Великая Скифия - Виталий Полупуднев

Гориопиф вышел от Диофанта темный как туча, но полный решимости. Ему казалось возможным выкрасть девушку и получить награду сразу от двух хозяев – от Диофанта и от Херемона.

Этот разговор еще больше укрепил решение Диофанта зимовать в Керкинитиде и до весны не рисковать. Зимний поход пугал его, хотя херсонесцы настаивали на нем. Нужно было как-то уладить дело с полисом, заставить демиургов и народ согласиться с его доводами. Вызвав Бритагора, он объявил им о своем решении посетить Херсонес.

– Это разумно, – согласился тот, – но я не советую показываться там с пустыми руками. Херсонесцам нужен хлеб.

– Они получат его. Мы сейчас можем позволить себе эту небольшую роскошь… Я уже приказал Мазею нагрузить три корабля керкинитидской пшеницей, хотя она немного припахивает гарью. Это последние запасы, но мы же владеем амбарами Прекрасного порта!

Диофант весело оскалил крупные белые зубы. Хмель шумел у него в голове после обильной выпивки в компании Гориопифа.

– Там, в Херсонесе, мой друг, мы отпразднуем победу и попробуем раздобыть у прижимистых колонистов вина для наших солдат!

– Но поверь, стратег, что там тебе придется выдержать целую бурю упреков за потерянную Деву! Я не представляю, как разрешится это дело. Неужели херсонесцы успокоятся и смирятся с утратой городского божества?.. Сомневаюсь!

– Это мы увидим на месте. Будем действовать обещаниями, как камнеметами!.. Самое страшное уже позади.

– Ну, а Херемон успокоился?

– Продолжает настаивать на немедленном походе против Неаполя. Но я уже сказал ему, что решу этот вопрос после поездки в Херсонес.

– Я слышал, как старик обещал тебе все свои богатства вместе с прекрасной Гедией. Уж не хочешь ли ты действительно стать его зятем, а?

– Гм… Нет, конечно. Но в этом его предложении есть известный смысл. Кто завладеет богатствами Херемона, тот сможет стать тираном полиса!.. Получить в жены красавицу и вместе с нею огромное состояние – это счастье для любого из нас!

– Видно, Херемон на самом деле достал рукой до твоего сердца. Не забывай, однако, что Херсонес не покоренный город, а самостоятельная дорическая колония, свято соблюдающая законы и обычаи предков! Вспомни, как возмутились горожане, когда пьяный Архелай с друзьями ворвался в храм Девы и хотел поиграть с ее жрицами!.. Слово Херемона – это еще не все. Надо быть осмотрительным, дабы как-нибудь не оскорбить полиса и его богов.

Диофант опять рассмеялся, тряся курчавой бородой.

– Ты говоришь, а я продолжаю думать. Если в открытом бою мы одержали победу над скифо-роксоланами, то моя женитьба на Гедии была бы победой над Херсонесом! И, главное, ценою совсем малой крови со стороны противника.

Оба громко расхохотались.

– Мы, – продолжал стратег, – привязали бы Херсонес к Понту еще одной веревочкой! И, клянусь священными огнями, Митридат был бы доволен!

– Да и ты не остался бы в накладе!

– Истинно так!

– Опять-таки не забывай, что Митридат снисходителен к тем, чьи действия совпали с его замыслами. Но берегись попасть не в такт. Неловких политиков Митридат не переваривает. Стоит тебе ошибиться – и ты попадешь в подземелье к Метродору Скепсийцу. А уж тот сумеет расправиться с тобою!

– Это я понимаю. Но если бы я стал зятем старика, то стал бы и его наследником. Я не сомневаюсь, что получил бы почетную проксению и херсонесское гражданство!.. А кто знает, может быть, я смог бы умножить состояние Херемона, а то и захватить всю торговлю со степью!

– Ты, оказывается, умеешь мечтать, стратег!

– Умею!.. А когда я привез бы в Синопу такую красавицу, как Гедия, одел бы ее в дорогие ткани и сидонский пурпур, то, клянусь, многие лопнули бы от зависти!

– Я просто не узнаю тебя, Диофант. Посмотри на себя в полированный шлем, ты раскраснелся, как мальчишка. Но птичка-то упорхнула! Впереди еще не оконченная война, может, голодная зима. Богиня херсонесцев в руках скифов, ее надо выручать. Будущее полно тревоги. Хорошо ли в такое время ослаблять свой дух мечтами?.. Проснись!

– Я не сплю, мой друг, и ничего не забыл. Но я спрошу тебя: почему бы мне или тебе не подумать, хотя бы в шутку, о собственном счастье? Тем более что это не вредит замыслам Митридата. А херсонесцы были бы грязными свиньями, если бы отказали мне, своему освободителю. Лучшего проксена в Синопе и более завидного мужа для одной из своих дочерей они не найдут. Но… ты же понимаешь, что все сказанное мною сейчас – не более как шутка…

Диофант стал серьезен и прошелся по комнате. Бритагор задумался.

– Будь осторожен и мудр, стратег, – после некоторого молчания сказал советник, – ибо сила херсонесцев в их хитрости.

– У херсонесцев есть хитрость, но нет хлеба и, увы, даже богини! Город, покинутый его богами, как сами они говорят, – труп! Скажи – от кого зависит снабжение Херсонеса хлебом?

– От тебя, Диофант!

– А возвращение богини?

– Тоже от тебя!

– В том-то и дело! Пусть теперь хитрят сколько угодно. Проворонили свою богиню. И без моей помощи им не вернуть ее. Нужно этот досадный случай с потерей деревянного идола заставить служить нашим целям!

– Ты говоришь сейчас так трезво и здраво, что я начинаю забывать о твоих шуточных намерениях жениться… Да помогут тебе боги победить Скифию!..

5

Весть о том, что Диофант не дал согласия на зимний поход против Палака, взбудоражила херсонесское ополчение.

Любители отсиживаться за крепостными стенами, херсонесцы вдруг воспылали воинственной страстью и жаждали степного похода в сердце Скифии.

Гоплиты выражали свое негодование по поводу нерешительности понтийского полководца.

– Диофант равнодушен к нашему горю!.. Интересы полиса и его боги чужды понтийцу!

– Диофант сам полуварвар, в его жилах течет мидийская кровь!

Ополченцы собрались около ставки своих стратегов и размахивали руками, громко ругаясь. Каждый страшился мысли о возвращении в город с пустыми руками, без богини. Все ожидали чего-то страшного. Удивлялись, как еще земля носит их. Даже успехи на поле сражения и победа над скифо-роксоланами не радовали никого. Потрясенные горожане старались как могли представить и обсудить будущее. Со зловещей остротой перед каждым вставал вопрос: «Что теперь будет?»

Все более нарастало и усиливалось раздражение против Скимна и Биона, непосредственных виновников несчастья. Толпа пылала ненавистью к преступникам, угрозы и проклятия обильно сыпались на головы архитектора и его друга.

Боязнь ответственности перед народом подогревала решительность греков. Большинство требовало немедленной казни обоих.

– Скимн и Бион виноваты! Они плохо защищали богиню и ее жриц!

– Их нужно сейчас же забить палками или поднять на копьях!

Орик и Никерат лишились сна и аппетита от тревожных дум и мрачных предчувствий. Им казалось, что под их благополучием рухнула невидимая основа и они скользят в бездну. Они пытались отговорить воинов от поспешной расправы. Не потому, что жалели виновных, но из опасения, как бы их самих не обвинили потом в стремлении расплатиться за свой проступок головами нижестоящих. Казнить без суда граждан города – не столь простое дело!.. Никерат предложил отсрочить казнь до получения из Херсонеса утверждения приговора. Его заглушили криками:

– Не заступайся за изменников, Никерат!

– По обычаю отцов, трусов и изменников судит и казнит само войско, когда бывает в походе!

– Боги накажут нас, если мы не расправимся с ними сейчас же!

До ушей узников доносились крики и брань ретивых соотечественников. Они уже знали о решении войска и пребывали в самом безрадостном настроении.

– Эта колодка становится все тяжелей, – с терпением мученика изрекал Бион. – Нас заковали, как рабов перед пыткой… Что ж, я готов ответить за все. Власть народа – высший закон. Присудят смерть – умру без ропота… Но пусть бы нас отправили в Херсонес, чтобы судить по правилам. Может быть, гелиасты оказались бы более вдумчивы и справедливы, они предъявили бы нам обвинение, но и выслушали бы нас… Здесь же умереть под сапогами разъяренных собратьев не хотелось бы. Чует душа моя, что скоро к нам придут, чтобы убить нас. А судить нас будут три великих судьи подземного царства – Эак, Минос и Радамант.

– Стратеги и гоплиты не менее нас виновны в потере богини, – более резко заявлял Скимн, сжимая окостеневшие от холода кулаки. – Но они спешат покончить с нами, чтобы мы не могли раскрыть правду на площади города и обвинить их самих. Когда человек трусит, он становятся жестоким. Мне не хочется умереть, не поручив никому своих детей. Сироту всякий норовит сделать своим рабом…

Он яростно гремел замком колодки, как бы пытаясь освободиться. Сделав несколько бесплодных, но утомительных движений, затих.