Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Остановим еще на минуту наше внимание на борьбе, которая передвинула границу римских владений на омывающие полуостров моря. Это была одна из самых продолжительных и самых трудных войн, какие приходилось вести римлянам; к моменту ее начала еще не родилась большая часть тех солдат, которые сражались в последней решительной битве. И все же, несмотря на то что в ней тоже встречаются блестящие эпизоды, едва ли можно указать другую войну, которую римляне вели так же плохо и так же нерешительно и в военном и в политическом отношении. Впрочем, иначе и быть не могло, так как эта война совпала с процессом изменения римской политической системы, переходившей от италийской политики, которая уже оказывалась недостаточной, к политике великого государства, которая еще не нашла нужных форм. Римский сенат и римское военное дело были как нельзя лучше организованы для целей чисто италийской политики. Вызванные этой политикой войны носили чисто континентальный характер и опирались как на последнюю операционную базу на находившуюся в центре полуострова столицу и затем на цепь римских крепостей. Задачи, которые приходилось разрешать, были преимущественно тактические, а не стратегические; передвижения войск и военные операции были второстепенным делом, а главным делом были битвы; осадная война находилась в зачаточном состоянии; море и морские войны принимались в соображение лишь мимоходом. Если мы вспомним, что в битвах того времени вследствие преобладания холодного оружия все решалось рукопашными схватками, то нам станет понятно, почему совещательное собрание было в состоянии руководить такими военными операциями, а начальник общины, кто бы он ни был, командовать армией. И вот все сразу изменилось. Сфера борьбы расширилась в необозримую даль, в неведомые страны другой части света и за громадные водные пространства; каждая морская волна была дорогой для неприятеля, из каждой гавани можно было ожидать его нашествия. Тогда римлянам пришлось в первый раз испробовать свои силы на осаде укрепленных пунктов, главным образом приморских крепостей, перед которыми терпели неудачи самые знаменитые греческие тактики. Для ведения войн уже было недостаточно сухопутных армий и системы гражданского ополчения. Нужно было создать флот и — что было еще труднее — научиться им пользоваться; нужно было отыскивать самые удобные пункты для нападения и для обороны, научиться сосредоточивать и направлять военные силы, проектировать походы на долгое время и на дальнее расстояние и согласовывать их одни с другими; в противном случае и более слабый в тактическом отношении неприятель легко мог одержать верх над более сильным противником. Поэтому можно ли удивляться тому, что бразды такого управления стали ускользать из рук совещательного собрания и общинных начальников? В начале войны римляне, очевидно, не сознавали трудностей предприятия, и только в процессе борьбы мало-помалу стали раскрываться перед их глазами недостатки их прежней военной системы — отсутствие морских сил, недостаток твердого военного руководства, неприспособленность главнокомандующих и совершенная непригодность адмиралов. Эти пробелы отчасти восполнялись энергией и удачей; так, например, был восполнен недостаток флота. Но и это великое сооружение было лишь временной мерой, каковой оно осталось и впоследствии. Хотя римский флот и был создан, но он был национальным только по названию, а обходились с ним всего лишь как с пасынком; служба на кораблях всегда ценилась ниже высокопочетной службы в легионах; флотские офицеры были большей частью из италийских греков, а экипаж состоял из подданных или из рабов и всякого сброда. Италийский крестьянин боялся моря и никогда не излечился от этой боязни; в числе трех вещей, в которых Катон раскаивался всю свою жизнь, было между прочим и то, что он однажды поехал на корабле туда, куда мог бы пойти пешком. Причиной этому были отчасти тогдашние условия морского дела; так как кораблями служили гребные галеры, то едва ли было возможно облагородить службу гребцов; зато можно было бы по меньшей мере организовать собственные морские легионы и создать особое сословие римских морских офицеров. Следовало бы воспользоваться национальным порывом, для того чтобы организовать морские силы, значительные не только по числу судов, но и по их быстроходности и по опытности матросов, тем более что начало этому делу уже было положено каперством, получившим сильное развитие во время продолжительной войны; но правительство не сделало ни шага на этом пути. Тем не менее, римский флот даже при своем неповоротливом величии был самым гениальным творением сицилийской войны и как в начале ее, так и в конце склонил весы на сторону Рима. Гораздо труднее было избавиться от тех недостатков, которые нельзя было устранить без внесения изменений в государственный строй. Под влиянием то одной, то другой из соперничающих партий сенат переходил от одного плана военных действий к другому и впадал в такие невероятные ошибки, как очищение Клупеи и неоднократное сокращение флота; начальник, командовавший в течение одного года армией, осаждал сицилийские города, а его преемник, вместо того чтобы принудить эти города к сдаче, опустошал берега Африки и находил нужным дать морское сражение; главнокомандующие менялись в силу закона ежегодно — и все это нельзя было изменить, не затронув таких конституционных вопросов, разрешить которые было труднее, чем построить флот, хотя еще менее было возможно соединить это с требованиями такой войны. Важнее же всего было то, что никто не умел приноравливаться к новым условиям ведения войны — ни сенат, ни военные начальники. Экспедиция Регула может служить примером того странного заблуждения римлян, будто на войне все зависит от тактического перевеса. Едва ли найдется другой полководец, которому фортуна благоприятствовала так же, как Регулу: в 498 г. [256 г.] он стоял почти там же, где стоял 50 лет спустя Сципион, только с той разницей, что ему не приходилось иметь дела ни с таким противником, как Ганнибал, ни с испытанной в боях неприятельской армией. Однако сенат отозвал половину его армии, лишь только убедился в тактическом превосходстве римлян; в слепой уверенности в это превосходство главнокомандующий не двигался с места, вследствие чего был побежден стратегически, а потом принял сражение там, где оно было ему предложено, что привело и к тактическому поражению. Этот факт особенно знаменателен потому, что Регул был в своем роде способным и опытным полководцем. Причиной поражения римлян на тунисской равнине был именно тот крестьянский способ ведения войны, благодаря которому были завоеваны Этрурия и Самниум. Теперь уже сделалось ошибочным то когда-то верное положение, что всякий хороший гражданин годится в полководцы; при новой военной системе ведения войны главнокомандующими можно было назначать только тех, кто прошел военную школу и был одарен военной проницательностью, а эти качества, конечно, встречались не в каждом начальнике общины. Еще более пагубно было то, что командование флотом ставили в зависимость от высшего начальства сухопутной армии и что каждый даровитый правитель города считал себя способным не только для роли генерала, но и для роли адмирала. Причиной самых тяжелых поражений, понесенных римлянами в этой войне, были не бури и еще менее того карфагеняне, а самонадеянная ограниченность их штатских адмиралов. В конечном итоге Рим одержал верх; но то, что он удовольствовался гораздо менее значительными выгодами, чем те, каких он сначала потребовал, и даже чем те, какие ему были предложены, равно как энергичная оппозиция, которую встретило в Риме предложение о заключении мира, ясно свидетельствует о том, что эта победа была неполной, а заключенный им мир непрочным: и если Рим вышел из борьбы победителем, то он, конечно, был этим обязан не столько милости богов и энергии своих граждан, сколько ошибкам врагов, далеко превосходившим недостатки римского способа ведения войны.

ГЛАВА III

РАСШИРЕНИЕ ИТАЛИИ ДО ЕЕ ЕСТЕСТВЕННЫХ ГРАНИЦ.

Италийский союз в том виде, как он вышел из кризисов V в., или, иначе говоря, италийское государство, соединяло под римской гегемонией городские и окружные общины на всем пространстве от Апеннин до Ионийского моря. Однако еще до конца V века эти границы были расширены в обе стороны, и как на той стороне Апеннин, так и за морем появились входившие в состав союза общины. На севере республика еще в 471 г. [283 г.] истребила кельтских сенонов в отмщение за старые и новые вины, а на юге вытеснила финикийцев из Сицилии во время великой войны 490—513 гг. [264—241 гг.]. К возглавляемой Римом федерации принадлежал на севере кроме гражданской колонии Сены латинский город Аримин, а на юге — мамертинская община в Мессане; так как обе эти колонии были по национальности италийского происхождения, то обе они получили свою долю в общих правах и обязанностях италийского союза. Это расширение было вызвано, быть может, не столько обширными политическими замыслами, сколько внезапным натиском событий, но совершенно естественно, что по меньшей мере после значительных успехов, достигнутых борьбой с Карфагеном, в среде римских правителей продолжила себе путь новая и более широкая политическая идея; эта идея была вызвана и самыми географическими особенностями полуострова. И с политической и с военной точек зрения было вполне обосновано желание передвинуть северную границу от невысоких и легко переходимых Апеннин к могущественной преграде, отделяющей северную Италию от южной, — к Альпам, и помимо владычества над Италией обеспечить себе владычество над морями и островами на западе и востоке полуострова; а после того, как с изгнанием финикиян из Сицилии самая трудная часть этой задачи оказалась выполненной, все обстоятельства складывались так, что облегчали римскому правительству доведение дела до конца.