Как пальцы в воде - Виолетта Горлова

– Хорошо, – облегченно, как мне показалось, согласилась девушка, но затем вновь смутилась. Похоже, изображать смущение у нее получалось лучше всего. – Удачи вам в расследовании.

– Спасибо. И вам удачи, – пожелал я несколько растерянным голосом.

Мисс Форестье почти грациозно приподнялась из-за стола и, не очень успешно копируя походку манекенщицы, направилась к выходу.

Улыбчивый официант принес мне счет. Расплатившись, я заказал еще эспрессо.

Погода стояла на удивление теплая. Небо ясное, и солнцу ничего не мешало хорошо прогреть осенний воздух. Направляясь к машине, я услышал мелодию своего мобильника. Звонил Фрэнк! Нет, мир сегодня окончательно свихнулся: девушка, тихая серенькая мышка, буквально взорвала мой мозг своим сообщением, а мой приятель, пребывавший в это время в «коматозном» сне, и которого вряд ли могли разбудить даже залпы салюта в его квартире, сам мне звонит! Не слишком ли много сюрпризов пришлось на этот полдень? А ведь день еще не закончился…

– Привет, детектив, – слишком бодро для недавно проснувшегося человека поприветствовал меня Фрэнк. Ты где?

– Еду в машине домой. Что, я так понимаю, есть новости?

– Да. В принципе, уже могу выслать счет за свои услуги.

– Вначале вышли свой отчет, чтобы я мог определить: насколько будет обоснована сумма твоих претензий.

– Только что выслал и тешу себя надеждой, что ты все же найдешь в своей душонке мужество проявить себя джентльменом и оценить мою гениальность по достоинству.

– Ну, ну… Блажен, кто верует. Знаешь, твое гипертрофированное самомнение о собственных талантах не имеет размеров и раздуто до бесконечности. А я человек простой и у меня обычные, вполне приземленные критерии оценки той или иной информации. Вот и жди результатов труда моего, не претендующего на гениальность мозга, минут через сорок. Приложу все свои усилия, чтобы не оказаться скрягой в расчете твоего гонорара. До скорого, – отключился я, чтобы не выслушивать монолог Фрэнка о нем любимом. Не хотелось сейчас прерывать свои размышления; нужно было прокрутить в своих мыслях состоявшийся разговор, чтобы разобраться: в чем мне врала Полин, а в каких моментах сказала правду. Я думал об этом и по дороге домой, и потом уже дома, сидя на террасе и заполняя свой блокнот новыми вопросами. Мне пришлось неоднократно вспоминать нашу недавнюю беседу с Полин, подключив к этой работе диктофон, который я включил сразу, как только мисс Форестье подошла к моему столику, там, в кафе. Разработав целую теорию с огромным количеством деталей, иногда весьма противоречивых, я пришел к выводу, что сам пока не в состоянии разобраться: мозг был перегружен. Нужна была передышка, чтобы вся информация, заполняющая мою голову, более-менее упорядочила в ней свое местоположение.

В шесть часов вечера я прервался на чай, благополучно заменив его пивом. А еще через час приехав Фрэнк, вчера мы с ним договорились об этом; все-таки скоро мне предстояло уехать в другую страну и, возможно, на длительный период. Зачем же раньше времени доставлять страдания Клео?

Тодескини был бодр и весел. Это легко объяснялось: ему все же удалось дома поспать пару часов. Фрэнк присел на корточки перед Клео и, не пытаясь ее погладить, просто смотрел на чуть удивленное животное. Пристально на него взглянув, она пока не шла на более близкий контакт. Но то, что Клео не выразила своего неодобрения, для начала уже было успехом. Несколько минут длилось их молчаливое знакомство. Затем мой гость произнес:

– Привет, Клео. А ты очень красивая.

Странно, но кошка, похоже, почувствовала, что оценка ее внешности была достаточно высокой. Она грациозно потянулась, демонстрируя себя во всей красе, как опытная модель, и довольно мурлыкнула. Фрэнк протянул ладонь и погладил ее, а та вполне благосклонно приняла такое, достаточно интимное для нее, прикосновение незнакомца; хотя думаю, что радушие моей подруги было связано в большей степени с половой принадлежностью нового гостя, нежели с его личностными качествами, а значит, у Клео не возникло ревности и причин предполагать, что кто-то может посягнуть на ее права. Вполне удовлетворенная встречей и знакомством, кошка отправилась в свое кресло.

– Фрэнк, пойдем на второй этаж, покажу тебе твои апартаменты.

– Пойдем, на первый взгляд, у тебя вполне уютненько.

– Не думал, глядя на твое жилище, что уют относится к твоим приоритетам, – поддел я его.

– А он и не является. – (Поддеть не удалось.) – Но иногда хочется пожить в «приглаженном» гнездышке.

По винтовой деревянной лестнице мы поднялись наверх. В моем коттедже было всего лишь две гостевых комнаты, что с моим образом жизни мне было даже много. Одна комната была оформлена в английском стиле (конечно, в моем понимании), а другая – в итальянском, более теплом. Фрэнк осмотрел их и сделал «патриотичный» выбор, что меня не удивило. «Английская» спальня не отличалась особым дизайном, но с точки зрения комфорта – в ней было вполне неплохо. Широкая кровать, напротив – изображение английского флага на всю стену, в центре которой плазменный экран телевизора. Под ним – передвижная консоль, которая может служить столиком. По обеим сторонам кровати – круглые тумбочки с настольными лампами, стилизованных под большой вопросительный знак. Углы комнаты закрыты закругленными зеркальными витражами, тонированными под «осеннюю зелень», как и платяной встроенный шкаф. Небольшой балкон. Ванная комната. Все – в приятных, мягких фисташковых, оливковых, бежевых тонах. В «итальянской» гостевой преобладали тоже теплые цвета: бежевато-кремовый, абрикосовый, персиковый, но, очевидно, в большей степени это был «женский» стиль дизайна. В принципе, она дублировала мою спальню.

Оставив Фрэнка, я направился к себе, быстренько принял душ и переоделся в домашний трикотажный костюм.

Спустя четверть часа мой гость спустился в гостиную. Клео вновь встретила гостя приветливо и благодушно, тем более что тот привез ей разнообразные кошачьи деликатесы. Усевшись в кресло, Тодескини полчаса поглаживал лежащую на пуфике кошку по спинке, рассказывая той, какая она красивая, умная, удивительная… Сидя напротив и наблюдая эту картину, я подумал: а ведь он мог бы осчастливить любую девушку! Фрэнк был так красноречив, что мы с Клео слушали его, затаив дыхания и позабыв о важном: Клео – о еде, я – о выпивке.

В конце концов он охрип. А я с «красивой, умной, удивительной» воспользовались этой паузой, заполнив ее приятными занятиями: кошка – едой, я – выпивкой, в частности пивом. Фрэнк, не очень долго раздумывая, тоже поддержал меня в этом деле. Минут сорок я ему рассказывал о моей встрече с мисс Форестье. Безусловно, профессорское послание, переданное мне Полин, мягко говоря, обескуражило моего гостя. Но не верить девушке мы, тем не менее не могли. Каким образом та могла знать о расследовании, которое вела мисс Кэмпион? Нет, теоретически, конечно, могла: «слухом земля полнится». Но зачем Полин такая ложь? Когда умерла Мишель… мисс Форестье было лет семь-восемь. Обмозговав ее сообщение и так и этак, мы решили, что девушка сказала мне правду. Но тогда возникал вопрос, а откуда профессор узнал обо всем этом: расследовании, убийстве актрисы двадцати двухлетней давности и самое главное, что к этому убийству причастна женщина? Значит, Лора общалась со стариком? Но ведь журналистка еще не начала свое расследование, чтобы прийти к выводу об убийце-женщине. Вопросов накопилась немало… Возможно, ответы – в пропавшем дневнике? В любом случае, нужно было выяснять, что же все-таки произошло с мадемуазель Байю…

Доклад Фрэнка о проделанной им совместно с Бифом работе тоже занял немало времени, впрочем, некоторое время мы с Клео не роптали. Но где-то на двадцатой минуте его монолога кошка начала активно зевать, хотя, поняв, что мы не собираемся реагировать на ее демонстрацию, надменно взглянув на меня, а затем – на впавшего в раж рассказчика, удалилась. Мне скучать не пришлось. Часам к восьми Тодескини закончил излагать добытую им информацию, и я пошел готовить поздний ужин. Точнее, он был приготовлен миссис Риттер, оставалось только его разогреть.

За едой – овощным салатом и штруделем с треской – у нас разгорелась дискуссия, начало которой положил Фрэнк, спросив:

– Ты ведь понимаешь, что профессора могли убить?

– Из-за дневника?

– Конечно. Думаю, старик мог бы много чего рассказать из серии «секретных материалов».

– Но ведь ничего не нашли, – нехотя попытался протестовать я.

– А разве всегда находят, Марк? Ты же сам в это не веришь. Во-первых, не всегда следы яда можно обнаружить при токсилогическом анализе. Я прав?

– Да, – вынужден был согласиться я.

– А, во-вторых, как ты себе представляешь картину: профессор, положив дневник в сейф, закрыл его и вытер свои отпечатки какой-то тканью… или же проделал всю операцию в перчатках. Не абсурд ли?