Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

Они были самые счастливые во всем полусонном кафе, наполненном чудными ароматами и тихим шепотом успокаивающей мелодии. За прозрачными стеклянными плитами люди по-прежнему куда-то спешили, шкрябая промерзшую землю носками ботинок и вжимая голову в воротники пальто и курток, а Джек и Кэти узнавали друг друга заново, будто за долгий месяц прошли на самом деле несколько лет разлуки. Кофе медленно остывал, окружая пару восхитительным ароматом, черничный крем таял на губах под хруст свежего вафельного теста, а они все смеялись и смотрели друг другу в глаза. Словно два влюбленных в жизнь незнакомца, встретившихся случайно в зимний солнечный день и не желающих теперь расстаться даже на долю секунды в страхе, что чудное мгновение навсегда от них ускользнет и растворится бесследно в чистом декабрьском воздухе.

Глава 37

«Это мог быть чудесный вечер, но, увы, ты тоже здесь и теперь вместе со мной дышишь прохладой звезд. А мне хотелось одиночества».

Когда Рэйчел вышла из дома с небольшим рюкзачком, сплошь набитым печеньем и множеством конфет, которые она только смогла насобирать из всех углов и вазочек, было жутко холодно. Настолько, что ей пришлось судорожно сглотнуть вязкую слюну и втянуть носом воздух, так, что его кончик тут же покраснел и потерял всякую чувствительность — оставалось только делать короткие рваные вдохи-выдохи и что есть ног бежать к месту встречи. Девочке даже начало казаться, что холод сковал зимний воздух, покрыл тонкой коркой каждую из древесных веточек и остудил солнце, высосал из него яркие краски, оставив после себя бледное пятно, отдающее в ясные полуденные часы какой-то смущенной желтизной; он облил двери домов невидимым клеем, и теперь жители города показывались из своих воротников курток и пальто еще реже, нежели раньше, и все время спешили, суетились, будто боялись чего-то ужасающего до дрожи; этот самый мороз сковывал ребра Робертсон, обнимал за плечи подобно самой ласковой матери и пробирался в самое нутро, охватывая паникой еще теплое сердце.

Один из самых холодных дней в году. Вернее, пока что единственный, потому как зима едва-едва вступила в свои права и начала вести нешуточную борьбу с бурым лиственным ковром, скомкала его, и вот уже хруст сопровождает бедного путешественника при каждом его шаге. Он будет осторожно идти вперед, чувствуя легкое головокружение из-за свежести ледяного воздуха, и недоверчиво озираться по сторонам в поисках малейших признаков человеческой жизни; но огромные витрины с выложенными напоказ цепями сосисок и копченостей угрюмо молчат, из газетных киосков провожают бродягу застывшие в напряжении буквы на печатных страницах, остановки тоже пустуют, являясь временным прибежищем для бездомных собак и кашляющих кровью кошек; и только некоторые кофейни и рестораны дышат ароматами свежеиспеченного мяса, тушеных в сырном соусе грибов, яблок и только что откупоренного вина, вторя другим, из которых веет нежной корицей и апельсиновыми дольками в чистейшем медовом сиропе, сквозь который, по заверениям пекарей, можно разглядеть собственное удивленное отражение… Они, как единственные живые островки в безмолвной долине, собрали внутри себя все самое прекрасное и замечательное, что есть на свете — ведь и люди там, заходя с холода и недовольна потирая озябшие руки, расплываются в улыбках, смеются и начинают другую жизнь, отличающуюся от существования вне дверей той или иной кондитерской. Женщины пьют кофе, обсуждая семейные неурядицы или другие тревожащие их мелочи; маленькие дети, снующие неподалеку, впивают пальцы в мягкое тесто карамельных пончиков, измазывают пухлые губы и безудержно хохочут; молодые девушка с юношей о чем-то неспешно беседуют, не отрывая влюбленного взгляда и почти машинально делая один за другим глоток теплого горячего шоколада; а где-то в самых дальних уголках этого дивного места две старушки дрожащими пальцами вдыхают горечь самого горячего в мире кофе и думают, что и вправду зима их замучает. Все эти люди, неожиданно собравшиеся здесь, становятся чем-то единым и тесным, как переплетенные между собой нити шерстяного клубка — сами того не зная, дарят друг другу сокровенное тепло и защищают от мохнатых лап декабрьского оцепенения.

«Быть может, в этом есть смысл», — подумала про себя Рэй, завидя издалека знакомые фары и уверенно двигаясь им навстречу. «Сделать такое место, куда бы приходили люди и улыбались. Вешали излишки веселья на стены, чтобы потом, когда через час или четверо придут другие, печальные и поникшие, они взяли бы парочку таких вот улыбок и почувствовали себя лучше. Только никому такое заведение не нужно — слишком дорого, наверное, стоит хранить счастье — иначе давно бы уже сделали в каждом штате по всей Америке».

Робертсон усмехнулась этой немного странной шутке и запрыгнула в услужливо распахнутую дверь автомобиля, который только подъехал и теперь недовольно урчал, выпуская в воздух молочно-белые клубы пара. Несколько часов назад, когда она все еще сидела на диване в мягкой пижаме и выковыривала ложкой остатки шоколадной пасты из стремительно пустеющей банки, то и подумать не могла бы, что совсем скоро отправится вместе с Тарой и ее семьей в эту самую поездку. Девочка тогда еще нехотя положила трубку телефона после немногословного разговора и задумчиво поглядела на оставленное в стороне лакомство. «Интересно, а что сделал бы Джек на моем месте? Наверное, выбрал бы встречу, но взял с собой лишнюю ложку и совершенно невозмутимо продолжил бы поедание шоколада…»

— Здравствуй, Рэйчел, — весело протянула сонная на вид женщина лет тридцати пяти в нежно-лиловом пуховике и смешной шапочке поверх темных кудрей. — Как чудно, что ты все-таки приняла приглашение! Усаживайся поудобнее, сейчас заедем за Тарой, и двинемся в путь. Не забудь пристегнуть ремень, милая!

Рэй послушно щелкнула металлической застежкой и уставилась в окно, в сотый или тысячный раз рассматривая мрачный пейзаж и собирая в голове разбегающиеся прочь мысли.

«Когда мы с Тарой увиделись в самый первый раз? Она бы расстроилась, узнав случайно, что я этого не помню. Как глупо. И ведь для многих первая встреча — самая важная, к которой всегда мысленно обращаешься и постепенно искажаешь на свой лад, чтобы в итоге получить картинку идеального знакомства. А мне нечего будет вспомнить. Если только не брать в счет всей нашей дружбы, хорошего и плохого — непонятно только, почему все помешались на этом самом первом ощущении? Как будто если меня вдруг угостят сладким мороженым или горсткой молочных орехов, а после громко обзовут на всю улицу, толкнут лицом прямо в грязь или подожгут подол длинного платья, радуясь моим отчаянным крикам, я оставлю последнее без внимания и