Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тут направо…
Волок прокладывал маршрут.
Район был незнакомый — Серпуховской вал, Серпуховская застава. Старая схема успела устареть. На месте нанесенных на бумагу тупичков тянулся могоподъездный дом — длиннющий лежащий небоскреб.
— Врубаю вторую…
Голицын чувствовал себя в своей тарелке.
Пальцы в гоночных с вырезом перчатках словно впечатались в баранку. Рулевое управление, руки, плечевой пояс — затянутый в пуловер торс — все было одним целым вместе с послушной машиной.
" Главное — набить руку»
В любой момент каждый из них завтра уже мог запросто оказаться на месте водилы.
Волок качался рядом.
— Обгоняй травай.
— Остановка…
— Все равно никто не выходит.
Мысли Голицына заняты были и другим.
Съезд заканчивал работу.
С реализацией проекта надо было спешить. После того, как делегаты разъедутся, план операции можно было использовать разве только в сортире.
Второй заход предстоял очень скоро. Может уже завтра. Но Смердов уперся — проверка мужика, предложившего Волоку строительный домик, должна была доведена до конца.
«Этот Анчиполовский весь вечер мотался у магазина, ждал Волока. С чего бы?! Представляете, если Волок уже в разработке?! Если его пасут?!»
Заместитель начальника по оперативной работе — следовало отдать ему должное — был агентурист и обычно с хода просекал чужую агентурную комбинацию — милицейскую, комитетскую…
Психология, агентурной работы, в сущности, у тех и других одна да и приемы тоже.
" — Именно Волок был ему нужен! Строительный вагончик — только повод. Познакомиться, войти в доверие. Вот была его цель!»
— Волок–то зачем?!
— Это и предстоит установить! Но сначала–Кто он, Анчиполовский? Кто его подослал?»
Волок отставил схему:
— Вон указатель! «Гамсоновский переулок»!
Переулок показался коротким, жилых домов вокруг видно не было. Далеко позади, на другой стороне Большой Тульской на несколько кварталов тянулся длиннющий высокий домина. Там же проходила оживленная магисталь.
— Где же он тут живет? Это же фабрика!
Проходная оказалась современной, светлой.
Вахтер — лысоватый, полный, в валенках с галошами — издалека взглянул на красную книжечку в руках Голицына, рассматривать служебное удостоверение не стал.
— Анчиполовский? Ефим, что ли?
Пока Голицын вел переговоры, Волок пялился на нежную молоденькую телку, ждавшую кого–то здесь же, в проходной и демонстрировавшую ему полное небрежение.
Вахтер почесал лысину:
— Так он же в Столбовой! В дурдоме!
Голицыну показалось, что он ослышался.
— В дурдоме?
— Ну! Здесь он фактически только прописан, а находится там, на излечении!
— Давно?
— Несколько лет! — Вахтер ничего не подозревал. — Я уже и забыл , как он выглядит…
— И не выходит?!
— Нет, он в буйном отделении…
Волоков оставил телку. Поинтересовался:
— А родственники у него есть? Мать, жена…
— Нет! Сестра есть.
— Она тут живет?
— Отдельно! Вообще, вам лучше с соседями поговорить, — вахтер открыл дверь, показал направление. — Сейчас по дорожке. И в конец двора. Двухэтажный дом.
Дорожка вела вглубь корпусов. За стенами ближайшего цеха часто и громко, не прерываясь ни на секунду, стучала какаято мощная установка.
— Вот тебе и Анчиполовский… — заметил Голицын.
Они шли по пустому фабричному двору. По случаю партийного праздника тут и там тянулись лозунги. Полотнищи призывали работать сегодня лучше чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня.
— Что теперь скажешь?
Волоков заметил беспечно:
— Подумаешь! На каждом дежурстве кто–нибудь обязательно соврет свой адрес! Каждый выкручивается как может…
" Вот уже кто не знает паники!»
Голицын даже позавидовал.
— Примитивный ты мужик, Волок! А если Смердов прав и нас взяли в разработку?! «Каждый…» «Выкручивается…» Как тебе только офицерские погоны дали?!
Волоков не обиделся.
— Между прочим я даже на переподготовке был взводным!
— Оно и видно! «Взводный!«Волок — ты и есть волок! Темный, как лес!
— Голицыны тоже — не все князья!
— Тут ты прав… — Голицын во–время дал задний ход. — Вон он, по–моему!
Невзрачный двухэтажный дом тянулся к забору, дальше за ним, виднелась подвеска контактной сети. За забором проходила железная дорога. Выше виднелся Автозаводской мост через Москва–реку. И дома на другом берегу.
Вокруг на фабричной территории было пусто. Из–под неглубокого снега виднелись остатки разбитых ящиков, ржавые трубы, щебенка.
— Квартира два.
Каменная лестница была безупречно чистой — ее, скорее всего, терли регулярно. И, должно быть, с песком.
— Наверху, думаю.
За старой дверью, в узкой передней была еще дверь. Волок постучал.
— Милиция…
Никто не ответил.
Боковая дверь вела на общую кухню, оклеенную обоями, с несколькими столиками. Тут было пусто. Где–то за стеной работал приемник.
— Стучи еще…
Дверь наконец открыли.
На пороге стоял верзила мужик. Он был семейных трусах, в широкой майке, открывавшей жирную грудь. Из–за плеча выглядывала заспанная девица широкая, с мягкими коровьими губами.
— Поздно спите, хозяева…
— Мы у себя… — Мужик подозрительно вглядывался в них, искал повод для ссоры. — Иди! — Приказал он жене.
Она не уходила.
Голицын предпочел снизить напряжение — конфронтация могла все испортить.
— Мы насчет Анчиполовского. Ефима… Он нам нужен.
— Будто бы!..
— А че еще?! — беззаботно спросил Волок. — Сам подумай!
Мужик злобно взглянул на беспечного красавца, потом на жену. В голове у него что–то сработало. Он прищурился.
— Ты в нашем в 85–ом отделении случайно не работал?
— Нет…
— А может лучше вспомнишь?!
— Да не он это! — Жена дернула его сзади за майку.
Тут тлели головешки затяжной семейной драмы.
— Вон! Нет вам здесь никакого Анчиполовского!
Он дернул дверь, но Голицын подставил ногу.
— Ты у меня сейчас… — Верзила в майке оттолкнул локтем цеплявшуюся за него жену и вдруг увидел наставленный ему в живот небольшой черный ствол.
Лицо Голицына застыло белой пастозной маской.
— Я с тобой, как с человеком, говорю, скотина…
Мужик сразу обмяк, словно из него выпустили воздух.
— Кто к нему ходит? Быстро! — не опуская ствол, приказал Голицын.
— Да я его и не видел никогда! — От страха у того зуб на зуб не попадал.
— А сестра его?
— Она и не живет тут…
— А где же? Быстро!
— Понятия не имею…
— Ну!
Ревнивец вспомнил:
— Я слышал: она прописала на площадь каких–то каказцев…
— Кого?
— Катал. Азербайджанцев или чеченцев… — вставила женщина из–за его спины.
— Так, — Голицын начал догадываться. — А как
