Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон

стул и попробовать спуститься по лестнице? Стоило об этом подумать, как его руки свела судорога. Он выпустил стул из рук. Ноги у него подкосились, и он упал на колени.

По двери внизу замолотили кулаки. Мэтью упал ничком. Его трясло, мышцы дергались, как будто от яда у него под кожей родились лягушки. Но он пытался ползти по полу. Прошло секунд пять, и у него не осталось ни сил, ни воли.

Рипли стоял над Мэтью. Тот одеревенело лежал на животе, глаза его были открыты, рот судорожно хватал воздух.

— Корбетт? — крикнул кто-то еще.

Послышалось, как поворачивается туда-сюда дверная ручка.

Рипли наклонился и стал переворачивать Мэтью.

Что-то сильно бухнуло в дверь.

Рипли удалось перевернуть Мэтью. Тот подумал в своей ледяной тюрьме, что надо бы прикрыть глаза руками. Он попробовал поднять руки, но ничего не вышло. «Я тону, — подумал он. — Боже, я не могу дышать…»

И снова что-то грохнуло в дверь. Раздался звук ломающегося дерева. Мэтью почувствовал, как под ним задрожал пол.

Рипли ухватил Мэтью за волосы. На кончике спицы, занесенной над правым глазом Мэтью, блеснул отсвет пламени свечей. Рипли превратился в какое-то размытое пятно, белую фигуру, и вправду стал призраком. Кончик спицы опускался, — казалось, он горит голубым огнем.

Голова Рипли повернулась.

Убийцу обволокло что-то темное.

Рот у Рипли открылся, и вдруг огромный черный кулак ударил его в лицо, челюсть смялась, из нее вылетели зубы и брызнула кровь. На секунду расплывчатый Рипли отвратительно оскалился во весь свой изуродованный рот, здоровый глаз широко раскрылся и вытаращился, а другой белел, как рыбье брюхо, но вот лицо его снова перекрыл кулак. На этот раз Рипли выпал из поля зрения Мэтью, оставив за собой в воздухе призрачную полосу.

Легкие у Мэтью едва работали. Стиснутый льдом замерзшего пруда, он судорожно глотал воздух.

— Корбетт! — Кто-то склонился над ним. Лица было не разглядеть. — Корбетт!

— Умирает, что ли? — спросил другой голос.

Над Мэтью плыл зеленый фонарь.

Лицо исчезло. Наступила тишина. Сил у Мэтью хватало лишь на то, чтобы ловить ртом крошечные глотки воздуха. Сердце его стучало все медленнее, медленнее…

— Господи! — раздался крик. — Зед, подними его! Петерсон, ты знаешь, где живет доктор Мэллори? На Нассау-стрит?

— Да, сэр, знаю.

— Беги туда как можно быстрее! Скажи ему, чтоб ждал нас с жертвой отравления! Давай!

Глава 34

— Выпейте это.

Мэтью отпрянул. Впрочем, далеко отпрянуть он не мог, потому что с руками по швам был завернут в мокрые простыни. Кто-то поднес чашку с дымящейся жидкостью, но он даже в своем влажном дурмане не хотел разжать губ.

— Это просто чай. Английский. С медом и капелькой рома. Пейте, пейте.

Мэтью поддался на уговоры, и Джейсон Мэллори держал чашку у его рта, пока она не опустела.

— Ну вот, — сказал доктор Мэллори. — Не так уж и плохо, правда?

Мэтью распухшими глазами внимательно смотрел на врача, сидевшего на стуле у его кровати. На восьмиугольном столе рядом со стулом стояла единственная свеча с отражателем из полированной жести. Ее свет позволил Мэтью разглядеть лицо Мэллори. Остальная часть комнаты была скрыта во тьме.

У Мэтью было такое чувство, будто его разум — это разбитое вдребезги зеркало, собранное по кусочкам незнакомцем, который не вполне понимал, куда какие воспоминания нужно вставить. Стояла ли когда-либо Рейчел Ховарт, красивая и бесстрашная, перед глумящейся толпой индейцев в «длинном доме» народа сенека? Накладывал ли когда-либо судья Вудворд стрелу на тетиву и пускал ли ее в черный ночной лес? Сидела ли когда-либо Берри рядом с ним под звездами, положив голову ему на плечо и плача так, будто у нее разбито сердце? Он совсем запутался.

Вдобавок у него болели кости, болели даже зубы, он не смог бы встать с этой кровати или хотя бы оторвать руки от боков и за восемью восемьдесят фунтов, и, к его ужасу, ему вспоминалось, как какая-то женщина подсовывает под него ночной горшок и говорит: «Давайте, сделайте свое дело как хороший мальчик».

Он помнил, что потел. Но и что замерзал, он тоже помнил. Потом он горел. Кажется, в какой-то момент ему стали время от времени лить на спину холодную воду? Он вспомнил, как кто-то давил ему на грудь — снова и снова, и довольно сильно… Он что, плакал, как Берри? И кто-то на ухо сказал ему: «Дышите, Мэтью! Дышите!»

А, да. Он вспомнил, как пил чай. Не английский, конечно. Этот был густой, пряный и…

«Еще, Мэтью. Давайте, выпейте это. Вы сможете. До дна».

Сердце. Он помнил, как у него колотилось сердце, словно хотело выпрыгнуть из груди и полететь на пол, кувыркаясь и извергая кровь. Он потел, лежал в мокрой массе постельного белья и…

«Еще чашечку, Мэтью. Давайте, Грейтхаус, откройте ему рот».

— Как вы себя чувствуете? — спросил Мэллори.

В ответ Мэтью не то пукнул, не то свистнул.

— Вы знаете, где находитесь?

Мэтью видел только лицо доктора в отраженном свете свечи, и больше ничего. Мэллори был худощавый, красивый мужчина; черты его были отчасти ангельскими — изящный длинный римский нос, ясные глаза цвета зеленоватой морской волны, — а отчасти дьявольскими: изогнутые густые темно-каштановые брови и широкий рот, как будто в любой момент готовый разразиться сардоническим смехом. Лицо у него было обветренное — оно явно побывало под палящими лучами тропического солнца. Темно-каштановые волосы были зачесаны назад и собраны в косицу. Подбородок — квадратный, благородный,