченогих да одноруких. Сохраняй себя в полном комплекте, глупости моей не повторяй! – Он сердито похлопал себя по звонкой сухой деревяшке. И, разбирая уже нищенские свои вожжи, пошел на частичную уступку: – Главное, чтоб руки были целы, руки пуще всего береги! Какой ты плотник без рук?
И, не оглядываясь больше, укатил на злых своих монгольских конятах.
2
Низкое небо скупо роняло редкие сухие снежинки. Было тихо, снежинки не реяли в воздухе, а деловито и неотвратимо ложились на мерзлую землю, будто работу делали. И в тоскливой этой деловитости таилось обещанье суровой и долгой зимы.
Степан, ссутулясь, сидел на пне возле недостроенного батальонного спортгородка. Давно погасшая цигарка забыто стыла в углу рта.
– Вот ты где, – сказал сержант Юра Бигвава, подходя к нему и пытливо заглядывая в глаза. – Скучаешь?
– Отдыхаю, – буркнул Степан.
Юра сел на соседний пенек, очинил узким, холодно блеснувшим ножом щепочку и стал ковырять ею в зубах. Степан подозрительно покосился на командира отделения. Прошлой зимой он вытащил раненого Бигваву из-под сильного минометного огня, и с тех пор тот постоянно выказывал ему свою благодарность. Общительный абхазец страдал оттого, что настоящей дружбы между ними никак не получалось: Степан часто замыкался в себе и подолгу молчал. В самое последнее время Степану начало казаться, что Юра что-то задумал и только выжидает удобного случая.
Юра перехватил настороженный взгляд Степана и напрямик пошел к цели.
– Знаешь что, Степа, – робко и немного торжественно сказал он, – едем к нам, в Абхазию…
И, вдохновляясь молчаньем Степана, Юра зазвеневшим вдруг голосом поведал, как неповторимо вкусен чистый горный воздух, как ласково плещется теплое море, как привольно живется на далекой его родине. Он соблазнял Степана обилием и добротностью виноградных вин собственного производства, сочными мандаринами, терпкой сладостью каких-то особенных груш, которые, презирая все другие края и земли, произрастают лишь в его Абхазии. Юра вошел в азарт: горячо заблестели выпуклые черные глаза, ноздри раздувались, словно вдыхали уже родные запахи.
– Едем, душа любезный! – для полноты впечатления нарочно коверкая язык, позвал он. – Не пожалеешь!
Снежинки заметно покрупнели и чаще замелькали в вечернем воздухе. Степан провел теплой рукой по застывшей щеке, вздернул воротник шинели. Юра зябко повел плечами, но из молодого щегольства воротник свой не поднял.
– А солнце у нас какое горячее! Целый день жарит без устали. Знаешь, сколько оно выдает у нас калорий на каждого жителя? – При случае Юра любил показать свою ученость. – Миллион двести тысяч калорий! И знаешь, каких калорий? Больших; самых что ни на есть больших! И не просто больших, а миллион двести тысяч больших абхазских калорий!
И Юра хитро подмигнул Степану молодым веселым глазом.
– Где будешь там работать? Чудак-человек, да где твоя душа пожелает – туда и пойдешь. Хочешь – в колхоз, хочешь – на строительство, хочешь – на железную дорогу. Ведь ты же плотник, а эта специальность сейчас на вес золота. Будешь на песочке загорать, а тебя наперебой приглашать станут: пожалуйста, к нам на работу, милости просим; нет, к нам давайте, у нас вывеска на конторе красивей. Только выбирай!.. А знаешь, какие у нас девушки? – Юра зажмурился, точно от сильного света. – Отдай все, потом еще три раза отдай все – и мало будет!
– Это не для меня, – сухо сказал Степан, и Юра пожалел, что заикнулся о женщинах. – А ехать с тобой я согласный. – Степан встал, отряхнул снег с шинели и пояснил горько: – Мне все равно, куда ехать… Лишь бы не домой.
3
Расторопный Юра занял в
