Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни - Карл Отто Конради

Также и в первом из «Писем из Швейцарии» содержится прямо–таки программное заявление: «Грандиозные предметы дают душе прекрасное успокоение, и она целиком преисполняется им, угадывая, сколь ве–417

лика может стать сама, и чувство это наполняет ее до краев, не переливаясь через них. Мое око и душа моя могли воспринять предметы, и поскольку я был чист и ощущение это нигде не отозвалось фальшью, то оно и подействовало по собственному усмотрению […].

Чувства глубоки, в этом нет ничего произвольного, здесь действует всем медленно управляющий, вечный закон, а человеческими руками здесь создан лишь удобный путь, по которому проходишь через эти странные угодья (3 октября)».

В «Письмах из Швейцарии» ощущается еще пристрастие к умозрительным рассуждениям герметиков, а именно в желании охватить взаимосвязи целого — но теперь оно связывается с наблюдением и неторопливым созерцанием. Это обращение к конкретности предметов проявляется, впрочем, также во многих рисунках Гёте первых веймарских лет. Из первого путешествия в Швейцарию в 1775 году он привез около тридцати зарисовок пейзажей, на память для себя самого, и на них он запечатлел все, что производило на него особое впечатление. Но не изображаемый предмет определял характер рисунка, а собственное настроение, в котором Гёте воспринимал этот предмет. Наскоро наносил он на бумагу все, что позволяла ему воспринять его сугубо индивидуальная точка зрения: водопады, горные хребты, одиночные тропинки и хижины. Иными стали рисунки первого веймарского десятилетия, их сохранилось около двухсот восьмидесяти. Он рисовал теперь много, особенно для Шарлотты фон Штейн, чтобы дать ей почувствовать, как он воспринимает тюрингский пейзаж и как природа воздействует на самого поэта. Хотя он неизменно стремился уловить сущность природы, его художественное видение становилось вместе с тем как бы более конкретным. Все больше утверждалось реалистическое начало. К тому же с 1779 года он делал зарисовки по ходу своих естественнонаучных исследований, а там требовалось с большей точностью передавать объекты природы. Это пошло на пользу его пейзажным зарисовкам и еще помогло при копировании старых голландских мастеров, в чем он упражнялся начиная с 1780 года. 26 февраля 1780 года Гёте занес в свой дневник: «На обед к герцогу Карлу Августу. Остаток дня, до восьми вечера, рисовал. Получается все лучше, и я все больше проникаюсь уверенностью и большей живостью восприятия картины. А детали постепенно улучшатся. «Уверенность» и «живость восприятия» — и тем и дру–418

гим отличаются его зарисовки Тюрингии: крестьянские дворы и замки, долина реки Заале и поле ржи за околицей, пейзажи вокруг Ильменау и Штютцербаха, а также впечатляющая серия рисунков, изображающая веймарский парк с садовым домиком Гёте и окрестностями дворца. А об одной отвратительной сцене во время вербовки рекрутов он не только поведал в письмах: он запечатлел все на одном рисунке, который ничего не приукрасил.

Во время швейцарского путешествия 1779 года Гёте энергично отстаивал истинность своей собственной «религии созерцания» в сравнении с христианским мировоззрением Лафатера: «Я считаю, что я тоже истинен, но это истинность пяти органов чувств, и да пусть господь имеет ко мне снисхождение, как и до сих пор» (28 октября 1779 г.). Гёте и тому и другому оставил право на существование, так что хвала католической религии, произнесенная католическим священником в горах, которой предоставлено место в «Письмах из Швейцарии», искусным образом сочеталась там с пространными описаниями и пейзажей, и перипетий самого путешествия.

Разумеется, путешественники нанесли обязательные визиты знакомым, а также знаменитостям. Не был забыт даже крестьянин Клейнйогг. Гёте был очень рад, что молодой герцог произвел на Лафатера наилучшее впечатление и что тот в свою очередь понравился герцогу. «Знакомство с Лафатером и для герцога, и для меня, как я и надеялся, стало и апогеем, вершиной всего путешествия, и отрадой души, отчего долго еще будут ощущаться хорошие последствия» (письмо Шарлотте фон Штейн, конец ноября 1779 года).

На обратном пути им пришлось заезжать с визитом к различным царствующим особам, и пребывание при дворах, содержавшихся порой весьма скромно, бывало то скучным, то развлекало их. Гёте углядел там полный набор персонажей для какой–нибудь драмы и даже записал полный список действующих лиц: «Наследный принц /, Отставной министр /, Придворная дама / […] Принцесса на выданье /, / Богатая и красивая дама /. Другая — столь же бедная, сколь и безобразная» вплоть до «Несколько егерей, бродяг, камердинеров и т.д.» (Шарлотте фон Штейн, 3 января 1780 г.).

Стоит хотя бы упомянуть здесь также, что 14 декабря 1779 года Карл Август и Гёте присутствовали в Штутгарте «на торжествах по поводу годовщины основания Военной академии» (20 декабря 1779 г.), во

419

время которых двадцатилетний учащийся Фридрих Шиллер был отмечен наградами в заведении своего герцога Карла Евгения Вюртембергского. В Мангейме они посетили постановку «Клавиго», судя по всему посредственный спектакль, в котором, правда, на них произвел впечатление Иффланд в роли Карлоса. После рождественских дней во Франкфурте почти четырехмесячное путешествие в Швейцарию было завершено, а в Веймаре тут же нашелся повод для празднества: открывалось новое здание театра и в честь этого устроили маскарад.

В сетях дипломатии

И еще раз совершил тогда же Гёте путешествие вместе с герцогом, но особое, дипломатическое. Ему, разумеется, не раз доводилось благодаря своему официальному чину тайного советника выполнять дипломатические поручения — так было, например, в 1782 году, когда понадобилось объехать дворы прочих тюрингских правителей. Когда в начале 80–х годов Карл Август и прочие князья, в особенности маркграф Баденский и князь Ангальт–Дессауский, стали усиленно добиваться создания союза малых и средних германских государств, Гёте был доверенным лицом герцога на дипломатических переговорах, где обсуждались возникшие в связи с этим проблемы, которые не подлежали преждевременному оглашению. В качестве тайного секретаря он делал копии секретных документов, можно также предположить, что со своим господином и другом, помимо заседаний Тайного консилиума, обсуждал возникающие трудности. Герцог Веймарский тогда на многие годы оказался в сфере большой политики — правда, в рамках империи, — брал на себя все большие обязательства, по меньшей мере пытался их выполнить и, представляя одно из имперских сословий, действуя ради оптимального соотношения политических сил в Германской империи, выступил в защиту интересов малых государств. Активно поддержав идею о создании так называемого союза князей, Карл Август предпринял, так сказать — с тайным поручением, в 1784 году два путешествия, одно к своему дяде Карлу Вильгельму Фердинанду Брауншвейгскому, а другое — в западные и южные земли Германии. Гёте обязательно должен был ехать с ним — таково было пожелание, даже при–420