Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой - Александр Колмогоров

А дикая черешня, которой уже нет и в помине! В заброшенных, оставшихся от первых поселенцев садах её было достаточно. Вооружившись банками на верёвочках, мальчишки, как обезьяны, облепляли высокие деревья и несли по домам литры и килограммы чёрной мелкой, но такой сладкой ягоды. Варенье из этого лакомства водилось в каждой семье. А нежная белая, чёрная и розовая шелковица, которую можно было есть только на дереве. Созревая, падая и разбиваясь в кашу, она привлекала тысячи пчёл своей сахаристостью. Сколько укусов и слёз претерпели подростки, бегая босиком по дворам, усыпанным ею, и невольно наступая на роящихся сборщиков нектара.

В ноябре приходила очередь дикой хурмы. Хрупкость её веток, мгновенно и с треском ломающихся под весом даже лёгких мальчишеских тел, была просто необычайной. Много раз с риском сломать себе шею приходилось лететь с дерева, если желание дотянуться до наиболее густых плодовых веток перевешивало здравый смысл. Зато их можно было долго хранить дома, отчего подвяленные ягоды становились слаще и менее вяжущими. Специально ходили в лес и за диким виноградом, оплетающим высокие деревья. Урожай снимали вёдрами и тоже варили варенье, пастилу или давили из ягод вино. Алыча! Найдя в лесу это плодовое дерево, надо было лишь подбирать с земли жёлтые спелые плоды в корзины или вёдра. Собирали также кизил, кислицу, дикие груши, фундук, грецкий орех и каштаны. За последним ходили в горы в конце октября — начале ноября.

Договорившись со знакомыми взрослыми, чтобы взяли с собой, вставали в 4 утра и с собранным с вечера мешочком за плечами (рюкзаков тогда и в помине ни у кого не было) быстро шли в темноте за 8–10 километров в горы (на Черноморку, в Мамедову щель или в Алексеевку). Добравшись до места к рассвету, отыскивали по склонам и лощинкам дерево с крупными осыпающимися плодами и, привязав на талию лёгкую полотняную сумочку, начинали сбор. По мере её наполнения содержимое пересыпалось в мешок за плечами. Особенно везло после прошедших накануне коротких ночных дождей с ветром. Сборщики постепенно разбредались по лесу, изредка окликая друг друга. Устав, сходились поесть, хвалились собранным урожаем и расходились вновь. Хождение вблизи не приветствовалось.

Став постарше, Саша и сам почувствовал, что аура леса, этих громадных, в несколько обхватов каштановых деревьев располагала к созерцанию красоты природы, гор, покою, размышлению и к… одиночеству. Отсюда не хотелось уходить. Лес компенсировал физическую и психическую усталость и полуголодное существование, наполнял какой-то языческой радостью, помогал очищению души. Отдыхая у дольменов, Саша ощутил, почему именно в этих местах — в тени вековых кряжей — и строились (или высекались в огромных каменных валунах) «дома карликов» — гробницы вождей древних адыгов.

Соприкасаясь с вечностью, молчи,Но слушай, слушай, каждой клеткой — слушай!

Домой каштана и орехов несли сколько могли, рассчитывая только на свои физические силы. Из первого похода 8-летний Саша принёс, помнится, килограммов семь. Каштан ели свежий, в вяленом, жареном и варёном видах. Его сушили, перемалывали и добавляли в обычную муку при выпечке. При желании сдавали государству. За него платили по 30 копеек за килограмм, открывая в горах специальные приёмные пункты для населения. В сезон на заработки наезжали даже сборщики с Кубани, которых здесь называли каштанниками. Значительное место в досуге подростков посёлка того времени занимали вечерние игры в казаков-разбойников и воскресные выходы на рыбалку на реку или море…

Послесловие

«Ещё одна последняя страница…» Разве можно остановиться, войдя однажды в сумрачный лес прошлого? Те, о чьих судьбах я вам поведал, просто были мне ближе других. И пусть кусочки мозаики их жизней займут свои места в панораме прошлого всего человечества. И прочь анекдот о том, что если человек начинает учиться музыке в 60 лет, то есть надежда, что свой первый концерт он даст только на… том свете!

Дополнительные сведения об 11-ти внуках Н. А. Лухмановой, упомянутых в книге:

— Нина Дмитриевна Лухманова на 1946 год была замужем и проживала в Москве;

— Борис Дмитриевич Лухманов на 1930 год — лоцман Шанхайского порта;

— Ксения Дмитриевна Гольдберг (Лухманова) с 1945 года проживала с матерью Верой Николаевной Лухмановой (умерла в 1970 г.) и дочерьми Ксенией и Верой в Латвии (Лиепая). Умерла в 2002 году;

— Николай Дмитриевич Лухманов. Определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР (№ 4-H-0399/56 от 7.03.1956 г.) приговор в отношении него от 11.09.1938 года отменён и дело прекращено за отсутствием состава преступления;

— Зоя Васильевна Массен (по первому мужу Тихонова, по второму Соколова) с 1933 года проживала в Ленинграде, член ВКП(б), блокадница. С 1978 года на пенсии, умерла в 1985 году;

— Владимир Михайлович Ошанин с 1965 года проживал со второй женой Альминой Михайловной и матерью Ольгой Михайловной (умерла в 1967 г.) в Севастополе. Работал в Институте Океанологии, умер в 1988 году. От первого брака имел двух сыновей, от второго — сына Владимира (проживает в С.-Петербурге);

— Юлия Григорьевна Вопиякова (Колмогорова). Её муж А. А. Вопияков репрессирован в марте 1940 года (умер в следственном изоляторе в феврале 1941 г.), реабилитирован в 1957 году. Имела двоих сыновей — Владимира и Бориса. Проживала в Грозном, работала в редакции газеты. Умерла в 1975 году на руках у сына Бориса;

— Фёдор Григорьевич Колмогоров, участник ВОВ, был ранен. В 1947–49 годах начальник Ставропольского краевого управления кинофикации. С 1949 года проживал в Тюмени, работал в управлении культуры. Награждён орденом «Знак Почёта». Был дважды женат, умер в 1975 году на руках жены — Боровиковой Т. А. (1925–1996). Имел приёмного сына Колмогорова Василия Фёдоровича (родился в 1945 г., проживает в Урае);

— Мария Григорьевна Колмогорова (1907–69?), зоотехник. Работала с лошадьми. Умерла на Кубани. По завещанию за её гробом вели лошадь под седлом. Детей не имела;

— Екатерина Григорьевна Турутина (Колмогорова), окончила библиотечный техникум. Участник ВОВ, награждена орденом «Отечественной войны» 2-ой степени и медалями. Проживала в Москве, где и умерла на руках у единственной дочери Светланы Алексеевны Турутиной в 1996 году;

— Надежда Григорьевна Колмогорова, последние годы трудовой деятельности — заведующая железнодорожным клубом. После оформления 1-й группы инвалидности проживала с сыном Александром Григорьевичем Колмогоровым в Люберцах (Московская область), где и умерла в 1991 году;