Под белым орлом - Грегор Самаров

потому что русские во всяком случае виновны в похищении короля, если же не вырвать у них из рук плодов их преступления, то польская нация должна безвозвратно подпасть под чужеземную тиранию. Эти люди поджигали везде разбивать арсеналы для вооружения народа. Тогда было бы достаточно одного часа, чтобы отвоевать себе свободу, и вся страна должна была последовать примеру столицы.

Некоторые граждане незаметно скрывались при подобных речах, чтобы предусмотрительно уклониться от участия в таком опасном замысле; но в умах большинства подстрекательства Колонтая и его друзей находили восприимчивую почву, и всё сильнее становилось волнение между кучками народа, так как Колонтай умел искусно пользоваться именами обоих графов Потоцких, чтобы привлечь на свою сторону последователей различных партий.

Пока таким образом брожение было в полном ходу, к всеобщему удивлению, ко дворцу внезапно подошли казаки в походной форме; в то же время подъехали фуры; в них были посажены гренадеры; затем на глазах всех князь Репнин сел на лошадь и во главе почти всех русских военных сил выступил из города.

В первый момент народ был поражён этим передвижением войск, улицы опустели и каждый старался скрыться от какой-то неведомой опасности, угрожавшей населению. Но неутомимый Колонтай поспевал повсюду и кричал колеблющимся:

— Разве вы не видите? русские отступают. Поселяне предупредили нас. Они восстали, и русский военачальник спешит на помощь своим гарнизонам, а может быть, пускается в поспешное бегство, чтобы достигнуть границы, прежде чем на него обрушится приговор суда! Не допускайте такого позора столицы, чтобы она оказалась последней, сбросившей с себя чужеземное ярмо! Соединяйтесь вместе в различных кварталах города и спешите избрать себе предводителей. Каждый неси с собою оружие, кто сколько может захватить; займите дороги к арсеналу, чтобы в случае надобности мы могли прибегнуть к силе. Потом пойдёмте к дворцу, потребуем от министров вооружения народа; они не посмеют отказать нам в нашем требовании, потому что их не связывает больше страх пред силой, а если они всё-таки воспротивятся... ну, тогда они будут изменниками чести Польши, мы отрешим их от должности и выберем из среды народа новое правительство, которое должно изгладить долгий позор и возвратить отечеству свободу!

Это предложение было принято с ликованием и многие из нерешительных примкнули теперь к общему движению после ухода русских. Живо были провозглашены в отдельных группах имена вожаков, впереди которых стояли Колонтай и Заиончек.

Вскоре значительная часть народа была вооружена саблями и пистолетами, а густые толпы запрудили улицы, которые вели к арсеналу, и не успели ещё во дворце догадаться о том, что происходит в городе, как провозглашённые там и сям собравшимся народом вожаки под председательством Колонтая собрались в пригородном шинке на совет, который решил немедленно отправить во дворец депутацию, чтобы требовать от правительства немедленного созыва сейма при участии избранных народных представителей, до созыва же этого сейма правительство должно было действовать при участии вожаков народа. Если бы это требование было отвергнуто, то теперешнее правительство следовало тотчас объявить низвергнутым от имени народа, арсенал же взять приступом, чтобы организовать вооружённую силу революции. Руководители восстания не сомневались в том, что даже преданные королю гвардейцы, возмущённые его похищением, примкнут к народному движению, пылая жаждой мести.

В сопровождении нескольких других вожаков они тотчас отправились к дворцу, тогда как прочие остались на месте, чтобы организовать народ, занять пути к арсеналам и собрать многочисленные толпы у дворца, с целью тотчас двинуться на приступ, если посланные депутации не вернутся назад через час.

Провожаемый многочисленной массою народа, возбуждавшей себя к всё возраставшему одушевлению, Колонтай со своими товарищами достиг дворцового двора. Королевские уланы стояли на карауле; они спросили, что нужно пришедшим.

— Мы требуем, чтобы министры выслушали нас, — последовал ответ Колонтая, — мы хотим узнать от имени народа, что решило предпринять правительство, чтобы защитить народ от большой беды при угрожающей всем опасности.

— Значит, вы — друзья короля? — спросил тогда улан, карауливший ворота.

— Друзья короля, который избран народом и защищает право и честь народа, — ответил Колонтай.

Улан как будто удовлетворился его ответом.

— Входите, — сказал он, — если вы — друзья короля, то господа там во дворце сделают хорошо, если выслушают ваш совет и последуют ему.

Когда Колонтай, сопровождаемый кликами народа, теснившегося кругом, входил в ворота, какой-то молодой парень, судя по запачканной мукою куртке, батрак с мельницы, точно так же был пропущен во двор стражею, которая приняла его за дворцового служителя. В руках у него была сложенная бумага; робко и боязливо оглянувшись во все стороны, он подошёл к Колонтаю и сказал:

— Прошу прощения, пан, я не знаю, куда мне здесь обратиться. Не можете ли вы мне сообщить, где сыскать тут пана, чьё имя выставлено на письме? Я спрашивал на улицах, мне велели идти во дворец, но я всё-таки не знаю, как мне его найти, говорят, что он — командир гвардейцев.

Колонтай, поглощённый собственными мыслями, кинул беглый взгляд на бумагу, которую держал пред ним парень, и, пожимая плечами с видом сожаления, ответил:

— Это — генерал Коччеи. Только ты пришёл не вовремя: генералу будет не до того, чтобы читать прошение и сделать что-нибудь для просителя.

— О, милостивый пан, — возразил работник, — бедняга действительно нуждается в помощи, и если бы только тот генерал знал, как ему приходится плохо...

— Ну, — нетерпеливо перебил Колонтай, — тогда ступай в караульную, оттуда тебя проводят к генералу; но говорю тебе заранее, что сегодня ты едва ли добьёшься чего-нибудь от него.

Парень последовал полученному указанию и подошёл к дверям караульни, где снова показал солдатам свою бумагу.

Колонтай направился к внутреннему входу, чтобы велеть доложить о себе министрам, которые всё ещё находились в полном своём составе во дворце; однако внутренний караул и толпившиеся в сенях лакеи оказались менее сговорчивы, чем стража у наружных ворот: они вздумали ставить различные затруднения непрошеному посетителю. Во всём дворце господствовало страшное недоверие к каждому новому лицу. Колонтая принялись подробно расспрашивать о том, что ему надо от министров, и, чем неохотнее, чем спесивее отвечал он на эти расспросы, тем недоверчивее относились к нему. Наконец он вспылил и собирался уже отправить одного из своих провожатых назад, чтобы сообщить собравшемуся на площади народу, какой неблагосклонный приём встретили здесь его желания, что бесспорно должно было послужить знаком для атаки дворца.

Но тут весь дворцовый двор внезапно огласился громким криком радости.

Колонтай оглянулся назад; дворцовая прислуга и караульные в