Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

Из последующего рассказа Дин узнал, что нынешняя студия занимает территорию в 42 гектара. В год она выпускает около 40 фильмов, которые демонстрируются во многих странах мира. Многие студии, в том числе и советские, обращаются на «ДЕФА» за помощью в поисках какого-нибудь редкого атрибута давно минувших лет, поскольку в ее реквизитном цехе хранится 600 тысяч предметов. Когда Дин услышал об этом, он даже присвистнул: такого хранилища нет даже на итальянской «Чинечитте». Кстати, многие предметы из этого реквизитного цеха перекочевали на съемочную площадку фильма «Из жизни одного бездельника». Среди них была и скрипка, которой, по ходу сюжета, должен был виртуозно владеть герой Дина.

Стоит отметить, что до этого момента Дин никогда не брал в руки этот музыкальный инструмент, тем более не умел на нем играть. Однако когда пришлось, он выучился этому делу за неделю (слово «выучился» слишком громкое, поэтому вернее будет сказать – научился правильно держать смычок), хотя это стоило ему огромных мук. Как признается потом сам Дин, во время обучения ему в голову только и приходила мысль, чтобы разбить эту скрипку о голову учителя.

А вот к другому делу Дин отнесся с превеликим удовольствием. По сюжету герою Дина надо было петь, а этому занятию Дина учить было не надо. Правда, песни были на немецком, однако Дин, у которого была прекрасная память, очень быстро выучил текст и записал все произведения чуть ли не с первого дубля. Дин с удовольствием согласился на этот эксперимент – петь песни на немецком, поскольку в будущем он собирался выучить этот язык и включить несколько песен на нем в свой репертуар. Помимо этого Дин еще выполнял самостоятельно и все трюки в картине. Причем поначалу ему предлагали взять дублера, но он отказался, гордо заявив режиссеру: «Даже в Мексике мне не было равных среди „чаррос“. Я все делаю сам!»

Кроме этого, поездка в ГДР принесла Дину радость и в личном плане – он встретился там с той самой девушкой, Вибке Дорнбах, с которой познакомился в Лейпциге осенью прошлого года. И теперь у них начался роман, который придал дополнительную остроту ощущениям Дина во время его пребывания в ГДР.

Режиссером фильма был 33-летний Цилино Бляйвиц, с которым Дин познакомился на Лейпцигском фестивале документального кино осенью предыдущего года. Созданию прекрасной атмосферы на съемочной площадке способствовало то, что коллектив подобрался достаточно молодой и сплоченный. Даже семейственность, присутствовавшая в коллективе, и та шла на пользу: жена Бляйвица актриса Моника Войтович играла роль камердинерши, а их маленькая дочь Инна, с которой у Дина сразу сложились теплые отношения, поскольку она напоминала ему его дочь Рамону, играла небольшую детскую роль. Кроме того, в фильме были заняты следующие актеры: Анна Дзиадук (эта польская актриса играла Красавицу), Ханнелоре Эльзнер (Графиня), Ханс Фишер (портье), Герри Вольф (Ринальдо Ринальдини), Кристел Боденштайн (Гуидо Флора).

В разгар съемок (22–26 августа) Дин съездил в Сопот на фестиваль эстрадной песни, где выступил как почетный гость, исполнив несколько песен (две из них – «Элизабет» и «Джерико» – потом вышли на отдельном миньоне «Дин Рид в Сопоте»).

Между тем съемки фильма проходили в августе – октябре 1972 года на территории и в окрестностях знаменитого замка в стиле барокко Рамменау в округе Бишофсверд. Как будет вспоминать потом сам режиссер фильма: «Метод работы Дина – это лишнее подтверждение его таланта. Он работает с необычайной самодисциплиной, недоволен собой, всегда ищет оптимальные решения. Он интересуется всей работой фильма, что выражается в его мыслях, а также в действиях».

Когда снимали в Румменау, туда на две недели приехала мама Дина Рут Анна. Это была ее вторая встреча с сыном за последние полгода. На этот раз Рут Анна приехала из Хельсинки, где она участвовала в семинаре по социологии. Она присутствовала на съемках фильма, где играл ее сын, гуляла с ним по окрестностям замка, а также сопровождала его во всех поездках. Так, Дин специально взял ее с собой в больницу Пулсниц, где его обследовали на предмет нагноений в горле, чтобы мать собственными глазами увидела, как далеко продвинулась медицина в ГДР. Рут Анна побеседовала с главным врачом этой больницы и действительно многое для себя открыла.

Она была поражена теми правами и льготами, которыми пользуются женщины в ГДР (эти же факты поразили ее и во время пребывания в Советском Союзе). Она, например, узнала, что матери с тремя или больше детьми работают здесь только 40 часов в неделю и получают при этом ту же самую зарплату, что и их бездетные коллеги. Кроме этого они получают пособия для многодетных, имеют ряд других льгот. Американским женщинам об этом можно было только мечтать. Они с Дином потом долго обсуждали эту тему. Дин говорил матери:

– Ты можешь себе представить подобное отношение к женщинам у нас, в Америке? В то время как в социалистических странах женщины имеют возможность занимать руководящие должности и работать в самых различных специальностях, у нас этого нет и в помине. В Америке женщинам почти закрыт доступ в адвокаты, в университетские преподаватели, да и тех же женщин-врачей редко где встретишь. А уж если женщина чернокожая, то тогда и говорить не приходится – полная дискриминация. А меня в Москве лечила врач-узбечка!

Рут Анна, в отличие от ее бывшего мужа Сирила Рида, слушала сына почти не перебивая, поскольку почти во всем с ним соглашалась. Она прекрасно знала, что американская демократия имела поразительную двойственность: провозглашала всеобщие права и в то же время возводила множество барьеров на пути к этой самой демократии. Например, сама Рут Анна именно потому и поступила учиться в университет в Гонолулу, поскольку в родной Америке это сделать было бы труднее. Например, в Стэнфордском университете на тот момент не было ни одного (!) преподавателя-женщины (первую из них примут только в 1974 году).

Мать и сын в те дни побывали во многих местах ГДР: в Дрездене, Потсдаме, где Дин даже выступил с концертом под открытым небом. И вновь, как и в Москве, Рут Анна была поражена, как принимает публика ее сына: тепло и восторженно. Даже шофер, который вез их обратно в Берлин, не удержался от слов восхищения по поводу выступления Дина.

Тем временем работа над «Бездельником» продолжалась. Остаток натурных сцен доснимали на территории Румынии в середине октября. Дин и там достаточно быстро подружился со всеми участниками съемок с румынской стороны. Там произошел весьма показательный случай.

Из гостиницы до места съемок Дина привозили на служебном «Мерседесе». У него да еще у режиссера была такая привилегия, а остальные добирались до съемочной площадки на автобусе. А некоторым иной раз приходилось и вовсе добираться своим ходом, если они, к примеру, опаздывали к отправлению автобуса. Так случилось с одним румынским осветителем, который опоздал к автобусу и стал упрашивать водителя диновского «Мерседеса» взять его с собой. На что тот ответил: «Я везу только американца!» Когда Дин узнал об этом, он был крайне раздосадован таким поведением своего шофера. И на следующий день специально подозвал к себе одного из участников массовки, с небритым лицом, и, демонстративно открыв перед ним дверцу «Мерседеса», пригласил его в салон. «Этот человек поедет с нами», – сказал Дин водителю. Тот в ответ ничего не сказал, прекрасно поняв, на что намекал Дин своим поступком.