Порт-Артур — Токио - Александр Чернов

Я верю в тебя, брат, верю в Вас, Ваше Императорское Величество. С нами Бог и Россия.

* Под литерой «Б» достоверно упоминается Василий Александрович Балк, в то время один из офицеров-моряков Маньчжурского бронедивизиона, фактически и выдвинувший идею его создания. В.К. Михаил тесно сдружился с ним в ходе боев, возможно потому, что специфика нового на тот момент рода войск, связанного с техникой, была более привычна флотскому, нежели сухопутному офицеру, возможно также, что в первое время дружеская помощь Балка компенсировала недостаток боевого опыта Великого князя. Как бы то ни было, но в достаточно короткий срок после прорыва дивизиона в Артур, Великий князь, по мнению большинства исследователей, фактически возглавил войска первой линии, оставив за Балком, в основном, руководство технически сложными вооружениями.

Выражаемое некоторыми отечественными и зарубежными исследователями мнение о том, что так называемая «Михаиловская» тактика обороны разработана и внедрена именно Балком, не выдерживает никакой критики. Флотский офицер Балк до получения опыта боевых действий на сухопутье просто не имел возможности изучить в достаточной мере армейскую тактику и законы войны на суше. К тому же сам Балк неизменно опровергал подобные слухи, указывая на Великого князя как на истинного автора всех применённых в войне тактических новаций, оставляя за собой лишь некоторые технические приоритеты.

**Интересно, что подразделения В.К. Михаила критическим образом не испытывали недостатка в артиллерийской поддержке. Вероятно, предположение об ожидающемся в будущих войнах «снарядном голоде» сделано им по результатам наблюдения за действительно испытывавшими жестокую нехватку боеприпасов японскими войсками. Сам термин «снарядный голод», вероятно, является эмоциональной калькой японского термина «dangan-no-futtei». Однако японские проблемы проистекали не из недостаточности производства, проявившейся затем в Великой Войне, а, скорее, из успешных действий на японских коммуникациях как русского флота на море, так и русских казачьих отрядов в оперативном тылу японской армии. Тем ярче вскрывается перед нами экономический и военный гений Михаила Александровича, сделавшего столь глубокие выводы из анализа довольно локального, хотя и эпического, сражения.

***Не существует достоверных данных о довоенном увлечении воздухоплаванием адмирала Всеволода Федоровича Руднева, совершенно точно скрытого в данном тексте под литерой «Р».

Однако действительно сделанное им еще осенью 1904-го года воздухоплавательному кружку профессора МВТУ Жуковского крупное денежное пожертвование из «призовых» средств на строительство аэродинамической трубы, теоретические и экспериментальные исследования аэродинамики, вопросов прочности и теории полёта, можно считать отправной точкой в развитии всей русской аэронавтики. Более подробно о роли адмирала Руднева в становлении русской авиации читатель может узнать из книги «Русский Дедал» (граф А.А., Толстой, СПб, изд-во «Пальмира», 1949 г.)

****Вероятно, речь идёт о кошмарах, посещавших, по словам очевидцев, В.К, Михаила в бытность раненым при при обороне Дальнего. Детали этих видений разнятся в описаниях очевидцев, как и обстоятельства ранения, однако многие отмечают, что после недельного лечения (возможно, с применением препаратов опиума) В.К. Михаил несколько раз проговаривался о картинах ужасного будущего России, якобы открывшихся ему.

В данной записке интересно, что Михаил называет источником видений капитана 2-го ранга Балка. Однако большинство исследователей сходятся на том, что нечеловеческое напряжение при сдерживании многократно превосходящих японских сил и впечатляющие расчёты по тактике и боевому обеспечению войск (см. т. н. «Записку Михаила»), проведённые В.К. Михаилом на основании опыта боёв, стали тяжёлым испытанием для его психики, выразившемся в навеянных синдромом тревожности видениях. Упоминание же Балка вызвано подсознательным отторжением кошмаров, стремлением перенести их на кого-либо другого.

(Сборник документов и фотографий из семейного архива генерал-полковника ИССП С.А. Балка, Санкт-Петербург, 1951 год. Издание Императорского Архива кино-фотодокументов, Том 1, стр. 247–248.)

04.06.1905. Япония, Хамамацу, военно-морской госпиталь.

Здравствуй, дорогая моя, любимая сестренка!

Сразу спешу сообщить тебе, что в течение истекшей недели получил два радостных известия. Первое касается состояния моего здоровья. Уважаемые профессора Като и Нобояма после очередного осмотра заявили мне, что через неделю состоится выписка. Обе мои легкие раны вполне выполнились уже давно, но им, понимаешь ли, внушало опасение состояние моего легкого. Господа эскулапы, снизойдя до почти что научных объяснений, заявили, что теперь оснований для возможного рецидива кровотечений они больше не видят, навыписывали кучу всего на период в три месяца после завершения стационарного лечения, и посоветовали не курить вовсе и поменьше нервничать.

С одной стороны, конечно, я весьма благодарен им обоим, особенно оперировавшему меня трижды хирургу Нобояма — он действительно кудесник в своем деле, с другой — так и подмывало напомнить докторам, что посещения меня каперангом Номото и его помощниками, по-сути, представлявшие собой ни что иное, как перекрестные допросы, по их мнению, видимо, моему здоровью не мешали. И это даже несмотря на мою частичную амнезию вследствие тяжелой контузии при взрыве катера. Но не буду о грустном, ведь скоро все это будет уже позади.

Теперь второе радостное известие. Вчера капитан-лейтенант Каянаги сообщил мне, что обмен пленными и интернированными лицами между нашими Империями практически закончен, поэтому в самое ближайшее время я и другие члены экипажей наших катеров, участвовавших в Сасебском деле, будем так же освобождены.

Как стало понятно из доверительного разговора с еще одним моим местным знакомым, наши гостеприимные хозяева не прочь были бы, чтобы мы еще погостили у них, но по наши грешные души имело место, якобы, личное послание Императора Николая Александровича божественному Тенно! Если все это действительно так, а не какая-то очередная восточная шутка, то, конечно, все чувства нашей благодарности к Его Величеству трудно, даже невозможно будет описать словами…

Главное же теперь то, что, дорогая моя, вскоре мы наконец-то увидимся! Папе с мамой я отписал отдельно, но если письмо к тебе дойдет раньше — предупреди их, пожалуйста. Пусть больше не волнуются.

Кстати, по поводу вашего с Василием Александровичем решения подождать с венчанием до моего возвращения…

Дорогие мои! Конечно, мне было очень приятно прочесть это, но пожалуйста, ни в коем случае не чувствуйте себя в чем то обязанными в этом сугубо личном вопросе. Со своей стороны я искренне и преданно желаю вам счастья, любви и всего-всего самого доброго и светлого!

Безумно рад за Тебя сестренка! Милая моя, дорогая, — крепко люби и цени этого поразительного человека. Такие офицеры и мужчины как Василий встречаются из ста один, а может и реже. Стать ему верной женой и опорой в жизни — не только счастье, но и большая ответственность. Верь своему брату, Верок, я знаю что говорю: кое-что повидал… Ему я вручаю Тебя радостно и спокойно. За ним Ты будешь не как за каменной стеной, а как за стальною броней!

Соскучился по всем вам безумно, поэтому, как только буду свободен — не промедлю ни минуты, хоть ты и не представляешь себе как здесь красиво в эту пору. Если получится, непременно прихвачу с собой кое-что для нашего старого сада. И обязательно — сакуру, здешнюю вишню. О точной дате и планируемом маршруте моего возвращения на Родину надеюсь телеграфировать вам в самое ближайшее время.

Прости, но на этом заканчиваю — кисть моей правой руки еще не вполне хорошо восстановилась для долгого письма. По-видимому, для нее теперь это будет более тонкой наукой, чем удерживание катерного штурвала…

До встречи, моя хорошая! Целую!

Заключение

Итак, можно подводить итоги. Даже не верится, что эта свалившаяся на меня как гром среди ясного неба работа завершена. О том, что в итоге получилось — судить уважаемым читателям. От себя лишь остается добавить, что кроме усталости и бессонных ночей принесла она мне огромное удовлетворение и сознание того, что я вовсе не одинок в своих мучительных раздумьях об историческом истоке векового мученичества великой страны, в которой мне посчастливилось родиться.

Хочу поблагодарить всех, кто прямо или опосредованно помогал мне в этой работе. Самые искренние и теплые слова благодарности тем, без кого «Одиссея „Варяга“» никогда бы не родилась в том виде, в котором она сегодня предлагается читателям.